приют детям, но плохо заботились о секретности, и когда дети начинали шуметь, их укрытие обнаруживали. – В ее глазах засквозила боль. – Еще я знала, что, отпустив его однажды, возможно, потеряю навсегда. Он слишком маленький и не вспомнит ни своего имени, ни моего, ни имени отца. Я бы не пережила, если бы потеряла еще и Ноя.
В начале своего брака Элейн и Жозеф планировали ребенка. Но когда стало понятно, что Элейн не способна забеременеть, не слишком из-за этого переживали. А теперь Элейн подумалось, что им еще повезло, что они не привели ребенка в такой ужасный мир.
– Я хочу к мужу, – сдавленным голосом продолжала Сара. – Хочу, чтобы вся наша семья снова была вместе. Вы знаете кого-нибудь, кто может нам помочь?
Элейн опустила взгляд на темную жижу в своей чашке. Одно дело – найти ночлег для двух человек, и совсем другое – найти способ переправить их в Америку.
– Пожалуйста, – произнесла Сара, когда молчание затянулось слишком надолго. – Я не получала весточки от мужа с тех пор, как он приехал в Нью-Йорк и прислал нам адрес для связи. Прошло уже два года. – Слеза скатилась по ее щеке, и Сара поспешно смахнула ее. – Я так тоскую по нему. Каждый день в разлуке с ним как будто вонзает нож мне в сердце, и там уже не осталось живого места.
Кто, как не Элейн, мог понять подобные чувства?
Она вдохнула так глубоко, что у нее заболели легкие и грудь. С момента, как Жозефа увезли в трудовой лагерь, Элейн так и не получила от него новостей, но все время о нем думала, пытаясь побороть отчаяние и поддерживая в душе искру надежды.
Та же самая надежда сейчас теплилась во влажных глазах Сары. Ной, сидевший у нее на коленях, запихнул в рот последний кусок хлеба и рассеянно жевал, потихоньку задремывая.
– Я поспрашиваю завтра, – наконец сказала Элейн, решив посоветоваться с Марселем. – А вам пока что нужно отдохнуть.
Пол в подсобке, где они хранили удостоверения личности и штемпели, был холодным и жестким, но лучше уж так, чем спать на самом складе, продуваемом сквозняками. К тому же так Элейн сразу могла услышать, когда появится Марсель.
Когда на следующее утро она вышла из подсобки, приглаживая свои короткие светлые волосы, Марсель наградил ее озадаченным взглядом.
– Мне надо кое-что обсудить с тобой, – молвила Элейн.
– Что, потолок в спальне снова протекает?
Она покачала головой, и лицо Марселя разгладилось. Как и все старые здания, их склад страдал от обычного набора проблем: подгнившей проводки, сырости и холода. И конечно же регулярных протечек.
– Вопрос гораздо более щекотливый, – предупредила Элейн. Беспокойство снова исказило черты Марселя, и Элейн вкратце изложила ему историю Сары и Ноя. – Есть ли среди наших контактов кто-то, кто может помочь им добраться до Америки? – спросила она. Марсель в ответ взглянул на нее так, словно она просила подкинуть их до Луны.
– Все хотят попасть в Америку.
– Значит, должен быть какой-то способ.
Марсель покачал головой.
– Я о таких не в курсе. Я могу связать их с какой-нибудь из еврейских подпольных сетей.
– Они просто перевезут их в другое место или даже передадут сына на попечение чужим людям.
– Но в Америку им не попасть, – твердо повторил Марсель, совершенно не поколебав решимости Элейн. В этот момент ей в голову пришла идея, вдохновленная шифрованными посланиями, которые они время от времени печатали в подпольных газетах. Сама Элейн не знала всех тонкостей подобных операций, но могла обратиться за помощью к Антуану или вспомнить все то, чему она научилась, только вступив в Сопротивление. Поэтому она предприняла еще одну попытку.
– А что, если я составлю статью и закодирую в ней послание…
– Нет. – И Марсель отвернулся, чтобы просмотреть напечатанные накануне газеты. Ошибок и опечаток там не могло быть – Элейн следила за этим не менее тщательно, чем сам Марсель. Именно внимание к деталям помогло ей стать дельным помощником, и она это знала.
– Но мы все время отправляем зашифрованные послания, – возразила она.
– Но не для того, чтобы организовать чей-то переезд в Америку. – Марсель продолжал листать новый тираж.
Он так упорно сопротивлялся отнюдь не из-за природной жестокости, нет. За месяцы, проведенные за совместной работой, Марсель не раз сталкивался с необходимостью принимать сложные решения, и всегда на первом месте для него стояли интересы газеты и, как следствие, интересы народа.
И Элейн знала его достаточно хорошо, чтобы понимать, что этот спор ей не выиграть.
– Я поспрашиваю у маков, может, там кто-то поможет.
Марсель проворчал что-то рассеянно-одобрительное.
– Тебе придется найти для них другое жилье, – сказал он, выпрямившись; чернильная пыль покрыла кончики его пальцев. – Здесь им оставаться нельзя.
В голове Элейн пронеслась череда безопасных домов, где ей доводилось останавливаться, – заброшенных, почти без мебели, пропитанных одиночеством и унынием, чьи хозяева выгоняли ее на пустынную улицу сразу после окончания комендантского часа. Для семьи они явно не годились. И не годились для маленького мальчика с большими карими глазами, полными желания доверять.
– Я могу спросить Манон, – предложила Элейн.
Марсель вопросительно приподнял бровь.
– Вы не сошлись характерами?
О нет, наоборот – их обеих устраивало общение с собственными демонами в разных углах квартиры. Они уважали друг друга настолько, что не приставали с расспросами, но чтобы подружиться? Нет, это было какое-то позабытое слово из жизни до оккупации.
Не дожидаясь ответа, Марсель подошел к автоматическому станку, проверяя рычаги и переключатели; так отец после долгого отсутствия ощупывает своего ребенка, чтобы убедиться, что с ним все в порядке.
– Меня все устраивает в доме Манон, но мне кажется, лучше места для семьи не найти, – наконец сказала Элейн.
– Тогда сначала надо узнать у Манон, готова ли она пойти на такой риск. – Марсель вынул из кармана пальто тряпку и стер с руки свежий масляный след. – Мы можем обеспечить им необходимые документы и продуктовые карточки, но ты сказала, что у этой женщины сын, значит…
Он сделал такую многозначительную паузу, что до Элейн, в итоге, дошло – конечно, мальчику должны сделать обрезание, а этого не скроют никакие поддельные документы.
– И по своему опыту скажу тебе – дети очень шумные, – по его губам скользнула нежная улыбка – как всегда, когда разговор касался его сына.
Элейн попыталась представить, как Ной – задумчивый, молчаливый – носится сломя голову, и не смогла. Но, с другой стороны, вчерашние события его измучили, а отдохнув, он начнет доставать окружающих воплями и беготней, как любой ребенок, запертый в четырех стенах.
