к началу вещания «Радио Лондр», если поторопится. Возможно, появятся новые детали касательно спасения Сары и Ноя.
Эта мысль привела ее чувство в мгновение ока, словно щенка выдернули из воды.
– Стоять.
Элейн повернулась и очутилась нос к носу с немецким офицером.
– Что вы тут делаете? – требовательно спросил он по-французски.
– Приходила в гости к подруге. – Слова сорвались у нее с губ быстрее, чем она успела их осознать.
– К подруге. – Прищуренные глаза офицера блестели в темноте злобно и беспощадно. – В этом здании никого не осталось, всех жильцов арестовали сегодня днем.
– Это объясняет, почему я не застала свою подругу, – как ни в чем не бывало заметила Элейн, хотя сердце у нее бешено колотилось. – Что они натворили, что их всех арестовали?
Но уже произнося эти слова, она поняла ответ. Волосы зашевелились у нее на голове от ужаса, все существо завопило, приказывая бежать. Несколько месяцев назад она, возможно, так бы и сделала – до того, как Корсика одержала победу и вырвалась на свободу из хватки нацистов. А теперь немцы стреляли без предупреждения, заливая улицы кровью, всеми способами показывая решимость удержать Францию под своей пятой.
Офицер позвал кого-то по-немецки. Солдат, совсем мальчишка, еще наверняка даже не брившийся, выдвинулся из тени позади идеально круглого пятна от уличного фонаря.
– Иди внутрь и проверь, не оставлено ли там посланий. – Офицер продолжал говорить по-французски – он явно хотел, чтобы Элейн понимала, о чем идет речь.
Она изо всех сил старалась, чтобы на лице не отразился ужас, который переполнял ее. Если они найдут газеты, ей конец.
Ожидание тянулось вечность. Элейн стиснула зубы, чтобы они не стучали – в равной степени от страха и от холода. Офицер на погоду внимания не обращал – наверное, потому что был облачен в тяжелую шинель, из-под которой выпячивался приличных размеров живот. Наконец мальчишка возник на улице снова и заговорил по-немецки. Офицер бросил на Элейн свирепый взгляд, и мороз продрал ее по коже.
Они нашли газеты?
– Ну вот, он наверняка сообщил, что я невиновна, – заявила Элейн самым дерзким тоном, на который сейчас была способна. Офицер не удостоил ее ответом. И в ее невиновность явно не верил. Он протянул руку и бесцеремонно схватил Элейн за плечо, удерживая на месте.
– Вы арестованы.
Каждый день Джеймс встречал Аву у подъезда и шел вместе с ней к киоску, и каждый день на ее вопрос, появился ли какой-то план по спасению еврейки с сыном, отвечал, что новостей пока нет. И хотя Ава без особой охоты приняла приглашение Джеймса сопровождать ее по утрам, ей пришлось признать, что с тех пор одного конкретного немца она не видела. И Альфонсо каждое утро, когда они подходили к его киоску, молча кивал, подтверждая, что все чисто. Так что дни текли без происшествий, наступил День благодарения. Его отметили скромным приемом в посольстве, где подали больше жареной птицы, густых подливок, картофеля и засахаренного ямса, чем они могли одолеть. Ава в шутку пригласила Джеймса, но тот учтиво отказался.
На следующей неделе в руках Авы оказался новый выпуск «Комба» с прежним посланием, зашифрованным в одной из статей. А это значило, что на просьбу о помощи пока никто не откликнулся. Снова и снова возвращаясь мыслями к газете, Ава решила взять дело в свои руки, но все попытки заручиться поддержкой в США натыкались на решительный отказ мистера Симса и тех лиц в Вашингтоне, с которыми ей удалось связаться по телефону.
На календаре ноябрь сменился декабрем, и в углу квартиры Авы появилось маленькое грустное дерево, увешанное мишурой на тот же манер, как делала ее мать. Под елкой лежал конверт, присланный «Почтой победы», с письмом Дэниела, которое Ава не стала вскрывать и приберегла до Рождества, чтобы сделать этот день еще более праздничным. Правда, когда наступило время его прочесть, оно скорее нарушило ее душевный покой, наполнив воображение картинами, как Дэниел прыгает с парашютом в неизвестность и прячется в ледяной траншее. В итоге все закончилось слезами и ноющей пустотой в груди.
Наконец на пороге возник Джеймс с запеченной индейкой, которой хватило бы на десятерых, и, похоже, всеми видами десертов, которые он смог найти в городе, – в сахарной глазури и выглядывающем кое-где из-под нее разноцветным ямсом. Джеймс так же принес подарок для Авы – новую курьерскую сумку достаточной ширины, чтобы туда влезал весь ее ежеутренний улов прессы. К счастью, Ава тоже приготовила подарок – экземпляр «Этюда в багровых тонах» из цикла о Шерлоке Холмсе, который вызвал на лице Джеймса веселую усмешку.
То, что Новый год они празднуют вместе, вообще не обсуждалось: они просто надели свои лучшие наряды и поехали в «Палашио», где пили шампанское и закусывали канапе. Правда, для обоих стал неожиданностью поцелуй, которым они обменялись в полночь, и Джеймсу даже не пришлось читать стихи, чтобы этот поцелуй сорвать. Причем, когда Ава пыталась вспомнить этот момент, воспоминания шаловливо расплывались в дымке от шампанского, и непонятно было, Джеймс тогда наклонился к ней или она подалась к нему. В любом случае, они ни словом не упомянули о случившемся, и первая неделя января прошла самым непринужденным образом.
Получив от Отто очередной выпуск «Комба», зашифрованного послания Ава там не обнаружила. Это открытие поставило ее перед вопросом: затею признали невыполнимой или, наоборот, этих двоих уже спасли?
Она мучилась неопределенностью до следующего утра, когда они с Джеймсом встретились, чтобы совершить привычный обход лиссабонских газетных киосков и книжных магазинов. Спасаясь от январского холода (вполне сравнимого с вашингтонским), Джеймс поднял воротник своего темного пальто, а Ава, ощущая, как зябкий ветерок забирается под синюю юбку, жалела, что чулки стали дефицитом. Еще она радовалась, что не пошла на поводу у моды и не сделала себе стрижку «рефуджиадо», ставшую популярной в Европе на фоне коротких стрижек беженцев. Теперь длинные волосы грели Аве шею, уложенные справа на голове в недооцененный «завиток победы».
– Что вы сделаете, если я скажу, что принес хорошие новости? – Джеймс смотрел не на Аву, а по сторонам, постоянно прочесывая взглядом улицы, постоянно настороже, в то время как Ава пребывала в самонадеянной беспечности. Услышав вопрос Джеймса, она остановилась, и сердце у нее осмелилось забиться чуть чаще.
– Я вам не поверю.
– Правда? – Насмешливая улыбка Джеймса была так очаровательна, что у Авы снова мелькнуло подозрение, что это именно она поцеловала Джеймса с первым ударом курантов в новогоднюю ночь.
– Полагаю, это зависит от
