взгляд на изображение Леонардо над столом миссис Дайвер и представляю, что обращаюсь только к нему.
— Когда Леонардо да Винчи работал над своими летательными машинами, он изучал крылья птиц, — начинаю я. — Он делал чертежи, показывающие, как можно присоединить птичьи крылья к человеческому телу. Поэтому, когда я нашла чучело лебедя в сарае у дедушки, я решила, что моя модель будет как раз такой: похожей на летательные машины, в основе которых были настоящие птичьи крылья.
Я окидываю взглядом класс. Парни в последнем ряду все еще усмехаются, они готовы начать шуметь, как птицы. Кто-то из первого ряда рисует в тетради, не обращая никакого внимания на мою презентацию. Другие обмениваются записочками. Я влезаю в альпинистскую обвязку; миссис Дайвер помогает мне затянуть на груди кожаные ремни и застегнуть липучки. В классе слышится приглушенный шепот. Ребята в первом ряду уже смотрят на меня. Но до остальных еще не дошло, что я сейчас закрепила у себя на спине пару лебединых крыльев. Поэтому я сгибаю локти и свожу сжатые в кулаки ладони у груди, потом с силой снова их распрямляю. Проволочные крепления тугие, но мне все-таки это удается. Я расправляю крылья, начинаю ими махать. Поднимается ветер, и кучка листков взмывает в воздух. Страницы в учебниках шелестят и переворачиваются. Я двигаю пальцами, чтобы перья отделились друг от друга. Повожу плечами, и крылья у меня за спиной слегка подрагивают.
В классе наступает тишина. Все взгляды обращены на меня.
— Я наблюдала за тем, как машет крыльями лебедь-кликун, — продолжаю я, — и делала наброски.
Миссис Дайвер показывает всем карандашные рисунки, которые я сделала на озере. Она кивает головой в знак одобрения. Я продолжаю слегка махать крыльями.
— Я подумала, что если я пойму, как именно летает лебедь, то смогу разобраться, какие части чучела лебедя мне нужно использовать в своей модели.
Я выгибаю спину, и крылья выгибаются вместе со мной. Начинаю махать руками чуть быстрее, и перья издают шелестящий звук. Мне приходится говорить громче:
— Я узнала, что лебедь чувствует ветер каждым своим пером. Он знает, как повернуть крылья так, чтобы ветер дул в них под правильным углом.
Я сильнее машу крыльями, одновременно сгибая запястья; и когда я это делаю, перья поворачиваются. Листки с моим проектом, кружась, оседают на пол. От стен отклеиваются уголки плакатов. Я уже достаточно освоилась. Теперь мне даже не нужно смотреть на крылья, чтобы понять, какие перья я привожу в движение. Поворачиваясь направо и налево, я посылаю мощный поток воздуха через весь класс, вздымая вверх челки и галстуки. Чувствую, как покалывает кожу. Мне хочется сейчас оказаться на озере, бежать наперегонки с моим лебедем.
Я поворачиваюсь лицом к классу:
— Но лебедь не может летать в одиночку, по крайней мере, на большие дистанции. Воздух чересчур плотный и ветер слишком сильный для одной пары крыльев. Им нужна стая.
Теперь я машу крыльями чуть медленнее и завершаю свою речь:
— Только в стае у лебедей появляется достаточно сил, чтобы совершить перелет. Именно поэтому летательные машины Леонардо да Винчи так и не заработали… не летали по-настоящему. Нужны и другие лебеди, которые взмывали бы в воздух и летели вместе с тобой… Полет нужно разделить на всех.
Я перестаю махать руками и поднимаю пальцы, чтобы перья вернулись на место. Смотрю на одноклассников. Теперь все не спускают с меня глаз. Софи подалась вперед и улыбается мне. В коридоре собралось несколько человек, они заглядывают в кабинет через окошко, недоумевая, что я такое творю. Кажется, среди них мой брат. Я подцепляю зубами липучку и расстегиваю ее. Ослабляю кожаные ремни и вылезаю из своей сбруи. Миссис Дайвер смотрит на меня с открытым ртом, явно под сильным впечатлением.
Субботу мы с Джеком проводим дома, наводим красоту к папиному приезду. Делаем большой плакат «С возвращением!»; по всему периметру на нем я нарисовала птиц. Это ужасно банально, но папе точно понравится. Примерно за полчаса до того, как должны приехать мама с папой, появляется Лора. Джек со всех ног бежит к двери, а потом подводит ее ко мне, чтобы мы познакомились по-настоящему.
— Я подумал, что она может помочь нам с украшением, — говорит он.
Сначала всем немного неловко: Лора стоит в коридоре, а я — на кухне, и мы просто смотрим друг на друга, не говоря ни слова. Потом Джек кидает ей пакет с воздушными шарами, и она принимается за работу. Он кладет руки ей на талию, поднимает и ставит на стул, чтобы она помогла нам прикрепить плакат к стене. Несложно понять, как сильно она нравится моему брату. Закончив все, мы садимся вокруг стола.
— Приходи к нам в парк, когда сможешь, — говорит Лора. — Нам нужны еще девочки в компанию.
Джек в шутку толкает ее в бок.
— Ты что, хочешь подружиться с моей младшей сестренкой? — и первым смеется.
Я думаю о том, как это будет — сидеть с ними вместе на самом верху этой деревянной площадки-замка; мне хотелось бы привести с собой и Гарри, когда ему станет лучше.
— Ага, — отвечаю я.
Когда Лора уходит, мы с Джеком садимся на верхней ступеньке лестницы, чтобы встретить папу. Брат все косится на меня, ожидая, что я что-нибудь скажу.
— Она милая, — говорю я и смеюсь.
Он обхватывает рукой мою шею и зажимает голову у себя под мышкой.
— А какое мне дело до того, что ты думаешь?
Но ему есть до этого дело. Иначе он не позвал бы Лору сегодня к нам. Тут к дому подъезжает мамина машина, и мы вскакиваем, чтобы помочь папе выбраться. Он все еще очень слабый, бледный и худой, но зато улыбается. Джек хрюкает, как поросенок, пока помогает папе добраться до двери.
— Джек! — строго говорит мама.
— Но это же правда, — возражаю я. — Папа теперь наполовину поросенок!
Когда папа входит в кухню и видит наш плакат и шарики, он не может сдержать своих чувств. Начинает плакать и смеяться одновременно.
Я стою позади него, обхватив руками за пояс. Я так счастлива, что он вернулся.
В следующую пятницу я получаю сообщение от Гарри: «Я могу поехать! Только нужно будет взять маму и медсестру и ехать на больничной машине».
Я улыбаюсь и пишу в ответ: «Завтра?»
Не могу поверить, что ему удалось добиться разрешения. Видимо, помог аргумент «Через неделю я могу умереть».