что это за писанина, Фёдор не стал, испугавшись, что, если наклонится, рухнет головой в унитаз. Он смыл воду и неожиданно вспомнил, что его бывшая, но единственная, разлюбленная, но не забытая жена месяц назад умерла. Или это тоже привиделось ему в бредовом, похмельном сне? А что не привиделось?
Фёдор вышел из туалета, прижался спиной к двери с латунной фигуркой писающего мальчика и окликнул Инну. Голосом пьяницы и труса. Звучал он особым образом – чуть визгливо, неуверенно, жалобно. Но Инна мгновенно откликнулась на этот мерзкий голос.
– Я в ванной, – раздалось из-за соседней двери.
Булькнула вода, будто в подтверждение.
Фёдор дернул ручку. Дверь оказалась заперта.
– Подожди, я скоро выйду.
Он продолжил дергать.
– Впусти меня.
– Собакин, ты меня слышал? Жди.
На кухне он долго пил из крана воду с запахом болота, трясясь, чувствуя себя мокрой мышью, которую безжалостные коты загнали в угол. От невыносимого ужаса и убийственной тошноты, казалось, спасет только водка. Без особой надежды Фёдор обыскал шкафчики, заглянул в холодильник. Нашел лишь сломанную сигарету в дальнем углу подоконника, оторвал лишнее и прикурил от зажигалки с длинным хоботком, предназначенной для газовой плиты. Знал, что это ошибка, но ничего не мог с собой поделать. После первой затяжки голова поплыла, полетела куда-то за окно. Фёдор рухнул на стул, сидел с тлеющей между пальцев сигаретой, не решаясь сделать вторую затяжку, потом кинул окурок в мойку.
Хотелось выблевать всего себя.
Из ванной вышла Инна в махровом красном халате, с полотенцем, намотанным на волосы.
– Проснулся? – спросила она.
– Да.
– Как ты себя чувствуешь?
– Плохо.
– Пройдет. Еще будешь спать?
– Я боюсь.
Она села напротив, подперла кулачком щеку.
– Все пройдет.
Фёдор в ответ передернулся.
– Зря курил, – сказала Инна.
– Я не знаю, что мне делать, – ответил он.
Все тем же мерзким голосом.
– У меня есть план, – сказала она. – Я сейчас вернусь, подожди.
– Куда же я денусь?
– От тебя можно всего ожидать. В окно сбежишь, например.
Она ушла в комнату. Он и правда выглянул в окно, будто ища там спасения. Сквозь мутную небесную пелену светило блеклое солнце. По набережной вышагивали двое забулдыг с коричневыми бутылками пива. Захотелось пойти с ними, пить и безысходно смеяться. Никогда не вернуться назад. Забыть себя. Сгинуть. Фёдор даже привстал, но нахлынувшая дурнота усадила его на место.
Вернулась Инна в черном обтягивающем платье. Фёдор удивился, почувствовав возбуждение, пусть и слабое. Она, конечно, сразу это поняла, сев и закинув ногу на ногу, посмотрела насмешливо.
– План такой, – сказала Инна. – Сначала ты все-таки сострижешь ногти и сбреешь эту мерзкую бороду. С ней ты на бомжа похож.
– Я не смогу сейчас, – ответил Фёдор и показал руки.
Они не дрожали, но сил в них не осталось.
– Обслужить тебя? – спросила Инна.
Она не шутила. Принесла кусачки и обрезала ему ногти на руках. Фёдору казалось, что Инна в отместку за все выходки отхватит кусочек пальца. Но Инна была аккуратна и нежна.
– Не верится даже, что ты здесь, – сказал он.
– Мне, представь, тоже, – ответила она.
Потом она брила ему триммером бороду, а он глядел на свои распухшие и красные руки запойного алкаша. Вспомнил последний сон.
– Мне снилось, что какой-то человек мне голову бреет.
– Что, побрить тебе и голову?
– Он еще стихи читал.
