будут связаны узами не только братскими, но и деловыми, что с этого дня жители должны быть готовы к тому, что в их городе наступит экономический рассвет и что этот день будет навеки вписан в историю города и страны. Когда он закончил, его место занял отец Флавио, который благословил поезд, окропив его святой водой из позолоченной чаши.
Все было готово. Оттавио давно находился на своем месте в кабине локомотива, как и пассажиры. Ожидали лишь Франко. Он запрыгнул на подножку поезда, синьор Лечче махнул рукой, возвещая об отправлении. Раздался гудок, и поезд качнулся, сдвигаясь с места и медленно набирая ход. Публика зааплодировала, оркестр заиграл громче, с перрона послышались возгласы и пожелания счастливого пути. Франко встал у двери вагона в тамбуре, провожая глазами тех, кто остался. Он смотрел, как, стоя под тенистым навесом, машут вслед поезду женщины – их платочки напоминали белые флажки, дети бежали вдоль перрона, словно хотели догнать, а то и перегнать набирающий ход состав, – они щурились от ярких лучей солнца и кричали вслед. Франко вглядывался в лица, такие светлые и дорогие его сердцу, он не мог оторвать от них глаз, жадно запечатлевая в памяти их улыбки, взгляды. Синьор Абате, неуклюжий аптекарь, суетливо подтолкнул маленького сына, чтобы тот не переставал махать, пара молодоженов, обнявшись, смотрела вслед, возможно, представляя, как их собственные дети поедут в столицу, когда вырастут. Тонкая ленточка, упорхнув с чьей-то шляпки, взметнулась вверх, потревоженная порывами воздуха, и, описывая фигуры, заплясала танец прощания. Лица таяли, уплывая все дальше, сливаясь в неясные пятна, потом поблекли и они, превратившись в плакучую акварель, щемяще прекрасную и отчего-то очень далекую.
Перрон закончился, и поезд, набрав скорость, покатился вдоль загородных вилл, стоящих по обе стороны железной дороги, чуть позже они сменились на деревья, поля и горы. Франко вышел в тамбур, прислушиваясь к размеренному стуку колес, и вдруг ощутил, как мягкая женская рука легла ему на плечо. Обернувшись, он увидел Викторию. Она была взволнована и тяжело дышала, неспособная вымолвить ни слова, так что Франко пришлось взять ее за руку, чтобы она собралась с силами и смогла заговорить.
Пробыв наедине несколько минут, они вернулись в вагон. Маддалена бросила на пару красноречивый взгляд и демонстративно отвернулась к окну. Виктория же подошла к ней и уселась рядом. Казалось, она не заметила очевидной перемены настроения Маддалены и, указывая пальчиком в стекло, с увлечением заговорила. Франко, проследив за ее рукой, увидел старинную церквушку, купол которой, вспыхнув солнечным бликом, вскоре остался вдали.
– Умереть от жажды нам не грозит, хорошие новости! – произнес Дон Антонелли, вытаскивая бутылку шампанского из ведерка со льдом. Он находился в приподнятом настроении, в глазах плясали чертики. – Господа, чтобы нам стало еще веселее, я предлагаю обратить внимание на мой сюрприз. Риччи! – он кивнул своему капо. При этих словах тот выудил из-под сиденья черный кожаный чемоданчик и поставил на стол, предлагая его на всеобщее обозрение.
– Что там внутри? – громко выкрикнул Лоренцо. Дети уже переместились в первый вагон к взрослым.
– Тихо ты! – прикрикнула на него Беатрис, взволнованная столь выдающимся соседством.
Риччи раскрыл чемоданчик, и глазам присутствующих предстал новехонький патефон. При виде него у Франко по спине пробежала дрожь. Он вспомнил, словно вчера, свой первый обед с Донатой и Николо, вспомнил, как Николо хвастался покупкой точь-в-точь такого же проигрывателя, стараясь впечатлить гостя-иностранца… Лоренцо, по всей видимости, тоже узнал устройство, потому что лицо его изменилось, и он поспешил отвернуться к окну.
– Сейчас, сейчас, – засуетился Дон Антонелли, устанавливая иглу. – Это переносная модель, способная играть везде, где только пожелаешь. А, что скажете? – Он поднял вверх пластинку, ожидая возгласов одобрения. Полилась музыка, и романтичное настроение охватило вагон: каждый оценил торжественность момента. Волшебные звуки преобразили всех, да еще и шампанское! Риччи так расчувствовался, что не мог перестать пялиться на Викторию, которая всецело отдалась музыке и сидела со слезами на глазах, покачиваясь из стороны в сторону. Маддалена все еще дулась, вспоминая взгляды, которыми то и дело обменивались Франко и Виктория.
Вдруг Фабио, который до этого высунул голову в открытое окно, закричал, всполошив весь вагон:
– Туннель! Я вижу туннель! Мы скоро въедем в него!
