смертоносные схемы. Это его не пугает – он горит от нетерпения ввязаться в драку. В этой порывистости она узнает ту девушку, какой была сама. И ту же безграничную веру в свои силы.
С тех пор как в их разговорах возникла Гермина, кажется, что она повсюду, направляет порывы Ханно в прагматическое русло. Мириам права – она подталкивает его к росту, но Ирен предпочла бы, чтобы он созревал в естественном, своем ритме. Эту тайную мысль она держит про себя, ведь сын так редко говорит с ней по душам. Она спрашивает:
– Когда же ты наконец представишь мне ее?
Он смеется, на щечках ямочки. Всего на несколько секунд Ирен пугается его красоты. Если от нее он унаследовал большие черные глаза и длинные ресницы, то от отца – кудри пастуха итальянского Возрождения.
– Мы часто о тебе говорим. Гермина восхищена тем, что ты воспитала меня одна, при этом работая вовсю. Ее мать более… обыкновенная, знаешь ли. Это женщина у очага, как Ома. Я рассказал ей, чем ты занимаешься в центре. Ее это впечатляет.
Польщенная, она отвечает, что торопиться не обязательно. Она будет счастлива познакомиться с ней, когда они сами сочтут, что подходящий момент наступил.
А пока нужно решить, какие планы на Рождество. Ей хочется съездить в Париж, она мечтает о долгих прогулках, киноклубе и неистовых спорах с Антуаном, а потом, как обычно, поглазеть на витрины больших магазинов бульвара Осман. Ханно аплодирует ее плану, он очень привязался к Антуану.
– А ночевать где будем? У бабушки?
Вырвавшееся словцо тут же омрачает радужную картинку каникул.
Одна мысль о ее спаленке с выцветшими обоями вызывает у Ирен такое чувство, будто придется надеть что-то неподходящее по размеру, до боли тесное.
– Не в этом году, – решает она. – Так мы избавимся от торжественного рождественского ужина в обществе твоих дядюшек.
Обменявшись взглядами, они скрепляют эту договоренность.
В понедельник утром она выходит из дома, когда еще не рассвело. Шея обмотана толстым шарфом из мягкой шерсти – это подарок Ханно, он согреет ее, когда придется много ходить пешком по землям восточных стран.
Накануне ей пришло письмо от архивиста из Яд ва-Шем: тот сообщил, что Лазарь Энгельман выступал как свидетель на первом процессе по делу Треблинки в 1964-м. Прежде чем встретиться с Эльвирой – девочкой, о которой он так никогда и не узнал, – она разыщет полный отчет об этом в архивах.
Самолет не очень большой. Когда он выруливает на взлетно-посадочную полосу аэропорта Дюссельдорфа, она чувствует, что увозит их всех с собой. Виту, Лазаря и Эву. Она рассчитывает на них: там они помогут ей понять, что делать дальше.
Первое впечатление от Варшавы неприятное – холодный город под свинцовым небом. Сразу на выходе из аэропорта – сильные порывы ледяного пронизывающего ветра. К счастью, у нее длинный шарф, и она может обмотать его в три слоя. Она садится не на тот автобус, блуждает по улицам, спускается в метро и выходит на Центральном вокзале, где наконец разыскивает поезд на станцию Всходня – это на другом берегу Вислы. Из него выскакивает всего за несколько минут до отхода междугородней электрички до Люблина и, вся в поту, измотавшись до предела, стремглав несется на перрон. Янина Дабровская, которая предложила съездить с ней в Люблин, уже ждет у вагона. Ее замерзшее лицо расплывается в улыбке, а из-под красной шапочки выбивается несколько платиновых прядей: «Добро пожаловать в Польшу, Ирена. Наконец-то мы встретились! Я представляла вас блондинкой строгих правил. Вроде героини Хичкока. А вы оказались прелестной брюнеткой. Все наоборот!» Ирен пожимает ей руку, отмечая, что губная помада у Янины такая же ярко-красная, как и ее шапочка.
Они запрыгивают в желтый поезд. Отопление в нем не работает, и они, не снимая пальто, покупают у идущего с тележкой по вагону проводника чай и сэндвичи. Когда отъезжают от варшавских пригородов, Ирен видит проносящиеся за окнами сосновые леса – их красные стволы, кажется, собираются на приступ небес. На опушке леса, как на страже, серебрится несколько березок. Иногда мелькает крыша фермы – ее черепицы блестят как в конструкции лего-домика – и сразу же исчезает за другими деревьями, словно возникла из сновидения. Из-за того, что вагон почти пуст, кажется, что время летит быстро. Обрадованная и словоохотливая Янина рассказывает ей про Марека, мужа Виты; завтра они увидят его семейство.
– После войны, – вспоминает она, – Сталин в Ялте потребовал Польшу и получил ее. Союзники принесли польское правительство в изгнании и Сопротивление на алтарь хрупкого примирения. Предательство – для тех, кто отчаянно боролся с нацистами. Как можно забыть, что Сталин с Гитлером в начале войны разделили Польшу? Что Красная армия с другого берега Вислы наблюдала, как пылает Варшава, ожидая, когда весь город рассыплется в прах, а его население будет вырезано или депортировано, и только тогда перешла реку? Бойцы Внутренней польской армии просили вернуть их в строй. Сталин даровал им амнистию. Тех, кто ему поверил, запытали, бросили в тюрьмы или отправили в Сибирь. Другие предпочли снова укрываться в лесах для продолжения подпольной борьбы. Марек вступил в Национальные вооруженные силы, с их ожесточенным антикоммунизмом [33]. Много лет эти «проклятые солдаты» вели партизанскую войну с советским режимом в Польше. Летом сорок пятого Марека посадили в застенки Люблинского замка. К счастью, его будущий тесть имел неплохие связи с коммунистической интеллигенцией города. Это позволило Мареку избежать отправки в ГУЛАГ.
– Его будущий тесть поддерживал коммунистов? – удивляется Ирен.
– Скажем так: нужные связи позволили ему сохранить свой лесопильный завод. После войны страну надо было восстанавливать. Его дела тогда процветали. И у него была только одна дочь. Марек потерял все. Для него этот брак был нежданной удачей. Взамен он позволял тестю вести дела с коммунистами, не ссорясь при этом с его друзьями-консерваторами. Он вытащил партизана из тюрьмы и сделал своим наследником… Он этим не хвастался, но люди-то знали. Польское некоммунистическое Сопротивление было вычеркнуто из официальной истории. Сейчас все наоборот! Теперь царит настоящий культ «проклятых солдат». Особенно среди сторонников правительства.
– Их здесь много?
– Регион разделился, – Янина кривит губы. – Управляет областью тот, кого назначило правительство, а вот мэр в оппозиции.
С тех пор как в 2015 году победила партия «Право и справедливость», две Польши противостоят друг другу. Два непримиримых взгляда на историю и будущее страны. Янина признается: ее очень беспокоит, что дальше будет с демократией.
– Нельзя договариваться с реакционерами, – добавляет она. – Давайте не будем обсуждать эту тему, Ирен! Я вся киплю.
Ирен возвращает разговор к Мареку. А его дети знают,
