я беременна, так что ступай, ищи себе по свету, где оскорбленному есть чувству уголок. И месяцев через несколько счастливых молодоженов подхватили прямо на улице, сунули в машину, отвезли в лесок. Молодого супруга к дереву привязали, а девочку по кругу пустили. Причем Бонд сам в процессе не участвовал, заявил: я после этого недоноска-мужа тобой брезгую, а мальчики пусть развлекутся. Только следил, чтобы привязанный глаза не закрывал, а смотрел, как его ненаглядную всякими способами пользуют. Когда ребят обратно привезли, они даже в милицию не успели, у девчонки кровотечение открылось – ну и выкидыш, конечно. Хотя на шестом месяце это уже, кажется, преждевременные роды называется. Венечка в больнице с ней сидел, да не уследил – она, едва в себя после наркоза пришла, в окно шагнула. А молодой вдовец ментам-то все рассказал – и повесился. И все. Улик ноль, только туманные описания нападавших, да имя в предсмертной записке. И что? Максимум, Бонду пришлось кого-то подмазать. Так все и закончилось.
– Ты нас пугаешь, что ли?
– Да нет, просто обрисовываю характер персонажа. Бонд практичный, раз уж живой до сих пор. Но злопамятный. И ему очень, очень хочется тебя по самую маковку замазать – да еще с пользой для себя.
– А если на меня завтра сосулька свалится? Кого он тогда давить станет?
– Если на тебя сосулька свалится, еще хуже. Наследники у тебя кто? Леля? Платон с Ульянкой? Лидия Робертовна?
– Секундочку, – прервал их молчавший до того глава юридической службы Игорь Анатольевич. – А если не будет наследников?
В первый момент Гест решил, что тот окончательно свихнулся на почве неразделенной любви к Леле. Нет, адвокат никогда не позволял себе по отношению к ней ничего больше простой вежливости, да и сталкивались они реже редкого. Но Гест-то не вчера с пальмы слез! Тоскливые взгляды в Лелину сторону отмечал не без самодовольства: хороша Маша, да не ваша, а вовсе даже наша, с тем и оставайтесь! Что же, сейчас сдержанный Игорь Анатольевич представил, как его «объект» вдруг окажется свободен – и свихнулся? Потому что несет какой-то дикий бред: не будет, видите ли, наследников!
– И куда они денутся? – довольно ехидно осведомился он. – Вся семья вроде как погибнет? Всех вывезти в безопасное место? Ладно Леля, но мама наотрез откажется с места срываться.
– Да уж, с Лидией Робертовной точно проблемы возникнут, – хмыкнул Шухов.
Гест даже поддержке не обрадовался, и так все ясно было: бред несет господин адвокат. Но мысль свою закончил:
– А у Платона и Ульяны только жизнь начинается. Они же не куклы, туда-сюда их перебрасывать. И главное, как это компания переживет? Такой раздрай с долями и решающими голосами начнется…
– Нет-нет, не надо никому погибать. Если владельцем компании будет не Валентин Григорьевич, а некий, скажем, швейцарский фонд? Ну или не швейцарский, это детали. Собственно, мнимая смерть бывшего главы компании тут, пожалуй, тоже не помешала бы, но, как мне кажется, в таком варианте можно и без крайностей обойтись.
Только тут Гест понял, что именно предлагает его главный юрист.
– Продажа контрольного пакета?
– Не совсем продажа, но что-то в этом роде. Скорее реструктуризация права собственности.
– Это в целом техническая процедура, Валентин Григорьевич, – бесстрастно сообщил Денежкин, который, похоже, идею уловил сразу, еще пока Гест размышлял над тем, не свихнулся ли Игорь. – Не знаю, правда, как к нашей затее налоговая отнесется, но ничего нерешаемого я тут не вижу. При условии сотрудничества с юридической службой, разумеется. – Он едва заметно кивнул в сторону Коркина. – Правда, быстро не получится, тут основательная реорганизация потребуется.
Гест в очередной раз подумал, что бесцветная, почти без интонаций манера речи очень подходит к внешности старшего экономиста. Туго обтянутая кожей голова в полутьме кабинета сильнее обычного напоминала череп: темные провалы глазниц, выдающиеся вперед зубы, очень светлый, без малейших признаков щетины подбородок. Какие эмоции у черепа? А вот ему, Гесту, надо бы взять себя в руки, чтобы мысли перестали уже разбегаться и путаться. Денежкин в привычной своей манере избегая вопросительных знаков, по сути вопрос задал – о сроках, – а он тут про черепа думает.
– Ну… – Гест покашлял. Что такого, может у человека в горле запершить? – Три-четыре месяца, насколько я понял, у нас есть. Этот… Бонд хочет свою схему к весне запустить.
– Маловато… Но если постараться, думаю, успеем. – Игорь Анатольевич бросил на старшего экономиста благодарный взгляд. – Как полагаете, Владлен Осипович? – Тот кивнул.
– А если вовсе от китайских поставок отказаться? – задумчиво, почти мечтательно произнес Дим.
Тут Гест уже не подумал, что лучший друг сошел с ума. Кто угодно, только не Дим. Если идея выглядит безумной – так на то и мозговой штурм. Пусть объясняет.
– Как это – отказаться? У нас контракты чуть не на десять лет вперед.
– Это я помню. Думаешь, я в твоем совете директоров болванчиком сижу? Сильно не вникаю, да, однако документы читал, как без этого? Так что помню еще, что у тех, от кого идут самые масштабные поставки, заводы есть не только в Китае, но и на нашей территории. Тебе сейчас эмоции соображать мешают, иначе сам бы уже додумался. Это понятно, затем мы тут и собрались. Сам смотри: если объяснить уважаемым партнерам ситуацию, неужели они не пойдут навстречу? В Китае к наркоте отношение, мягко говоря, не очень, законодательство там жесткое и моратория на смертную казнь нет.
«Да, лучший друг Дим был прав», – подумал Гест. Ничего невозможного он не предложил. Хотя технических сложностей будет воз и маленькая тележка.
– Это ж всю логистику переворачивать… А главное, Бонд ведь может потребовать все назад переиграть.
– А вот тут на сцену выходит швейцарский фонд, столь гениально выдуманный Игорь Анатольичем. У кого требовать-то? Кому паяльником грозить? – почти с торжеством резюмировал Дим.
Гест обвел взглядом свою команду. Владлен Осипович задумчиво крутил в пальцах автомобильный брелок, глава юридической службы, чуть хмурясь – не удивленно, а скорее сосредоточенно, – что-то набрасывал на выдернутом из бювара листе, Дим развалился в кресле, закинул ногу за ногу. Даже Шухов как будто обмяк. Расслабились ребята. А это значило, что решение принято, стратегия определена, цели намечены.
* * *
Когда вышли на крыльцо особнячка, на часах не было еще и десяти, но торопливые ноябрьские сумерки уже сменила мрачноватая, пропитанная ледяной моросью ночь. Настроение, однако, слегка улучшилось. Да, надвигающийся бульдозер никуда не делся, но тупик, по которому он гнал свою жертву, оказался вроде бы не совсем тупиком: вон по тому забору можно взобраться, а та тень, похоже, обозначает
