Возможно, я даже встречу кого-то с острова. Надеюсь, что нет. Я бы не хотела, чтобы вообще кто-то узнал. Мне еще никогда не было так страшно. Я ни разу не была под наркозом, вдруг я не проснусь? Надеюсь, они знают, что делают. Она сказала, что мне необязательно даже оставаться на ночь. Я сяду на утренний паром и до полудня уже буду в клинике. Они возьмут у меня анализы, потом я должна буду полежать в палате, чтобы настроиться. А через десять минут за мной придет медсестра, и меня увезут на каталке в операционную. Операция длится всего полчаса. А потом я еще немного полежу в палате и вечером уже буду в Дугласе. Никто даже не узнает, что мы там были. Скажу, что мы с тобой уехали на пляж, можем вернуться хоть ночью, никто и не поймет. Нужно поторопиться, я и так слишком затянула, мне кажется, тело уже стало меняться, оно какое-то другое, а может, мне кажется. Кожа пахнет так странно, как будто чужая. Все запахи просто отвратительны, мне хочется только молока, в жизни не пила так много молока, мне приходится покупать его и пить у магазина, чтобы мама не догадалась. Слава богу, меня хотя бы не тошнит по утрам, хоть говорят, на этом сроке уже начинает мутить. Терапевт сказала, можно будет сделать вакуумный аборт, это называется вакуум-аспирация, сказала, что это не настоящий аборт, наверное, хотела меня утешить, убедить, что все не по-настоящему. Я обрадовалась, но когда она узнала срок, сказала, что будет выскабливание. Это настоящая операция, но я справлюсь, просто усну, главное не бояться, ведь так? Она сказала, главное – это не сожалеть. Что, если я так решила, другого мнения не требуется. Даже не спросила, что решил мой парень, будто его вины в этом нет. Как думаешь, какой пол у моего ребенка? Почему-то я думаю, это девочка.
– Не знаю, – отвечаю я. «Не хочу знать», – думаю я.
– Похожая на меня. – Она шмыгает носом. – Маленькая Фрейя. Мне кажется, убивая ее, я убиваю себя. Разве я не должна радоваться этому ребенку, ведь это результат нашей с Диланом любви? Я надеюсь, что наш малыш смышленый, он поймет, что он просто пришел чуть раньше, чем положено. Но он вернется потом, ведь так? Я не могу перестать думать об этом. О том, что, если я забеременею вновь, это ведь будет уже другой ребенок. Не могу успокоиться, словно я запрещаю именно этому ребенку родиться, зато другого буду рада видеть. Разве это справедливо? Но я не могу стать мамой сейчас. Не хочу, чтобы на меня показывали пальцем, хочу поступить в колледж, ты знаешь, сколько экзаменов надо сдать, чтобы стать учителем? Женщины так несчастны, Эмма. По-моему, это Божье наказание. А потом я вдруг представляю нашу с Диланом жизнь, то, как мы воспитывали бы этого ребенка. Иногда мне кажется, что он бросит меня, если узнает, что я натворила, а потом я представляю, что мы втроем – и счастливы.
– Значит, ты все решила? – наконец вставляю я.
– В этом все дело. – Фрейя делает долгую паузу. Трубка шипит, я почти ничего не слышу, кроме дыхания, прерывистого и напряженного, как в ту ночь, когда горькая правда зависла в воздухе, когда я так явно ощущала излишность себя… – Я буду ждать тебя на пристани. Поплывем на пароме. Ты обещала мне, ты же помнишь? Без тебя я не смогу пройти через это.
«Ты уже смогла пройти через это без меня», – хочу сказать я, но в голосе Фрейи – надрывные нотки, она хочет вырвать у меня жалость, хочет, чтобы я сделала вид, что первой была она. Иногда люди ведут себя так, словно у них не было выбора. Когда на самом деле у них всего лишь нет силы воли.
– Я буду там, – говорю я.
– Отлично, – весело отвечает Фрейя. И добавляет, чуть помедлив, когда я уже готова повесить, точнее, швырнуть трубку: – Только… – произносит она, и я слышу что-то новое. Смущение? Стыд? Надежда?
– Да?
– Ты должна кое-что для меня сделать.
У вирусов до момента попадания в живой организм есть особое состояние – не жизнь и не смерть, но некое подобие сна в ожидании момента, когда можно очнуться и начать существование. Исчезновение человека напоминает такое состояние, нам неизвестно его местонахождение, и поэтому мы относим его в тот уголок восприятия, в котором присваиваем статус не живого и не мертвого. Фрейя зовет меня, с каждым днем все яснее ощущаю ее присутствие, меня преследует пугающее осознание ее неизбывности, словно с каждым новым откровением о прошлом ее голос звучит все громче.
Возле дома семьи Купер, в роще, ухали совы, холодный ветер шелестел верхушками деревьев, отчего они казались выше обычного, лиловые отблески облаков протянулись через иссиня-черное небо. Дом тоже погрузился в темноту, за исключением мерцающего света телевизора в гостиной.
– Какая темень! – воскликнул Джош, открыв дверь и щелкнув выключателем. Тусклый фонарь осветил пятачок у входа. – Так-то лучше.
Он придержал меня за локоть, приглашая войти.
– У тебя есть пиво? – спросила я с порога.
– Конечно. Сейчас принесу.
– А твои дома?
– Нет. Мама поехала в Quids [33], там сегодня поэтический вечер, отец тоже поехал. Так что до полуночи нас никто не побеспокоит.
– Твоя мама все еще любит поэзию?
– Какие-то вещи никогда не меняются. Ты в порядке?
Я неопределенно покачала головой.
– Раздевайся и проходи, я сейчас.
Через минуту я уже сидела на диване, держа в руках ледяную бутылку, и бессмысленным взглядом сверлила мигающий экран телевизора.
– Я сегодня была у Мэтьюзов, – начала я, не дожидаясь его вопросов. – Мередит сказала мне кое-что про Фрейю. Не уверена, что могу поделиться с тобой…
– Говори.
– Она сказала, что Фрейя была бесплодна. Сказала, что Лео нужен был наследник, а Фрейя скрыла от него правду. И, кажется, это та причина, по которой ее отношения с мужем и со всеми членами семьи изменились. – Лицо Джоша не дрогнуло, когда он услышал эти слова. – Ты знал об этом?
Он кивнул.
– Вот как… А твоя мать… Мюриэл тоже знала?
– Нет, Фрейя сказала только мне. Уже после того, как все случилось.
– Случилось что?
Джош вздохнул и присел рядом на диван. Посмотрел на меня, словно оценивая, смогу ли я вынести то, что он собирался сказать.
– Это стало тяжелым ударом для Фрейи, узнать, что она не сможет иметь детей. Не столько даже это, но то, что случилось после. Ты знаешь, что она ушла из дома, как только ей исполнилось восемнадцать, съехалась с Диланом, родителям сказала, что будет жить с подругами. Спустя время это уже, конечно, перестало быть секретом, тем более что они планировали пожениться. Года три спустя они решили завести ребенка, но Фрейя никак не могла забеременеть. Сначала она думала, что еще не пришло время, но, посетив клинику, узнала, что никогда не сможет стать матерью.
– Боже, – прошептала я.
– Больше, чем за себя, она переживала о Дилане, ведь он просил ее о ребенке, мечтал, что они станут родителями. Она долго не решалась сказать ему о том, что этого никогда не случится, боялась, что он бросит ее. Но спустя время что-то в ней
