от всех нас.
– Что же?
– Она была бесплодна. Мне неприятно об этом говорить, но Фрейя не могла иметь детей. И эта проблема, насколько я поняла, с ней довольно давно. Пойми меня правильно, я не виню ее в неспособности продолжить род, но она огорчила всех нас тем, что не сказала об этом раньше, не предупредила Лео о том, что в этом браке он не сможет стать отцом.
– Как вы об этом узнали?
– Спросила ее напрямую. Точнее, предложила сделать осмотр в клинике, у репродуктолога. Она ответила положительно, и когда узнала о результате, повела себя так, что стало очевидно: для нее это далеко не новость. Синдром Ашермана. Спаечный процесс. Ее матка склонна к рубцеванию и не способна выносить плод. Весьма неприятная вещь и в большинстве случаев излечима, но, к сожалению, – не в случае Фрейи. Я сделала для себя очевидный вывод: Фрейя подыгрывала Лео в желании иметь детей, заранее зная, что этого никогда не случится. Мы приняли ее в семью, но, как только вскрылась правда о ее здоровье, Фрейя переменилась, она стала вспыльчивой, раздражительной, с ней невозможно стало поговорить, она огрызалась и постоянно твердила, что мы желаем ей зла, хотим избавиться от нее.
– Но если Лео, как вы говорите, любил ее, то должен был принять ее даже с такой особенностью, разве нет?
– И Лео, и Соня были к ней очень добры, даже после того, как все стало известно. Хотя, возможно, мы просто надеялись, что все изменится, человеческое тело порой преподносит сюрпризы. Но после посещения других специалистов стало ясно – детей в этом браке не будет.
Я замолчала, пытаясь осмыслить услышанное. Если Фрейя не могла иметь детей, а для Лео это был очень важный фактор, насколько велика вероятность, что он причинил ей вред за то, что она скрыла от него правду? Мог ли он так разозлиться, чтобы намеренно или случайно навредить своей жене?
Я не успела додумать эту мысль, потому что услышала, как дверь на террасу приоткрылась, и в проеме возникла Соня в шелковой пижаме, расшитой серебряными звездами. Очевидно, она только проснулась: на щеке виднелись две глубокие складки, оставшиеся от подушки. Припадая на одну ногу, она прошла мимо нас, словно мы были частью ее сна, и, не говоря ни слова, налила лимонада из графина.
– Такая ты мне нравишься больше, – хмыкнула Мередит. – Если бы я знала, что эти таблетки так на тебя подействуют, купила бы с запасом.
Соня угрюмо взглянула на мать, а потом на меня, глотнула лимонада и плюхнулась в кресло так тяжело, словно прожила целую жизнь.
– Это мы убили Фрейю, – тихо произнесла она, и я услышала, как кусочек льда в ее стакане с резким звуком раскололся надвое.
Я вздрогнула. Мередит ошарашенно уставилась на дочь, в глазах ее плескался неподдельный ужас.
– Соня, что ты такое говоришь?
– Мы слишком много от нее хотели. Разве не так, мама? Давай не притворяться перед Эммой, кажется, она классная девчонка и не заслуживает очевидного вранья. Мы набросились на Фрейю, потому что нам всем было от нее что-то нужно. Каждому свое, разумеется. Но нельзя требовать от человека того, что он не может дать. Ожидания, которые ты не можешь оправдать, больно ранят, – проговорила она, – очень больно.
– Ты же не всерьез, – произнесла я утвердительно.
Она неопределенно качнула головой, словно находилась под гипнозом.
– Разумеется, нет. Никто ее и пальцем не тронул. Но убить можно и без этого, не так ли?
Соня повернулась ко мне и припала подбородком на сложенные перед лицом ладони. Темные глаза ее казались усталыми, а лицо без макияжа чуть удивленным.
– Мама думает, что поняла о Фрейе все, – пробормотала она, глядя как будто сквозь меня. – Она считает, что взяла ее под свое крыло, как и всех нас, так она реализует свой материнский инстинкт. Только он развился у нее на три десятилетия позже, чем было нужно. – Она хмыкнула. – Но все это неважно, я хочу сказать, неважно, что говорит мама, важно то, что при этом ощущала Фрейя. Она ведь была другой и не нуждалась в опеке, как мы. Она никому не позволила бы командовать собой, указывать, что ей делать, кем быть. Она умела не бояться правды, хоть со стороны так и не казалось.
– Не бояться правды?
Соня хмуро посмотрела на меня, и внезапно кривая ухмылка пробежала по ее губам.
– Когда тебе плохо, а другие говорят, что хорошо, это неправда. Простая истина, но для того, чтобы понять ее, нужно спросить себя: зачем этим людям лгать? Какая у них цель? – Она ухмыльнулась горячечной улыбкой и снова посмотрела на меня с каким-то совершенно нетипичным и жалким выражением лица. – Мы убили ее. Не буквально, конечно, но мы запросили слишком большую цену за собственное благополучие. Она просто не смогла бы с нами рассчитаться.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты знала, что особи земляных ос никогда не видят собственного потомства? Они зарывают свои личинки в землю и кладут рядом с ними несколько полумертвых насекомых, чтобы, когда личинки проснутся, им было чем поживиться. Мне кажется, этот метод воспитания – именно то, к чему всегда стремились в этом доме. Нас вырастили ленивыми. И в то же время мы самые трудолюбивые дети на всем земном шаре. – Она с горечью хмыкнула. – Никто из нас никогда не бывал голоден. Тем не менее нами правит голод свободы. Наша кровь течет лишь вполсилы, только чтобы поддерживать жизнь. Вот почему так сложно смотреть на того, кто не боится собственных желаний, не правда ли, мама? – Мередит в ответ смерила дочь свирепым взглядом. – Фрейя не могла иметь детей, и мама права, она много лет знала об этом и ни с кем не делилась своей тайной.
В ответ я нахмурилась.
– Да, она знала, – продолжала Соня. – Что с того, что она не сказала об этом ни тебе, мама, ни Лео? Она не определяла себя с этой точки зрения. – Соня бросила на меня красноречивый взгляд. – Гораздо важнее для Фрейи то, что она умела вставать там, где другой остался бы лежать. Ты знаешь о той связи с Тревором, ее учеником, так вот, имей в виду, что Фрейя никогда не жалела о ней. Ты спрашиваешь, как мы могли дружить после того, что случилось в школе, после того, как я, по твоим словам, опозорила ее той записью с конкурса, а я спрошу тебя, как это могло стать препятствием, ведь Фрейя не жалела о том выступлении. И закрылась она от всех не потому, что перестала доверять миру. Это мир перестал доверять ей. Что с того, что она влюбилась в неподходящего человека, большое дело! Фрейя была деморализована, у нее не осталось ни друзей, ни подруг, вокруг нее выросла стена из холодного равнодушия и вежливости – два наших самых мощных оружия, которые были наведены на одну цель. Уж лучше бы ей говорили правду в лицо. Но для подобного нужно быть иначе воспитанным, если ты меня понимаешь. Все, что она хотела от Тревора, судя по ее словам, заключалось в желании пробудить свое тело от спячки. Она верила, что
