недееспособным.
— А почему, — спрашиваю я, — не знаешь ли ты, почему они так решили и возбудили это дело?
Теперь Магда явно чувствует себя не так уверенно, она пожимает плечами, поднимается, выглядывает на улицу.
— Говорят, что он страдает слабоумием, — замечает она и шепотом добавляет: — Говорят также, что он ставит под угрозу семейную собственность, все здесь вокруг нас.
Не знаю, как можно поставить под угрозу семейную собственность, об этом я еще не думал, но не могу даже себе представить, чтобы шеф подверг риску то, что сам создал и упрочил за многие годы, я этому не верю, так он не сделает, он, человек, который выступал прежде от имени всех школ садоводов и был бургомистром Холленхузена, получил множество наград и однажды, весной, сопровождал по нашим посадкам министра. Он же шеф, ему же здесь все принадлежит, и никто не пользуется здесь таким авторитетом, как он, никто.
— Что же он сделал, Магда? Чем поставил он все под угрозу?
— Подробностей я не знаю, — говорит она, — но там, наверху, они говорили о каком-то договоре, который он сам составил в Шлезвиге, о каком-то договоре дарения.
Она должна идти, но до того она еще меня остерегает.
— Да, я обещаю, от меня никто ничего не узнает, никогда, хорошо, что ты пришла, Магда, и что я наконец это знаю, и не ходи по рельсам.
Охотнее всего я бы помчался к нему, просто в крепость, просто проскочил бы мимо Доротеи и Ины в комнату, где он сидит один, я ни о чем не стал бы его спрашивать, мне не положено, всего лишь помощь, всего лишь помощь предложил бы ему, если что-то надо передать или что-то разузнать, я мог бы взять это на себя.
Они только еще возбудили дело, еще ничего не решено, они должны быть готовы к сопротивлению с его стороны, кто собирается объявить шефа недееспособным, тот будь начеку да сумей выдвинуть обвинения, я, во всяком случае, еще никогда не замечал, что шеф ставит под угрозу семейную собственность или страдает слабоумием. В чем только не обвинят они человека! Чего они, собственно говоря, боятся, он же всегда составлял проекты договоров, подписывал договоры, все зависело только от его подписи, что они имеют против этого? Не знаю, в каком смысле надо понимать договор дарения, но если шеф его составил, значит, он для чего-то нужен. Только бы мне остаться с ним, я бы повсюду его сопровождал, его, который всегда хорошо ко мне относился.
Шеф сразу увидел, что повязка, которую наложил мне тот человек в зеленой форме, пропиталась кровью, он снял ее, когда мы остались одни, осмотрел рану и заново перевязал, а потом сказал:
— Пошли, Бруно, твой рабочий день кончился.
И больше ничего не сказал. Он повел меня вниз, к украшенным гирляндами воротам, где Иоахим раздавал лотерейные билеты, а Ина выдавала установленные рядами выигрыши, большей частью цветы и кустарничковые многолетние растения, а также ягодные кусты; уносили с собой выигрыши в основном чужие, из Холленхузена пришли главным образом коммерсанты, а они вели себя сдержанно, интерес выказывали только к украшению кадок для цветов и ваз. Старуха в тряпье из мешковины все еще собирала вокруг себя больше всего слушателей, вокруг нее так и сыпались забавные вопросы и туманные ответы, вокруг нее смеялись, пугались и грозили друг другу в шутку, а старуха все снова и снова озадачивала своих слушателей советами, которых им никогда не доводилось слышать. На все вопросы у нее имелся готовый ответ: чтоб дольше сохранить срезанные цветы, она советовала добавлять в воду щепотку высушенных и толченых корней касатика; против краж она, по зрелом размышлении, рекомендовала пучок аврана; какому-то человеку, который непременно хотел увидеть привидения, она предложила подмешать в салат дикий тимьян и бутоны штокрозы, против улиток она знала лишь одно средство: пиво, и только пиво. Это записано было и в ее потрепанной книжице, куда она время от времени заглядывала и которую, когда возникали сомнения, поднимала в доказательство над головой.
Когда она внезапно спрыгнула со своего ящика, так легко, что все обомлели, и подскочила ко мне, схватила меня за руку и потащила за собой, я не знал еще, что шеф тайно договорился с ней, я не подозревал даже, что она хочет отвести меня домой, на Коллеров хутор; я пришел в такое замешательство, что шагал за ней чертовски неуклюже, она же вовсю шипела и фыркала, на радость окружающим.
Мы удирали, она — целеустремленно, я — неуверенно, скорее влекомый насильно, чем по доброй воле, оттого бегство наше смахивало, пожалуй, на похищение, так мы бежали до ветрозащитной полосы, а когда оставили ее за собой, взялись за руки и скользнули по откосу вниз к железнодорожной насыпи, где нас никто не мог разглядеть. Здесь мы наконец присели, Доротея сняла платок и долго не могла отдышаться, когда же наконец дыхание ее стало ровным, она сказала:
— Мне думается, Бруно, что затея наша себя оправдала, мы можем быть довольны. — И еще она сказала: — Куда проще было бы, если б они обходились загадками, которые им предлагались, но эти холленхузенцы, они же хотели, чтоб загадки им еще и разжевали.
Она удовлетворенно фыркнула, губы ее задрожали, как у жеребенка, а потом она потянула меня за руку и сказала:
— А теперь скорее домой, надо полечить твою рану.
Еще увешанная мешками, она поставила на плиту воду, настрогала мыло и опустила мой палец в теплый мыльный раствор; потом кисточкой помазала рану каким-то снадобьем, я ощутил жжение, ранка стала стягиваться, Доротея, чтобы облегчить боль, гладила мою руку, ее пальцы легко скользили по моим пальцам — какая прохлада, какое успокоение, раз-другой она подула на рану, а потом, наложив свежую повязку, нашептала бодрый колдовской стишок, сотворила какие-то знаки и внушила мне, что заживление уже началось. После этого Доротея принесла хлеб с кровяной колбасой и миску грушевого компота; сидя рядом со мной, она только диву давалась, как быстро я справлялся с едой, она приносила мне еще и еще и, сияя от радости, рассказывала мне о шефе, о его идеях и его упорстве, и о том еще, что он никому не уступит, если придется поспорить, если речь пойдет о его праве.
Однажды, дело было еще в Роминтской пустоши, когда они жили на участках в восточных областях страны, местные власти, кажется, Сельскохозяйственная палата, объявили открытый конкурс на лучшее решение определенной задачи: как удалять листву с выкопанных растений, предназначенных к пересылке осенью, как обрывать листья — что
