с долгами, прошу у Литературного фонда субсидию.
Нужно мне — 300 р. на год. Платить начну через два месяца по получении ссуды, т. е. буду платить 10 месяцев по 30 р. Можно это устроить?
Если можно — помогите. Другого исхода я не вижу, а если бы мог сделать что-либо помимо Фонда — предпочел бы это. Еще прошу Вас вот о чем — будьте добры поскорее ответить мне.
Поклон В[ладимиру] Г[алактионовичу], Вашей супруге и племяннице.
Прощайте.
Переезжаю в Одессу по приглашению Маракуева. Платить буду аккуратно.
Не ранее 9 [21] декабря 1896, Н.-Новгород.
Уважаемый
Владимир Галактионович!
В случае, если «Озорник» окажется неудачным — не дадите ли Вы мне аванс р[ублей] сто? Если Вы видели Сергея Яковлевича, то, наверное, он сказал Вам, что мне нужно ехать в Крым. Пожалуй, что это необходимо, болезнь прогрессирует, силы быстро падают, и я едва могу работать.
В декабре, тем не менее, я постараюсь кончить один рассказ, я знаю, более удачный по исполнению, чем посылаемый при этом письме.
А если Вы найдете, что и «Озорник» может быть напечатан — дайте мне тоже р[ублей] сто вперед.
С почтением
Многоуважаемый
Николай Федорович!
Деньги получил — спасибо! Расписку прилагаю. О состоянии моего здоровья могу сказать, что оно расстроено, подробнее — я сильно кашляю, лихоражу, страдаю бессонницей, аппетит плох. Лекарств не принимаю никаких, кроме морфия, ибо три доктора, поставив три диагноза, выписали мне три группы препаратов, взаимно друг друга отрицающих. Жду хорошей погоды, возможности гулять и купаться, чем и надеюсь вылечиться. Если б кто-нибудь из петербургских книготорговцев продал мне Гиббона с рассрочкой платы — это наверняка хорошо бы подействовало на мое здоровье. Засим до свиданья! Кланяюсь Владимиру Галактионовичу и желаю всем доброго здоровья, ибо здоровье — очень ценная вещь, в чем шестой месяц из дня в день и убеждаюсь.
С уважением к Вам
P. S. [3] Больше не надо (пособие), ибо это довольно-таки обидно, хотя нужда заставляет меня пособия принимать и тратить. Я считаю себя в долгу у О[бщест]ва на 150 р. Если круто придется — очень круто — я попрошу ссуду — и ежели не скоро умру, так 150 р, непременно выплачу. Честное слово!
12 [24] октября 1897, Мануйловка.
[…]
Поговорим еще вот о чем: получил я письмо от Корчагина с настойчивым предложением издать книгу. Ответил отказом, но обещал зайти к нему, будучи в Москве. Может быть, издавать? Но в эту зиму у меня будут хорошие вещи. «Роман» мне пока нравится. Кончив его, я начну еще одну очень своеобразную вещь. Подождать?
Затем: из твоего письма, по-моему, явствует, что в Каменном тебе нехорошо. Подумай об этом и сообщи мне, удобно ли вообще будет тебе зимовать там? Обо мне не беспокойся — я в припадке работы, и мне теперь все равно — буду писать хоть в печной трубе. Но — что это за обидчивость у вас с Зиной, и неужели нельзя устранить ее? Я мало знаю Зину, но она всегда казалась мне умной.
Письмо с просьбой о деньгах пошло в «Н[овое] с[лово]» только вчера. Ор[ловская] на зло мне очень редко посылает в Галещину. Вчера я ввергнул ее в здоровенный припадок.
Здесь пошел дождь. Тороплюсь кончить — едут. […]
Конец декабря 1897 или начало января 1898,
Каменное, Тверской губ.
Рад, что Вы сообщили мне о начале Вашего славного дела. Я от В[ладимира] А[лександровича] уже знал, что оно имеет быть.
Разумеется, печатайте «Челкаша», если полагаете, что он подходящ для публики, на которую Вы рассчитываете. И еще я Вам, Виктор Сергеевич, показал бы рассказик «Шабры», напечатанный в октябре в «Нижегор[одском] листке» и рассказ «Ефимушка» (там же, тогда же). Я скоро перееду жить в Нижний и оттуда вышлю Вам эти штуки. Их очень хвалили извозчики, а также и интеллигенция. Напишу Вам о мужицком театре, к[ото]рый я устроил в Малороссии, и вообще буду писать по мере сил и возможности.
Желаю от души успеха делу, а Вам желаю веры в успех его и крепко жму руку.
Каменное, Тверской.
Если что понадобится от меня — пишите сюда, а о выезде отсюда я своевременно сообщу Вам.
После 27 февраля [11 марта] 1898, Н.-Новгород.
Почтенный
Сергей Павлович!
Против распределения и цвета обложки — ничего не имею возразить. Но если публика, увидав, что обложка водянистая, сделает по сей причине соответствующее заключение о содержании книжки? А впрочем — предоставляю все на волю Вашу и от души желаю Вам не понести убытка в этом деле.
Жму руку Вашу.
Тихий пер., д. Карташова.
Огорчен, что не могу написать предисловия, но — не могу. Пробовал, знаете, но все выходит так, точно я кому-то кулаки показываю и на бой вызываю. А то — как будто я согрешил и слезно каюсь. И, чувствуя, что все это неподходяще, — бросил я это дело.
После 16 [28] марта 1898, Н.-Новгород.
Говорят, что в Питере живут люди сердцем черствые, к нуждам ближнего глухие — Вы не питтерец, должно быть? Очень я тронут Вашей телеграммой, уважаемый Сергей Павлович. Вижу в ней Ваше желание помочь мне и, веря в искренность этого желания, с благодарностью, крепко пожимаю Вам руку.
В то же время я огорчен Вашим сообщением о том, что первого тома Гиббона нет в продаже. Он так важен! Не смею просить Вас поискать эту книгу у букинистов.
Напишу в Москву, нет ли там. Приобрести Гиббона в собственность — давняя мечта моя.
Примите мое сердечное спасибо за Ваши хлопоты по поискам книги. Если можете — вышлите денег,
