Наш любимый город. Мое разбитое сердце воспарило, услышав это единственное слово, произнесенное нашим истинным лидером.
Толпа затихла, когда прозвучали его следующие слова.
– Paris outragé! Paris brisé! Paris martyrisé! Париж осквернен! Париж сломлен! Париж измучен!
– Mais Paris libéré! Но Париж свободен!
Наши сердца бились как одно от гордости за родную страну. Де Голль вышел на балкон – высокий, статный, благородный человек. Тот, кто никогда не терял веры, никогда не сомневался в силе духа Франции, никогда не бросал свой народ и не поддавался тирании. И вот он был здесь, объединяя нас в победе. Он был нашим героем. Де Голль и был Францией.
Мама обняла меня за плечи и прошептала на ухо:
– Мы выиграли войну, Элиз!
Выиграли войну? Но разве были в ней выигравшие? Мне казалось, мы все что-то потеряли. И оставалось только делать вид, что это не так. Никто никогда не смог бы узнать, что на самом деле таилось в моем сердце.
Париж, 26 августа 1944 года
Элиз
Следующий день выдался ясным и солнечным, и когда ранним утром мы с Изабель вышли за хлебом, казалось, будто наступил новый рассвет для Франции. Даже свет стал ярче, белый камень османовских особняков поблескивал в лучах позднелетнего солнца, листья высоких каштанов колыхались на легком ветерке, переливаясь всеми оттенками зеленого.
В тот вечер, пока не стемнело, я вышла во внутренний двор, чтобы вынести мусор. Натали запихивала какую-то бумагу в уже переполненные мусорные баки. Она не улыбнулась и не поздоровалась со мной, просто смерила меня холодным взглядом.
– Bonsoir, Натали. – Я помнила, что вежливость – лучшая форма защиты. Я подняла крышку одного из баков.
– Элиз, – ответила она тихим голосом. – Я должна тебе кое-что сказать.
– Да? – Страх просачивался в кровь, и пульс участился.
– Я слышала. Твое имя значится в списке.
– Что еще за список? – Сердце сжалось от ужаса, точно зная, о каком списке идет речь.
– Список женщин, которые… – Она не смогла закончить фразу. – Они придут утром. У тебя еще есть время спрятаться.
Прятаться? Я покачала головой, злость вытеснила страх. При мысли о том, что они придут в наш дом, напугают мою младшую сестру и маму, во мне закипел праведный гнев. – Откуда ты знаешь?
– Мне кое-кто сказал.
– Кто? Натали, кто! Кто тебе сказал?
Она посмотрела на меня, поджав губы:
– Я говорю это только для того, чтобы помочь тебе.
Я захлопнула крышку мусорного бака.
– Чтобы помочь мне! Тогда скажи, с кем ты разговаривала.
Но она, как лиса, ускользнула, оставляя меня дрожать от страха и ярости. Я никому не причинила вреда. Я не выдала никаких секретов.
Я прокралась обратно в квартиру. Изабель уже была в постели, а мама читала газету в гостиной. Она подняла глаза, когда я вошла.
– С тобой все в порядке? – спросила она. – Ты выглядишь такой бледной. – Она сложила газету. – Я беспокоюсь о тебе. Ты ведь так долго болела.
Я подумала, не рассказать ли ей о том, что узнала от Натали, но потом решила, что не стоит. Лучше разобраться с этим в одиночку. В ту ночь я лежала на кровати полностью одетая, готовая в любой момент вскочить и сбежать. Но мысль о том, что они вытащат Изабель из постели, выпытывая у нее, куда я делась, ужасала меня до дрожи.
Еще не занялся рассвет, а я уже знала, что делать дальше. Я выскользнула из постели и прислушалась, но тишину нарушало лишь мое хриплое дыхание, эхо моего страха. На трясущихся ногах я прошла в ванную и посмотрелась в зеркало.
– Courage [90], – прошептала я своему отражению, поглаживая гладкие темные волосы.
Я открыла шкафчик под умывальником и достала маленькую корзинку. Из-под расчески торчали ножницы; я вытащила их за дужки, открыла и ловко щелкнула лезвиями. Потом снова посмотрела в зеркало, поднимая со лба упавшую прядь. Затаив дыхание, я поднесла открытые ножницы к самым корням и быстро срезала ее, наблюдая, как темные завитки соскальзывают в раковину. Это всего лишь волосы, успокаивала я себя, когда тихие слезы покатились по щекам. Всего лишь волосы. Не отрывая глаз от зеркала, я продолжала орудовать ножницами, пока не состригла все волосы. Из зеркала на меня смотрела незнакомка – кожа да кости, впалые серые щеки, глаза темные и большие.
Звук разбитого стекла нарушил предрассветную тишину. Я бросила ножницы в раковину и обхватила руками остриженную голову. О боже, они уже здесь! Кровь забурлила в венах. Воздух в легких застыл.
В дверях появилась мама.
– Нет! Элиз! – Она потянулась ко мне. – Что ты наделала?
Я отступила назад, упираясь спиной в раковину. Я не хотела, чтобы ко мне прикасались.
– Они пришли за мной, мама! – задыхаясь, вымолвила я. – Они здесь!
– Нет! – Она отшатнулась, прижимая ладони к щекам. – Нет!
– Salope! Salope! Salope de Boche! [91] – Яростные проклятия за окном звучали все громче. Объятая ужасом, я протиснулась мимо мамы.
Не останавливайся. Не думай. Просто уходи. Я направилась в гостиную, навстречу крикам и воплям.
Изабель стояла в полумраке коридора. Она выглядела такой маленькой, такой хрупкой!
– Прости, Элиз, я так виновата, – проговорила она сквозь слезы.
Я не могла позволить им вломиться внутрь. Я метнулась обратно в гостиную, распахивая дверь. На полу поблескивало битое стекло, а снаружи, под железной балюстрадой, стояли они – с десяток мужчин.
– Putain de Boche! Немецкая подстилка!
Они хотели крови. Моей крови. Леденящий холод пробрал меня до костей. Крепко обхватив себя руками, я попыталась унять сильную дрожь.
Голова одного из мужчин возвышалась над остальными, его лицо было искажено ненавистью. Десятки рук помогали ему карабкаться наверх, чтобы он мог перелезть через балюстраду.
– Элиз! – Мама вбежала в комнату, схватила меня за руку, пытаясь оттащить от окна.
– Нет! – Я отдернула руку. Краем глаза я заметила Изабель – темные глаза широко распахнуты от страха, ребра просвечивают сквозь бледно-розовую ночную рубашку. – Мама, – прошептала я. – Уведи ее отсюда.
Мама двинулась к Изабель, прикрывая ее собой.
Я приблизилась к окну. Смелее. Не думай. И не смотри. Я сделала два больших шага. И оказалась лицом к лицу с тем человеком.
– Эта шлюха сама обрила себе голову! – Он плюнул в меня через разбитое оконное стекло.
Я взялась за ручку неповрежденного окна, медленно поворачивая ее. Оса, застрявшая между кружевной занавеской и окном, сердито зажужжала и вылетела, когда я распахнула окно. Не смотри на них! Я проследила за осой, взлетающей в небо. После чего забралась на подоконник и перекинула
