у него дрогнул, точно сомневался, стоит ли это повторять, а слова разбились елочной игрушкой. И ранили ее. Тонкий осколок вонзился в солнечное сплетение и засаднил.
Она невольно подалась вперед, втянула живот, но улыбка продолжала недоверчиво блуждать в уголках губ. Защитная реакция.
– Не слишком ли это громко сказано? Это даже абсурдно звучит. Будто ты арабский шейх с традициями и сокровищницами. И вообще. Значит, Женька в качестве наследницы тебя не устраивает?
– Перестань драматизировать, ты же знаешь, как я ее люблю. Но любой мужчина мечтает о сыне, это естественно. По-моему, самое подходящее время. Хорошая разница в возрасте получится. Женя будет опекать братика, и потом… скоро у нее начнется школа, кружки по интересам, новые друзья, и тебе будет чем заняться…
– А если я не хочу… этим заниматься? С моим мнением, желаниями и интересами – как быть?
Он заинтересованно посмотрел на нее, она узнала этот взгляд: так он изучал прайс-лист. И новые образцы материалов.
– Ой, ну брось, ну какие у тебя интересы, какие-то писульки, которые ты никому не показываешь, тратя на них все свободное время? Или нищенская зарплата – твои интересы? Пусть за нее поработает кто-нибудь другой, чем такая работа, как твоя, лучше никакой. Не смотри на меня так… Я, конечно, за то, чтобы ты работала! Но если ты пару лет побудешь дома, ничего не случится!
– Ты хотел сказать: если я забеременею, если я сумею выносить, если я рожу, если я смогу кормить сама или если не смогу, если я оправлюсь за эти пару лет, не скачусь в депрессию, научу его ходить, любить, говорить, отрывать от сердца. То ничего не случится. Ты все заранее предусмотрел, да? Даже то, что это будет мальчик. Но ведь это может быть девочка. Вторая, другая девочка. И что тогда?
– Не может. Это не может быть девочка.
– Ты что, убьешь ее?
– Дура! Что ты несешь…
– Нет, но ведь это ты начал. Тебе нужен наследник, оставить след. А я – нахлебник, а Женька вообще черт знает кто…
– В таком тоне продолжать разговор бессмысленно. Если у тебя напрочь отсутствует материнский инстинкт…
– Что?!
– Любая женщина мечтает о ребенке!
– Это неправда!
– Любая! Мечтает. А не мечтают – только…
– Ну? Продолжай.
– Любая женщина счастлива родить ребенка от своего любимого человека. Ты меня не любишь, вот в чем дело. Ты – холодная, бесстрастная ледышка, мне вообще иногда кажется, что ты вышла за меня по расчету…
– …
Он развернулся на каблуках, но не вышел, точно проверял, смогут ли молнии ее взгляда прожечь в его спине дыру, несколько раз со всех сторон одернул пиджак, будто он стал ему мал, провел ладонью по затылку.
– Я хотел, чтобы это было как-то по-другому, – сказал он. – Надеялся, что у нас начнется новый… период, немного лирики и много романтики, все, что предшествует зачатию, и… Короче, я думал, ты обрадуешься.
– А теперь у тебя такое чувство, будто ты совсем меня не знаешь. Будто я какой-то странный посторонний человек, с которым ты жил все это время, спал все это время и даже не понимал, насколько этот человек тебе чужой…
– Нет, это не так. Не нужно проецировать на меня свои чувства. Ты не чужая. Просто… Просто: давай заведем ребенка…
– Женя! Заводят животных и музыкальные шкатулки…
– Тебе не надоело препираться?
Он сделал шаг ей навстречу, но не решился подойти и обнять, или ободряюще провести по щеке, или что там еще делают в таких случаях, как сглаживают неловкость, когда не чувствуют никакой вины за собой.
– Пусть у нас будет еще и сын. Женьке веселее. Только представь, как будет здорово, если на свет появится маленький мальчик. Наш – мальчик. Подумай об этом, ладно?
Он вышел из комнаты.
Она подумала: наконец-то. Наконец-то он вышел из комнаты.