– Надо налить еще шампанского, быстрей, пока не стало темно! – воскликнула Виктория.
Присутствующие подняли бокалы:
– За тебя, Франко! За новый путь в будущее, который ты проложил!
– За Ланцио!
– За железную дорогу!
Не успели все выпить, как вдруг раздался еще один выкрик. Это был Энцо Гори. С искаженным от страха лицом он озирался вокруг себя и отступал по проходу между сиденьями, будто невидимый враг шел на него, заставляя пятиться.
– Что это с ним? – чуть слышно проговорил Фабио, с недоверием глядя на товарища.
– Энцо, ты чего? – встревоженный вопрос Лоренцо остался без ответа.
Энцо подбежал к окну и завопил, указывая куда-то наружу, на залитые солнцем зеленые поля и рощи, на меняющийся горизонт с гористым росчерком.
– Что это? Что это такое? – Его выкрики были столь неподдельны, что у Франко не осталось сомнений, что это не розыгрыш.
– Что ты видишь? – спросил он парнишку, подходя ближе.
– Туман, откуда этот туман?! – прокричал Энцо. На Франко он даже не посмотрел.
– Туман? Какой туман? – проговорила Маддалена, озираясь. – Я ничего не вижу.
– Бедняга, наверное, перегрелся на солнце, – спокойно произнес Риччи. – Парню надо остудить голову, дайте лед!
Но Энцо с совершенно обезумевшим видом бросился в тамбур и судорожными движениями стал дергать дверь, пытаясь открыть ее на ходу.
– Остановите его, он сейчас выпадет из поезда! – в ужасе крикнула Маддалена. Все бросились в тамбур, создавая давку. Франко пытался остановить Энцо, вопящего что есть мочи:
– Прыгайте, прыгайте, или вам не спастись!
– Он разобьется! – тоненьким голоском выкрикнула Беатрис, в страхе прижав ладони к лицу.
Наконец Энцо вырвался из цепких рук, пытающихся удержать его, и все-таки сумел распахнуть дверь. Пахнуло горячим воздухом с запахом смолы и полевых цветов, ветер трепал одежду и головные уборы дам, взвивая полы юбок, но никто не обращал на это внимания. Все как один смотрели на фигуру, зависшую над пролетающей внизу землей. С глазами, полными ужаса, Энцо на полном ходу прыгнул вниз. Рубашка вздулась пузырем, когда он полетел под откос и покатился, кувыркаясь, как марионетка. Конечности его болтались, тело ударялось о выступы на земле, затем он, сделав несколько переворотов, наконец остановился. Франко свесился на руках, держась за поручни, пытаясь проследить взглядом за удаляющейся фигурой, лежащей без движения в траве. А поезд продолжал нестись вперед навстречу туннелю, навстречу черному проему Клыка.
– Остановите поезд! – истерично вскрикнула Маддалена, хватаясь за плечо будущего мужа, взывая о помощи.
Франко резко обернулся, но он не смотрел на свою женщину. Он нашел глазами Викторию. Губы его произнесли слово, которое заглушил пронзительный гудок, и оно не прозвучало, а лишь оформилось в воздухе, появившись и исчезнув, как магическое заклинание. Маддалена не смогла ни услышать, ни понять его. Она не знала, что произнесено оно было на языке, которым она не владела.
«C’est parti!» [19] – скорее почувствовала, чем услышала Виктория Брент, прежде чем поезд заглотила бездонная темнота.
Ланцио, Италия. 1972 год
– Мне снился Франко, – тихо проговорил Карло, сидя напротив Кристины в маленьком кафе.
– Больше всего на свете «люблю» слушать чужие сны, – поморщилась та. – Особенно утром, когда я хочу только одного – пить горячий кофе. – Она листала журнал, не поднимая головы. На столе дымился кофейник, пахло свежей выпечкой, расставленной тут же. – Особенно про тех, кого я не знаю. Что еще за Франко?
– Франко Легран, человек, который в тысяча девятьсот одиннадцатом году отвечал за строительство туннеля в Клыке.
– А-а, – равнодушно отозвалась Кристина. – И что он делал в твоем сне?
– Такой странный сон… – задумчиво сказал Карло. – Я стоял у этого мужчины за спиной. Он держал в руках маленькую коробку, сам он сидел в какой-то комнате, прямо на полу, склонившись и рассматривая то, что находилось внутри. Я подошел ближе, хотел взглянуть, но он захлопнул коробочку раньше, чем я смог это сделать. Потом он медленно обернулся и посмотрел на меня, и его лицо… – Он неприязненно дернул головой. – Его лицо превратилось в маску, в такую застывшую маску, знаешь, вроде бумажной заготовки для карнавала, еще не покрытой краской… Это было страшное лицо, без эмоций, совсем.
– Поменьше ешь на ночь, еще и не то приснится.
– …И он смотрел на меня, когда
