вход в переулок – и значит, уйти от неотвратимой угрозы все-таки реально. Хотя, мелькнула крамольная мысль, куда надежнее было бы этот бульдозер взорвать. Нет человека – нет проблемы. Тем более что Бонд – не очень-то и человек, его убрать – мир чище станет. Но увы: в девяностых это был бы самый простой и логичный выход, а сейчас… Эх!
Адвокат и экономист уже расселись по своим машинам.
– Леле привет передавай, – бросил Дим, тоже направляясь на стоянку.
– Тебя, Валентин Григорьич, старушка-то с кладбища интересует еще? – поинтересовался Шухов.
– Ты уже и про нее успел выяснить?
Тот отмахнулся:
– Так, по верхам. Короче. Девицу при ней звать Ольга Николаевна Ковалева, тридцать два года, не замужем, медсестра, специализируется на стариках. Ни единого темного пятнышка, дифирамбы ей такие поют, что хоть канонизируй. Но, правда, берет за свои услуги недешево. Ее подопечная – Зинаида Трофимовна Вознесенская, девяноста трех лет от роду…
– Ого. А так и не скажешь. И блокадница небось.
Шухов усмехнулся.
– И блокадница, и повоевать успела. Санинструктор. Народу спасла – список длиннее «Слова о полку Игореве», наверное. Один генерал – то есть это он после уже до генерала поднялся, а когда наша Зинаида Трофимовна, Зиночка-санитарка, его из-под обстрела вытащила, капитаном был – после войны долго ее разыскивал. Она ведь по основной-то профессии педагог, биологию преподавала, так и после фронтовых подвигов опять в школу вернулась, да еще под девичьей фамилией. Однако отыскал, руку и сердце предлагал, а та ни в какую. Муж-то у нее на Белорусском фронте погиб, больше она замуж и не выходила. Ладно, это все лирика. Живет наша дама в Гатчине…
– В Гатчине? – переспросил Гест. – Случайно не… – Он назвал адрес, куда ездил с Якутом.
– Точно. Это ты туда его тогда возил? Ну вот видишь, все и сложилось.
– Погоди, Иван Никанорыч, какое там – сложилось. Не родственница, ты ж проверял, все вроде умерли. А если она, к примеру, любимая училка Якута, то почему вдруг Гатчина? Мы с ним в одну секцию ходили, не из Гатчины же он туда ездил. Должен быть питерский.
– Валентин Григорьич, что ты впереди паровоза бежишь? – укоризненно заметил Шухов. – Не нервничай так, обойдется все. Зинаида Трофимовна – его двоюродная бабка. Единственная живая родственница, но очень дальняя, потому мы ее и проглядели. Мощная дама. Герой войны, заслуженный учитель, даже в депутатах успела побывать, ну это еще при советской власти, так-то она на пенсии сто лет. Якут к ней очень трепетно относился. Когда ты в тот раз с ним в Гатчину ездил, у Зинаиды Трофимовны сердце прихватило, инфаркт подозревали, но обошлось. Бабка-то крепкая. В школе, где раньше преподавала, на Девятое мая уроки мужества для ребят проводит.
– И как такая правильная бабуля терпела образ жизни своего внучка? Деньги-то, судя по всему, она у него брала.
– Ну, знаешь, тебе все сразу… – Шухов пожал плечами. – Скоро только кошки родятся. Но так, навскидку, могу предположить, что она не в курсе Якутовых дел была. Оберегал он ее. Считала его, к примеру, обычным бизнесменом. Надо у соседей ее поспрошать.
– Да не надо. Действительно, вряд ли она при делах. Просто последний родственник, мало ли что может всплыть…
– Вот-вот, потому я все-таки уточню. Не люблю незавязанных хвостов. Ладно, Валентин Григорьич, схемку нарисовали мы хитрую, но, по-моему, рабочую. Если Игорь с Денежкиным успеют швейцарский фонд организовать и, главное, если китайские товарищи не заартачатся намертво.
– Не должны. Объясню на пальцах, чем они рискуют. Переговорщик я или кто?
– Ну… авось. Ты куда это намылился, переговорщик? – удивился Шухов, увидев, как Гест, вместо того чтобы свернуть к стоянке, собирается идти прямо.
– Да пройдусь. Что-то мне… неуютно. Вроде и решили все, и получиться должно, а… – Он повел плечами, словно пытался сбросить с себя навалившуюся тяжесть.
Шухов ободряюще похлопал его по плечу:
– Ну прогуляйся, прогуляйся. Надо бы за тобой кого-нибудь пустить… Да знаю, знаю, что не любишь. Ладно, сейчас тебя вряд ли кто станет на мушку брать, ты сейчас для Бонда та курочка, что должна золотые яйца нести. Так что погуляй, проветри голову. И… не паникуй, Валентин Григорьич. Бог не выдаст, свинья не съест. Справимся.
* * *
Стена была шершавая, холодная, серая. Хотя днем отчетливо отдавала зеленью, но то – днем. А сейчас, в заполненном ледяной моросью вечернем сумраке, даже особнячок через дорогу, половину которого занимал офис «Гест-инвест», был едва различим.
Стоять оказалось холодно. И главное, очень глупо: ясно же, что, выйдя из офиса, он усядется в свою машину и укатит домой. Нечего тут выжидать и высматривать. Но она все стояла, пристально вглядываясь в полутемные стекла под ажурным козырьком.
Вышли пятеро. Он – последним. Из остальных она знала одного. Ну как – знала? Глава роскошного «Центра стиля и красоты» регулярно мелькал в новостных лентах, а запоминался с первого раза – длинный, с кругловатой, слегка монгольской физиономией. Да еще и фамилия – Рерих! Такого запомнишь. Кажется, он в дружбе с президентом компании. Остальных она видела впервые: на сайте «Гест-инвест» не было заведено вывешивать фотографии сотрудников. Двое тут же свернули на разместившуюся возле особнячка стоянку, длинный – великий стилист Рерих – замешкался на мгновение и тоже двинулся к машине.
Последний из незнакомой тройки, плечистый, кряжистый, о чем-то спорил с тем, чьего появления она дожидалась. Покрутил головой, пожал плечами и тоже пошел на стоянку. Тот, кого она зачем-то ждала, зашагал в сторону Александро-Невской лавры. Высокий, легкий, стремительный, издали его проще было принять за юношу, чем за президента солидной компании. Которому, кстати сказать, совсем не по чину шагать вот так запросто по улице. А он, вишь, гуляет. Стремительный шаг скоро замедлился – размышляет, похоже. Ну-ну.
Она двинулась следом, иногда, где позволяла питерская география, обгоняя его проходными дворами и переулками. Потерять «объект» она не боялась. Собственно, и в слежке-то никакого смысла не было. Но она продолжала навивать петли вокруг двигающейся сквозь дождь фигуры. В этом было что-то очень интимное. Словно она пряла невидимую нить, словно леску тянула, как рыбак, осторожно вытягивающий из ручья рекордного размера форель…
* * *
Он и сам не понял, как оказался на Бабушкина – километрах в восьми от офиса компании. Надо же, добрел и сам не заметил. Прохожих на улицах было совсем негусто. Ноябрь повесил в воздухе стылую серую морось, сдобрив ее неровным, порывистым ветром. Кто ж в такую погоду по доброй воле попрется пешком? Если уж позарез куда-то нужно –
