генерал-винодел, довольный, что угодил соратникам. — Бутылка водки или триста миллилитров спиртяги заливается в литровую бутылку, напихать туда лимон, порезанный на кусочки с кожурой, засыпать три-четыре ложки сахара, дополнить молоком до краев, поставить на две недели в холодильник. Дней через десять слить через марлю в чистую бутылку, и снова в холодильник. Через три-четыре дня отстоявшуюся жидкость аккуратненько перелить в красивую посуду и можно ставить на стол даже благородным гостям.
Выпили еще по одной.
— Сахару можно добавить, — сказал доктор.
— Ни в коем случае! — возразил финансист. — Испортишь продукт.
— Так можно, наверное, приготовить и апельсиновый ликер, кофейный? — спросил доктор.
— Можно! — ответил генерал. — Мне больше нравится зимой чесночная настойка. Лекарство от простуды, переохлаждения, плохого настроения, а от дурного глаза и вредного правительства — первейшее!
— Запах, наверное, того, — покрутил у носа доктор.
— Странно, но запах становится совсем не похож на чесночный. Попробуйте! Это я делаю со своим спиртом, а с медицинским будет такое, что Мартини твой застрелится, попробовав нашего!
В разгар дегустации пришел Саша.
— Папа, — сказал он, поздоровавшись с мужиками, — мама зовет. Ужин готов.
— Садись с нами, — подвинул к столу табуретку Александр Иванович. — Расскажи, что у тебя там. Уже летаешь?
— В октябре начнем, — ответил Саша, не присаживаясь к столу.
— Какие самолеты у вас? Может, рюмочку пропустишь? Пора приобщаться к настоящей мужской компании.
— Пропустит, — сказал отец. — Когда окончит училище, тогда не грех будет ему и выпить, приобщиться, а сейчас пропустит.
— Да солдат же он! — пытался убедить генерала доктор. — В отпуске. Винцо некрепкое, приятное. Повод к тому же…
— Пусть ищет и находит повод, чтобы не пить — это всегда будет к месту. — И к сыну: — Через десять минут, скажи, приду.
К сторожке, около которой проводятся собрания, неспешно стекались люди.
— Поменялся контингент, — по-военному отметил Валентин Михайлович. — Тридцать лет назад были совсем другие люди. Теперь хозяева, постарев, кто передал участок детям, кто продал. По пальцам можно пересчитать ветеранов. Шли незнакомые люди, небрежно одетые, шумливые.
— Новые хозяева, — отметил Валентин Михайлович, увидев незнакомую парочку. — Купили, наверное, недавно. Видно, что не военные.
Прошли рядком генерал Матросов и полковник Кулягин — ракетчики. Генерал маленького роста, но крепенький такой боровичок. Приехал из Германии, летний сезон живут с женой на даче, с ними — внук дошкольник. Второй ракетчик, Кулягин, странноватый мужик. Валентин Михайлович вспомнил первую встречу с ним. Приехал он тогда среди рабочей недели, чтобы перехватить бульдозериста да попросить его очистить приобретенный только что участок от мусора, что сверху, со всей улицы, сдвинули к нему. Бульдозерист сказал, что сегодня не сможет, но на неделе сделает. Валентин Михайлович отдал четвертную бульдозеристу и попросил не затягивать с очисткой площадки — обещали в одном месте деревянный типовой домик продать ему, перевозить надо по-быстрому.
В это время он увидел на крыльце дома через улицу человека. Тот что-то стругал ножом. Захотелось познакомиться, узнать новости с водой, электричеством; пока ходят только слухи о сроках подключения к участкам. Да и дом у того добротный, может, подскажет, где можно купить такой.
Мужик был несловоохотлив, отвечал односложно, нехотя. Про дом сказал так:
— Там, где я его достал, тебе не достать.
Валентин Михайлович долгим презрительным взглядом посмотрел на своего будущего соседа, ничего в ответ не сказал, повернулся и ушел.
Главная группа, державшая руку на пульсе, была уже на месте. Отдельной кучкой, с папками в руках, они стояли и тихо переговаривались. Выделялись несколько человек. Председатель садоводческого товарищества «Артиллерист» некто Шапиро был, как всегда, не мыт, не брит, не чесан, в резиновых сапогах, безрукавке без пуговиц, на голове еле держалась выцветшая шапчонка с большим козырьком. Весь его вид прямо кричал: «Ребята, некогда переодеться, морду сполоснуть, так много всяких забот — не одно так другое тебя подкараулит на этой работе! Сил уже никаких! Бьюсь как рыба об лед! Не знаю, на сколько меня хватит!»
Рядом с ним стоял Семенченко, выпятив пузо в обтянутой застиранной майке, в резиновых галошах на босу ногу. Когда-то он был капитаном в автороте, очень милым и любезным, даже застенчивым малым, дослужился до майора, служба шла так себе, абы день прошел. Командир ждал недостающие пол года до срока увольнения Семенченко из армии. Не дождавшись, ушел в отпуск, вернулся и с ужасом увидел Семенченко при погонах подполковника. Недолго думая, дал под зад коленом новоиспеченному подполковнику и кадровику, провернувшим дело с незаконным повышением. Освободившись от зависимости по службе, Семенченко как с цепи сорвался: затаскал по судам, прокуратурам и следственным комитетам генерала Поднебесного, бывшего тогда председателем товарищества. Не выдержав постоянной пытки, генерал оставил пост председателя. Второй председатель, молодой и энергичный, знающий дело начальник большого строительного комбината, заявил, что в порошок сотрет кляузника и доносчика, через год, отбив всего десять судов, умер от инсульта. Третий председатель три года просидел в прокуратурах и судах, сбежал, осознав свою неспособность к закулисной борьбе; и еще год отчитывался в том, чего не делал и не совершал. Жена Семенченко, она тут же стоит, непомерной толщины бабища с еле заметными щелочками вместо глаз на толстом лице, шутниками прозванная Деменцией Алексеевной, после очередной кляузы на председателя, на соседа, вообще на всякого человека, который выскажется пренебрежительно в ее адрес или мужа, строчит душераздирающие письма на работу неугодных им людей, рассказывает начальникам, каких пригрели они ужасных аморальных типов! На заборах и столбах расклеивает прокламации, что на вора-председателя заведено уголовное дело.
И вот нашелся такой субъект, который готов кому угодно служить, лишь бы хорошо платили. Членам товарищества, уставшим от передряг и споров, стало все равно, кто будет у власти, лишь бы только избавили их от склок и разборок. Такого, нужного себе председателя, выкопал где-то Семенченко. Теперь они — не разлей вода. Одно тревожит членов товарищества, что председатель — друг Семенченко. По известному правилу: «Скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты» получалось, что с председателем у коллектива вышла промашка. Это поняли даже те, кому все было пофиг. Заплатив раз непонятно за что, заплатив два, на третий стали подразумевать неладное. Поборы валились со всех сторон: несколько раз чинили электрокабель, до той поры не знавший и одного такого случая; вывозили мусор даже когда никто не жил на территории товарищества; ремонтировали дорогу, а она упорно не хотела быть без рытвин и ухабов. Отключали воду, покупали новый насос три раза в году. Меняли столбы электропередач. Корректировали план застройки… Люди привыкли к тому, что им надо всегда за что-то платить. Объяснение
