раз. Пять. Три.
Мне хотелось выйти без маски. Ради Толика.
На кухне царила любовь. Не буквально. Еще в коридоре я почувствовал, что происходит что-то настоящее. И Толик, и Яна почистили свои трещины и сейчас заполняют их чем-то крепким. Какой-то новый материал. Я не знаю такой. Да и откуда мне знать?
– Ты рано, – сказал Толик.
– Надо насчет работы сходить.
– Ты отправил ролик в Москву?
Ролик! Черт! А когда дедлайн? Наверняка сегодня.
– Все мои заметки пропали.
– Похуй! Импровизируй!
Яна стояла у окна и потягивала кофе из моей чашки. Все лучше, чем тушить в ней бычки. Ее углы тоже разгладились.
– Приходи днем в клуб, там и запишем.
Импровизация мне никогда не давалась. Возможно, красная кулиса поможет.
Толик жарил блинчики. Не те тонкие русские блины, а блинчики. Он специально купил сковородку с разными смайликами и сейчас жарил только улыбку. У них с Яной все будет хорошо. Я почти уверен. Но в чем я больше уверен, это в том, что мне пора искать свой дом. Хотя бы временный.
* * *
Здание банк Миши отхватил себе знаковое. Когда-то пришлось даже подвинуть соседние, чтобы вместить его. На проходной охранник долго записывал данные, сверялся с какими-то списками в компьютере. Даже захотелось подсмотреть. На здание было много покушений. Самое яркое – представить ограбление как съемки кино. Но «киношников» быстро поймали. А могло стать ограблением века. Когда меня наконец пустили внутрь, по спине пробежал холодок. Буквально. В огромном холле серые стены и высокий потолок заставляли почувствовать себя песчинкой. Нет, лучше соринкой. Пылинкой. Так точнее.
Миша встретил меня в роскошном костюме. Синий в полоску. Вылитый Аль Пачино из «Крестного отца». Или в «Лице со шрамом». В двухдневном худи я смотрелся чужеродно в этом здании. О чем я говорю? Худи ни при чем!
– У вас работают нуоли?
– Кажется, да.
Значит, нет.
– В архиве.
Зачем я пришел? И что я скажу? Эй, чувак, я хочу на тебя работать, но еще я хочу…
– Вот и пришли, – сказал Миша, закрывая за нами дверь.
Окно выходило на внутренний двор. Стол был завален журналами, плакатами, буклетами. На нем стояли две рамки с фото (какое клише!). На одной фотке Миша (наверняка это он) делает какой-то элемент на доске. На второй – он и Натали. Паркет был недавно отциклеван. Мне сразу захотелось разуться. Миша указал на диванчик, а сам сел на стул. Достал сигарету и закурил. В здании запрещено курить.
– Я стал больше курить, – сказал он, разгоняя дым. – Плохой знак.
– Насчет Натали, – выпалил я.
– Забей, – махнул Миша. – Мы уже неделю не разговариваем.
– Она собирается в Италию.
– Пусть едет. Может, перебесится.
Я не знал, что сказать. Миша затянулся, закашлялся.
– Не парься из-за нее, – сказал он. – Это сезонное. Зимой вернется, опять устроится в какой-нибудь офис, а весной уйдет. Антон ей мозги промывает. Они часами на телефоне.
– Ты любишь ее? – Я сказал это вслух?
– Мы дружим со школы.
Зачем я спросил? Хотя где-то уже давно жужжала эта мысль.
– У меня щас такая тут запара, – сказал Миша. – Еще надо группу на Филиппины собирать. Если захочешь, маякни. Только дорогу надо оплатить.
– Я б лучше в Мурманск.
– А это идея! Поплавать с китами. Может, соберу на недельку желающих.
Мы еще какое-то время поговорили ни о чем. Миша рассказал про работу, хотя он уже понял, что мне не подходит это место. Оно и ему не подходило, но «квартира в ЖК „Адмирал“ сама себя не оплатит».
Миша показал мне кабинет, где я бы работал. Чуть больше его собственного. Столы в нем стояли вдоль стен, лицом к двери. Мой был бы в углу возле шкафа. График с девяти до пяти, обед с часа до часа сорока пяти, есть столовая, в кабинете только печенье и чай. Я вспомнил, как Лена принесла рыбу на обед. У Андрея случился припадок, он открыл все окна и до конца дня протирал дверные ручки. Многое бы отдал, чтобы снова на это посмотреть. Я готов каждый день терпеть запах обедов Лены. Подчиненные Миши, не отрываясь от своих компьютеров, напряглись. Они не хотели бы работать со мной. Не потому, что я нуоли, как бы мне ни хотелось так думать и подводить к этому весь нарратив, а потому что ни один коллектив не любит новичков. Когда я пришел к Игорю, только он и был мне рад. Он заполучил новый вид в свою «бирюзовую» компанию. Даже если я ничего не умел, он бы взял меня. Я ничего не умел.
В давящих серых стенах банка с роскошным деревянным полом, по которому так хотелось ходить босиком, я думал о своей тесной каморке под крышей с тормозящим компом и ужасным ковролином. Если бы можно было все вернуть, я бы вернул. Я бы больше старался. Написал бы нормальный слоган для «Веревникова». Такой, чтобы не было стыдно. Такой, чтобы говорил об уникальной природе Донского края, а не о далекой и невозможной Франции. Кто вообще хочет «почувствовать себя французом», попивая отечественное вино?
Миша дал мне неделю на ответ. Но я его уже знал. Как и Миша.
Я вышел из здания и глубоко вздохнул. Хотелось дышать. Впитать в себя солнце. Смахнуть с себя серое облако. А что меня так впечатлило? То, что здесь в подвалах расстреливали? Мне нет дела. Что я обманул Мишу? Я просто не сказал. Да и зачем. Скоро все это и так закончится. И обман этот совершенно бессмысленный.
Как всегда в момент высокопарных размышлений, телефон в кармане просигналил. Натали ждет вечером. Проза жизни. Надо все-таки купить трусы.
Я шел по Садовой в поисках магазина. Не ехать же на рынок. Ходить по рядам, прицениваться, примерять. Берите, мужчина, не пожалеете. Качественная Турция. Я мужу такие же беру. Вы потом еще вернетесь. Сносу им не будет. Вы подумаете, ну что за театральщина. А я отвечу – все именно так. До сих пор. Просто вы не бываете на рынках.
Наконец я нашел какой-то магазин. Под вывеской «Пижамы» стояла Элина. Она только что вышла или собиралась войти? Я остановился у киоска с кофе. Заказал лавандовый раф. Гадость. Но он дольше делается. Элина рылась в сумке. Можно же навести уже порядок в этом чертовом мешке? Я подглядывал, как она ищет. Телефон? И страх, что она заметит меня, с каждой секундой рос. Я почувствовал, как шерсть на спине зашевелилась. Надо разобраться в этом явлении. Не могут же волоски буквально шевелиться. Может, убежать? Я могу. Я уже выяснял.
Наконец она нашла
