в рот, попыхивая, залез в нагрудный карман и вытащил бежевый конверт. Потрепанный и помятый, он был адресован Отто Мюллеру в Марсель.
Их взгляды встретились, и он вынул трубку из тонких губ.
– Вы же знаете о преследованиях евреев?
– Да, – твердо ответила Ава. – Достаточно увидеть евреев, сбежавших из оккупированных нацистами стран, чтобы понять масштаб их бедствий.
– В вашей стране не хотят верить, что евреев объявили изгоями, что нас арестовывают. – Румянец тронул щеки Отто. – Что по всей Европе евреи пропадают бесследно, что их убивают сотнями. – Он перебирал кончиками пальцев конверт, глядя на него сурово и благоговейно. – Как Петру.
Патриотическая жилка велела Аве броситься на защиту своей страны, возразить Отто. Но она не могла. Многие не верили в геноцид евреев, новости о них помещали на последних страницах, а чудовищные цифры погибших объясняли «слухами и пропагандой».
Мимо прокатился обруч, за ним бежал мальчик и, наступая ему на пятки, девочка в полосатом платье. Волосы их развевались на ветру, на лицах сияли улыбки.
– В Лиссабоне мы в безопасности. – Отто коротким жестом очертил город и проводил детей взглядом. – Ну, в относительной безопасности.
Ава его поняла. ПНЗГ держались на расстоянии, потому что каждый месяц беженцы обязаны были являться на учет. Но стоило визе истечь, полиция приходила в возбуждение, становилась менее дружелюбной и более придирчивой – как будто беженцы горели желанием задержаться подольше в Португалии, где повсюду расхаживали немцы, прямые, как палки, коротко стриженные, с холодными злобными глазами.
И всегда оставалась опасность, что Германия выполнит свою угрозу напасть на Португалию.
– Мы все многое принесли в жертву, чтобы очутиться здесь, – продолжал Отто. – Не только имущество, но и самих себя. – Он несколько раз затянулся, клацнув зубами о черенок трубки. – Для вас я просто старик, – дым клубами вырывался из его рта, – который может достать газеты, необходимые для вашей страны. – Он слегка пожал плечами. – Я вас не виню – вы делаете свою работу. – Он повернулся на стуле, указывая трубкой на белое здание. – Для «Джойнта» я еще один голодный рот и тело, которому необходимо койко-место. Для прочих беженцев – я одиночка без семьи. – Он снова сел прямо, разглядывая ароматный дым, поднимающийся из трубки. – Здесь я никто.
– Это неправда, – возразила Ава, прежде чем поняла, что совесть не позволит ей просто отмахнуться от слов Отто.
Отто нахмурился, услышав подобный, вроде бы бездумный ответ, но его, как и многих, ждало разочарование, потому что Ава поняла его куда лучше, чем он мог ожидать. В какой-то момент она начала жизнь с чистого листа, отбросив все ярлыки, которые на нее успели навешать окружающие: сирота, оставшаяся без родительской заботы; новенькая в школе, без друзей и со странным акцентом; младшая сестра, из-за которой старший брат не смог получить причитающегося ему образования. Но сейчас не время было вспоминать и рассказывать историю своей жизни. Понимание и знание пропадают втуне, если не применять их в реальной жизни. Поэтому Ава толкнула письмо обратно в сторону Отто, положила руки на стол и целиком сосредоточилась на своем собеседнике.
– Расскажите мне о себе, Отто Мюллер.
Он вздернул подбородок.
– Я инженер. Закончил Национальную высшую школу искусств и ремесел в Париже.
Это название Ава видела совсем недавно, когда фотографировала текст по французскому инженерному делу. Заводов во Франции было множество, и Ава надеялась найти какой-то изъян в производстве, который позволит сорвать планы нацистов во Франции.
Улыбка дрогнула на губах Отто.
– А вам знакомо это название.
– Это известный институт.
Он кивнул в знак признательности.
– Я специализировался в промышленной инженерии, так что вы должны понимать, почему я уехал, когда немцы пошли на Париж.
Конечно, Ава понимала – человека с подобной квалификацией немцы сразу бы отправили на военное производство. По крайней мере до той поры, пока всех евреев не лишили бы работы и не дислоцировали.
– Я пытался уговорить сестру поехать со мной, – продолжал Отто, – но мы с детства жили во Франции – отец переехал туда по работе, он тоже был инженером. – Мужчина вздохнул. – Франция стала нашим домом. Мне стоило посильнее надавить на Петру и ее семью и заставить их уехать вместе со мной.
Он покачал головой, словно пытаясь отогнать сожаление.
– Даже в Марселе я не чувствовал себя в безопасности, – рассказывал Отто. – Когда немцы ринулись через границу, посольства и кассы захлебнулись под натиском народа. Не сосчитать, сколько часов я провел в бесконечных очередях, засыпая, где стоял, не имея пищи. Но когда ты немецкий еврей, живущий во Франции… – Он цинично усмехнулся. – В итоге я купил поддельную выездную визу из Франции и транзитную визу из Испании в Португалию. Все прошло отлично, правда в Испании меня посадили в тюрьму, и я посидел там две недели, пока мой друг не подкупил охрану и не помог мне выйти на свободу. А приехав сюда, я снова погрузился в изматывающее ожидание. Один из немногих счастливчиков, которым удалось бежать… – Он то ли закашлялся, то ли рассмеялся. – Нацисты забрали у нас все. – Морщины горя прочертили его лицо, плечи покорно опустились, забытая трубка повисла в расслабленных пальцах. – Мы лишились семей, мы лишились домов – их отдали нашим наветчикам, мы лишились работы, мы не знаем, что нас ждет, и все наши пожитки можем унести в чемодане или на спине. Нам удалось бежать от них, но они исправно продолжают нас уничтожать.
Ава покачала головой.
– Нет.
Отто посмотрел на нее с недоверием.
– У меня было много денег и высокое положение. Меня встречали с почтением, куда бы я ни пришел. А теперь я… ничто.
– Неправда, – горячо возразила Ава. – Теперь вам есть кому рассказать вашу историю. Есть такие люди, как Итан, которые, пусть их средства и ограничены, умудряются отправлять вас в безопасные места. Есть такие люди, как я, которые фотографируют ваши книги, ваши письма, ваши документы и ваши жизни, чтобы сделать их достоянием истории, чтобы Гитлеру не удалось стереть с лица земли ни одного из вас. Ему не удастся вас уничтожить.
В глазах Отто, смотревших на нее, что-то загорелось.
– Каждое поколение боится, что следующее уничтожит этот мир. – Он толкнул конверт обратно к Аве. – Но я верю, что вам, возможно, удастся его спасти.
Ава помедлила, прежде чем взять конверт.
– Пусть история Петры никогда не забудется, потому что я думаю, что ее уже нет с нами. – Отто сглотнул, задумался на несколько мгновений и вытащил из кармана еще один конверт, на этот раз белый и чистый. – Я смогу раздобыть вам еще газет, но пока это все,
