более тридцати лет назад. И вот решила посетить родину, впервые.
Звонит уже месяц, ежедневно, и задает вопросы.
– Что-то я боюсь ехать, если честно, – говорит тетя Аня.
– Не бойся, – отвечает подруга. – Чего ты боишься?
– Всего, – отвечает тетя Аня.
– Ну, тогда не приезжай, – говорит подруга.
– Ты не хочешь, чтобы я приехала?! – потрясена тетя Аня.
– Хочу!
– А что же тогда болтаешь? – возмущается тетя Аня. И продолжает задавать вопросы.
– А ты ездила когда-нибудь из Москвы на «Саксане»? – спрашивает она.
– На «Сапсане», наверное. Да, сто раз.
– И как?
– Что как?
– Как там с безопасностью?
– Нормально, – отвечает подруга и вытаскивает третью сигарету из пачки.
– Прям-таки нормально? Прям-таки садишься и доезжаешь такой же, как вошла?
– Тетя Аня, там ехать всего ничего, три часа… Какой села, такой и встала…
– А там кормят? – спрашивает тетя Аня.
– Там предлагают напитки и какую-то еду, да.
– А она свежая, еда ваша? Не отравят?
– Специально – нет, – отвечает подруга и вытягивает из пачки восьмую сигарету.
– А ты сама ела или мне первой предлагаешь попробовать? – спрашивает тетя.
– Ела.
– А что ты так отвечаешь?
– Как? – потихоньку звереет подруга. – Как я не так отвечаю тебе?
– Ну, как-то неприветливо. У вас там все такие неприветливые?
– Нет, только я, – цедит подруга.
– Тогда скажи мне, – продолжает тетя Аня, – в вагоне много пьяных?
– Где? В «Сапсане»? Нет. Вообще нет пьяных.
– Как это может быть, чтобы у вас в поезде не пили?
– Может быть, пьют, но не успевают стать пьяными, – сучит ногами подруга.
– Послушай, а вот расскажи подробно, что там есть? Кресло удобное? Не холодно? Туалет чистый?
– Чистый туалет. Не холодно. Чисто, удобно, светло и тепло. И мухи не кусают.
– В нашем поезде? Не смеши! Чисто… А вот мне тут одна сказала, что там есть бизнес-класс? Может быть, туда купить билет?
– Купи.
– А что ты так отвечаешь?
– Как?
– Невежливо! Вот как! У вас там все такие?
– Нет, тетя Аня, только я.
– Так мне брать бизнес-вагон? Он лучше? Безопаснее? Чище? Теплее?
– Не стоит, тебе будет и в обычном хорошо…
– Но мне сказали знающие люди, что в бизнес-вагоне люди поприличнее!
– В обычном тоже приличные.
– Да? Так ты хочешь или нет, чтобы я приехала? Мы же столько не виделись!
– Хочу, – отвечает подруга и глазами посылает мужа за второй пачкой сигарет.
– Тогда скажи: а вагон по пути не отцепят? И не прицепят к другому поезду? У вас же там бардак кругом! Я все помню!
– Тетя Аня. Слушай внимательно. Тебе надо взять билет в пломбированный вагон, ты поедешь, как Ленин, тебя подвезут прямо к броневику на Финляндском вокзале, а там я буду стоять справа в уголке, в руке красная гвоздика, спутница тревог. Ждем.
– Вот это другое дело, – выдохнула тетя Аня. – В пломбированном вагоне я буду намного спокойнее, только еды надо побольше взять, вдруг буфет тоже будет запломбирован.
Что ты делаешь со мной, тихий саксофон? Иногда только, снисходительно, клавишным даешь пару минут, а потом льешь и льешь, разливаешь по опустевшей после празднеств гостиничке, еще поблескивающей дождем новогодним, льешь свою музыку, и невозможно уйти и оторваться от окна. А в нем замерзший залив, по нему раскиданы нахохлившиеся черные птицы, рыбаки, каждый далеко друг от друга… Хуторяне. А сегодня эти черные птицы исчезли с залива и перекинулись на ветки деревьев, прикинулись воронами. Холодно и туман.
Вчера по заливу ходили люди, зачем-то подходили к рыбакам, делали их снова одинокими, зачем… Где люди, там всегда одиночество. И только с музыкой, что же ты вытворяешь со мной, саксофон… И только с тишиной зимнего сна… И только с девочкой, восемнадцать не больше, которая спрашивает: вам первее что принести? кофе или сырники?
Первее… Вторее… Восьмее…
И только с парнишкой, который первее девочки все принес, и сказал: только по заливу не идите, обещайте, опасно… а то вы глаз с него не сводите. Только с этим всем нет никакого одиночества.
Лужа или озеро, кто как называет, в парке возле дома.
Лет пятнадцать назад я там плавала, и пацаны еще с окрестных домов плавали, все говорили, что нельзя, вы что, ну пацаны – дураки, а вы взрослая женщина, а плаваете. А там, говорили, много трупов на дне, да-да. И еще есть холодные, ледяные воронки, которые затягивают. Если уж плаваете, женщина, опасайтесь этих воронок. Это, говорили люди, еще при Екатерине ее купальни были, а сейчас загадили, пьяные утопшие здесь и воронки, и вообще очень грязно.
Но я видела чистую синюю или серую воду, а трупов чего бояться, они плохого не сделают, и потом морозы такие были долгими зимами, что какая там грязь и зараза.
И я переплывала по несколько раз эту лужу в жару, от которой только в этой Екатерининской некогда купальне и можно было спастись. Где, как все говорили, а потом дети меня ругали и муж, много утонувших. И воронки ледяные, не смей плавать там.
А недавно, еще снег лежал, пошла гулять, а там утки, и первый вопрос у меня всегда, как у Холдена Колфилда: а куда эти зеленоперые на зиму деваются? Они же не могут на юг долететь. Или могут?
Гуляла, вспоминала, как не боялась плавать, хотя все пугали, а пацаны с округи ныряли и говорили, показывая на меня, вот тетя дает.
Ничего не боялась.
Гуляла недавно, и очень красиво там было. Деревья еще без листьев, без листьев они самые красивые, очень красивые со своими кровеносными системами, ветвями-ветками, спутанными волосами… Ничего красивее нет, чем голые деревья, без всяких там клейких листочков. Совершенство само. Япония.
Снег еще лежал, темнело, а в предыдущем нашем доме, который тоже был напротив этого парка, окна горели в нашей бывшей квартире. А я десять лет туда не могла смотреть, и когда мимо проезжала, то голову отворачивала, всегда отворачивала, боялась, что мужа там не увижу, всегда видела его спину у окна на кухне, он любил там сидеть, курить, читать. Когда живой был.
И вдруг впервые решилась и посмотрела на то окно.
Давно другие люди на нашей кухне. Чужие. Стеклопакеты. У нас их не было тогда… Какие-то дети мелькают, не мои. Муж чужой. И его жена. Не я. Балкон застеклили.
Долго и спокойно вглядывалась, спокойно думая, что давно у меня просто другая жизнь, сто пятая, и я когда-то ничего не боялась и плавала в запрещенной луже, а потом боялась только на эти окна смотреть, а