буркнул в знак того, что услышал. Элейн дошла до кухни и вернулась с чашкой горячего напитка из ячменя и цикория. – Ты взглянешь на них, когда выдастся минутка?
– Вероятность того, что кто-то откликнется на твою статью, стремится к нулю. – Ногти Антуана там, где он сжимал тонкий резец, побелели до синевы. – Тем более из Лондона. – Он поднял свой орлиный нос и принюхался. – Все то же самое…
Элейн поставила кружку, от которой поднимался серовато-белый дымок, на стол. Антуан бросил на нее взгляд, который ясно говорил, что он видит ее насквозь, но все-таки обхватил кружку руками, и Элейн улыбнулась и осторожно положила перед ним свои записи.
Антуан сделал осторожный глоток, пробежал глазами по бумаге, откинулся на спинку стула и взглянул на Элейн как-то по-особому внимательно. У нее перехватило дыхание.
– Что там?
Антуан издал недоверчивый смешок.
– Похоже, твое послание нашло адресата.
Элейн заглушила возглас восторга – ее послание получили в Лондоне! Она ожидала, что помощь придет от кого-то из Франции и в самых дерзких мечтах не рассчитывала, что к делу подключится Лондон.
– То, что они получили твое послание, еще не значит, что они окажут помощь, – предупредил Антуан.
– Я знаю, – ответила Элейн, против воли расплываясь в улыбке.
Проворчав что-то скептическое, Антуан вернулся к работе, но, прежде чем он опустил голову, Элейн успела увидеть тень улыбки на его губах. Пусть предостерегает сколько угодно, он не остудит пыл Элейн.
* * *
Тем днем они работали бок о бок с Жаном, вместе готовя свежий выпуск газеты.
– Bonjour, – пропела Николь сквозь перестук автоматического станка.
– Bonjour, Николь, – застенчиво помахал ей рукой в знак приветствия Жан. – Выглядишь прекрасно, как и всегда.
Николь кокетливо отмахнулась в ответ. Жан покраснел.
– Почему бы тебе с ней не поговорить? – шепотом подбодрила его Элейн. Жан отчаянно замотал головой. Вздохнув, Элейн оторвалась от изучения отлитых строк и направилась к Николь и Марселю, погруженным в какой-то разговор. Она хотела пройти мимо, когда уловила знакомое имя.
Жозетта.
– Она на грани срыва, – говорил Марсель. – Разваливается, как тряпичная кукла по швам. Мы не можем позволить…
– С ней все в порядке, – упорствовала Николь. – Я позабочусь о ней.
– Она стоит того, чтобы ты рисковала ради нее своей жизнью? Жизнью твоего брата, твоего отца?
– Это подло.
– Война вообще подлая штука.
Николь заметила Элейн и жестом подозвала ее, раскрасневшаяся, с наигранной радостью на лице.
– Ma chérie, как ты? – спросила она, обнимая Элейн.
– Переживаю, – честно ответила та, понизив голос, чтобы не услышал Марсель. – За Жозетту. Ты сможешь ей помочь?
Николь рассмеялась, отметая сомнения.
– С ней все будет в порядке.
– Николь, у нее большие проблемы.
Что-то мелькнуло в голубых глазах, но Николь отмахнулась от опасений Элейн, как от надоедливых мошек – впрочем, таким образом она отмахивалась от любых проблем. Во всей Франции никто не мог сравниться апломбом с Николь – и это заставляло Элейн волноваться еще сильнее.
– Элейн, не будь такой наседкой, – добродушно укорила Николь. – Прошу тебя, доверься мне.
Элейн медленно кивнула, но мысленно продолжала упрекать Николь в излишней самонадеянности. Но Николь являлась фигурой, с которой стоило считаться, даже больше, чем с Дениз. И уговоры тут не работали – Николь должна была осознать все сама.
Элейн только надеялась, что к тому времени не станет слишком поздно.
К полудню, когда все было приготовлено для тиража и автоматический станок запустил карусель листов, Элейн решила отвлечься от воспоминаний о разговоре с Николь и навестить Манон. Еще раньше она зашла к продавцу, работавшему на черном рынке, и закупила для кухни на складе столько провизии, что могла поделиться излишком с Сарой и Ноем. С величайшей осторожностью она уложила в корзинку мешочек чечевицы на неделю, два яйца и драгоценный клубничный джем. Он встал в неслыханную сумму, но воспоминание о восторгах Ноя стоило любых расходов.
Оказавшись у квартиры Манон, Элейн постучала и позвала:
– Bonjour, кузина.
Дверь распахнулась, и на пороге возникла Манон со слабой, но искренней улыбкой на лице и сделала знак Элейн побыстрее входить внутрь. Только когда дверь снова плотно закрылась, из-за косяка двери, ведущей в гостиную, показалось любопытное личико.
– Кто это? Неужели Ной? – притворно удивилась Элейн. Ной расплылся в улыбке и рванул к ней навстречу, широко раскинув руки. Она осторожно поставила корзинку на пол и поймала его на бегу, крепко обняв, чтобы они оба не рухнули на пол.
Конечно, скорее всего радость Ноя была вызвана тем, что Элейн каждый раз приносила с собой какое-то угощение, но все равно его восторги согревали ей сердце.
Возможно, если бы ее лоно оказалось более плодородным, она выносила бы ребенка, похожего на Ноя, с ее темными глазами и бритвенно острым умом Жозефа. Они стали бы настоящей семьей, гуляли бы вдоль Роны, ели бриоши в розовой глазури с орехами и наслаждались своим счастьем.
Какая-то часть Жозефа осталась скрыта от нее, потому что она не смогла родить ему ребенка. Это осознание пронзило ее насквозь, как отравленное лезвие.
– Не грусти, Элейн, – сказал Ной, глядя снизу вверх своими большими карими глазами. Элейн моргнула и поспешно отбросила мысли, которые не вели ни к чему хорошему.
– Ну что ты, я совсем не грущу, сегодня же Праздник света.
Подошла Сара, одетая в легкий розовый свитер, и оперлась о косяк двери, расслабленно сложив руки на груди и глядя на сына. Гордость осветила ее лицо, а уголки губ изогнулись в легкой улыбке.
Элейн вытащила чечевицу из корзинки.
– Я принесла еду.
– Это было необязательно, – попеняла ей Манон, но приняла на самом деле весьма скромный по размерам мешочек.
– Вас теперь слишком много, чтобы ваших карточек хватило на всех. – Элейн вытащила яйца, которые несла как можно аккуратнее, чтобы не разбить по пути.
– Где вы их раздобыли? – поинтересовалась Сара, подходя и забирая их.
– Зашла к одному знакомому с черного рынка сегодня утром, – Элейн снова запустила руку в корзинку, – и благодаря ему принесла еще и это. – И она продемонстрировала банку: свет упал на полупрозрачную густую массу, так что показалось, что она сияет сама по себе.
Просиял от удовольствия и Ной.
– Держи ее обеими руками, – велела Элейн, передавая банку, – и неси на кухню.
Шагая с преувеличенной осторожностью, как акробат по канату, Ной направился на кухню, весь напряженный и сосредоточенный. Поблагодарив Элейн, Сара последовала за сыном, чтобы отнести яйца, и снова вернулась.
– Манон ни разу об этом не заикнулась, но я знаю, что мы объедаем ее. Особенно учитывая аппетит Ноя.
– Он же растет, –