– Стихи я тебе читать не буду.
– Я ваш ангел. Я отец. Я его жестокость знаю. Смерть моя уже близка, – вспомнил Фёдор. – Откуда это? Я сам сочинил во сне?
– Александр Введенский тебя опередил.
– Не помню.
– Я раньше увлекалась обэриутами, – сказала Инна. – Между прочим, тут неподалеку жил Константин Вагинов. Хотя он не был обэриутом. Просто дружил с ними. И кокаин любил. Мандельштам им восхищался.
– Кокаином?
– Вагиновым.
– Жаль, я не Вагинов. Тут тебе и кокаин, и восхищение Мандельштама.
– Тебе это не нужно. Ты и так хороший писатель.
– Что-то я стал сомневаться.
– Не выделывайся, – отмахнулась Инна. – Самому-то приятно такое слышать.
– Может, я сдулся?
– Скоро выясним.
Закончив бритье, она погладила ему щеки теплыми ладонями.
– Вот, так лучше.
Фёдор положил руки ей на ягодицы и тихонько сжал.
– Ну уж забудь! – сказала она. – Сначала сдашь анализы в КВД.
– Зачем?
– Он еще спрашивает!
Инна резковато высвободилась, села напротив.
– Ты почти месяц не пойми где пропадал.
– У меня ни с кем ничего не было, – сказал Фёдор.
Он вдруг вспомнил проститутку – как же ее звали? – и голос прозвучал уверенно.
– Мне нужно убедиться. К тому же ты говорил, что не помнишь ничего.
– Это бы я запомнил.
– Ну ага! Так я и поверила! Тут помню, тут не помню? Не смеши! И спать, пока не сдашь анализы, мы будем в разных комнатах.
– Ладно. Только у меня денег нет. Меня обокрали.
– Ничего, я разорюсь. Сделаю тебе подарок. И себе.
– Когда?
– Завтра.
– Я себя еще плохо чувствую.
– К утру пройдет. Ну а не пройдет, потерпишь. Потерпишь? Сколько я терпела из-за тебя.
– Потерплю.
– И вот еще…
Она ушла и вернулась с его смартфоном.
– Я зарядила.
– Спасибо. Только звонить никому не хочу. Да и некому.
– И не и нужно. Скажи пин-код.
– Зачем?
Инна посмотрела на него исподлобья. Ответила как будто терпеливо, но немножко сквозь зубы:
– Хочу проверить кое-что.
– Пин-код – твой день рождения, – пожал плечами Фёдор.
– Правда? – Она разжала зубы.
– Проверь.
Опустив глаза к экрану, она ввела пин-код, чуть рассеянно села и сосредоточилась на смартфоне. Фёдор ждал. Дурнота еще не прошла, но снова хотелось курить. И выпить. Выпить хотелось так сильно, что немели руки и ноги.
«Теперь это никогда не пройдет», – подумал он отрешенно.
Инна подняла на него враждебный взгляд, будто прочитав мысли. Фёдор через силу улыбнулся. Она снова опустила глаза.
– А школа? – спросил он. – Ты уволилась?
– Помолчи, пожалуйста. Не отвлекай.
Он представил, как откусывает себе язык и выплевывает ей под ноги. Может быть, такой поступок смог бы искупить его грехи перед ней? Хотя грехов было не так уж и много. И спустя минут двадцать Инна в этом, кажется, убедилась. Она отложила смартфон, посмотрела на окно, потом куда-то в пол, подняла глаза на Фёдора и сказала:
– Или ты удалил все свои блядские переписки, или и правда мне не изменял. Одно из двух. В чем я права?
– Сама как думаешь? – спросил Фёдор.
– Ненавижу риторические вопросы. Ты скажи.
– Да я даже не помню, где был все последние дни.
– Это не ответ.
– У меня нет другого ответа, – сказал Фёдор и, почувствовав рвотный позыв, издал горлом неприятный звук.
Пару минут она