Хорошо было Брамсу – сильно близорукий, он потешался над собой, говоря, что все скверное ускользает из его поля зрения. Вот уж чего не скажешь обо мне. «Единица» – подтвержденная медосмотром, и пристальный «внутренний взор». Сначала каждое утро я наблюдала, как ксерокопия ночи нехотя стирается с моего лица, как морщинки укореняются на своих заслуженных местах – у губ и переносицы, и не стираются ничем, каждое утро вспоминала, как мало времени отпущено женщине, а теперь еще и эта напасть. Глаза опухают, их невозможно накрасить, проводя тушью по ресницам – попадаешь в веко. А мечтаешь плюнуть в вечность. И попасть. Мечик прав, я слишком эгоистична и тщеславна, нужно довольствоваться тем, что есть, и радоваться каждому дню. Спрыгнуть с эмоциональных качелей, не зацикливаться на незнании будущего – своего будущего никто не знает, верно? Не выдумывать себе никакого потерянного рая, рай и принадлежит нам потому, что его у нас нет. Как нет вчерашнего дня, он больше не вернется. Но навсегда останется со мной.
Что у меня в прошлом? – у меня там – всё. Однажды я сделала выбор: предпочла не утонуть в нем, а позволила ему удержать меня на плаву, держа в уме, как много важного и неизвестного может поджидать меня в любой подворотне. Теперь нужно выучить еще кое-что: обладание – это то, к чему мы стремимся, а не то, чего мы достигли. Лучшее из того, на что я способна, – еще не написано, оно не в прошлом, оно всегда впереди, оно всегда призрачный маячок, ночной светлячок, желтый глазок нимфеи, покачивающийся вдали, я только пробую воду тыльной стороной ладони. Раньше перед моим лицом проплывали не воспоминания, а возможности. Пришло время перестать разбазаривать Время, хватать их за хвостики и укладывать на нотоносец. Мне хочется отдать свое творчество людям. Не ради славы и признания, не ради оваций в мою честь при моем появлении. Просто я устала от одиночества, и пора признать это.
Пока я возводила хрустальный дворец для вечно недовольной Несмеяны, он обернулся песчаным замком с подтопленным краем. С одной стороны ладно и крепко стоит, а с другой – нещадно разрушается штормом. В конце концов от него останутся два камушка – оранжевый и голубой. В море исписанных партитур.
Женька с младенчества мечтала о котенке. Едва научилась говорить, сразу начались эти «киси-киси». Женя-старший был не против, ну, конечно, с чего ему протестовать, все бы легло на ее плечи, точнее, на ее ладони, которым только кошачьих лотков и двойного ворса у ковров не хватало. А этот запах! Этот пресловутый запах, который следует за всеми кошатниками по пятам. Впрочем, как и их приговаривания заискивающие: мой абиссин, ах, он исключительно чистоплотен, никаких посторонних ароматов! Так и хочется спросить: вы в этом абсолютно убеждены? Но спросить нельзя, это неудобно, неприлично, просто-напросто бестактно. А Женя тем временем уже обнимает этого чужого абиссина с оливковыми глазами, которые глядят на Женину маму враждебно. Женина мама отвечает столь же недобрым взглядом. Игра в гляделки заканчивается легким ознобом по позвоночнику Жениной мамы, пробегающим по двум причинам. Из опасения, что кошка прыгнет на нее и вцепится всеми своими зубами и когтями (хорошо еще, если в грудь, а не в лицо), и из брезгливого отвращения: необходимо, чтобы Женя помыла руки, немедленно, сейчас же.
В детстве ее укусила кошка. Нормальных людей кусают собаки, но она всегда заметно отличалась. Что-то та кошка про нее такое поняла, вцепилась, зараза, в руку, как умалишенный крокодил, когда они с мамой заглянули к соседке «на минуточку». Ох, причитала соседка, моя Нюся совершенно не выносит резких движений! Должно быть, ты размахивала рукой, детка? Рука распухла до состояния бревна и оставалась такой почти неделю. И вот та Нюся давным-давно умерла, а следы от ее зубов так и остались на руке и психике.
Женя-старший потешается над ней. Кошек не любят исключительно несимпатичные личности, вроде алкоголиков. Ну или извращенцы со сломанной психикой. Не может прелестная маленькая женщина, каковой является его жена, содрогаться при мысли о прелестном маленьком котенке.
Но она содрогалась.
При мысли, сколько предметов мебели станут котеночкиными когтеточками. Как и где добывать кошачий корм, причем постоянно держа его наличие и отсутствие в уме. Все эти искусственные мышки и коты для вязки.
