сводит с меня глаз.
Только спустя несколько минут я понимаю, что Джек все еще здесь и смотрит на нас с ухмылкой.
— Ты такой же чокнутый, как она, — говорит он Гарри и смеется. — Вы птицы одного полета. Ведь так говорит папа?
Джек поворачивается и выходит из палаты. Мое сердце начинает биться быстрее, когда раздается щелчок закрывающейся двери. Я снова наклоняюсь к Гарри. Касаюсь губами его губ. Мне нравится, как при этом расширяются от радости его глаза. Не хочется прерывать поцелуй, и я не могу отделаться от мысли: вдруг я целую его в последний раз?
Гарри откидывается на подушки и беззвучно смеется.
— Побудь еще со мной, — просит он.
И я остаюсь. Мы почти не говорим, просто смотрим в окно на озеро. Нежданный луч зимнего солнца проникает в палату, освещает лицо Гарри и скользит по крыльям, отчего они начинают сверкать. Когда луч падает мне на лицо, я ощущаю тепло и начинаю думать о весне. Крепче сжимаю руку Гарри.
— Я буду наблюдать за лебедями, — обещаю я. — Они все еще будут здесь, когда ты выйдешь из больницы.
— Если, — тихо говорит он. — Если выйду.
— Выйдешь. И когда это произойдет, мы можем снова поехать на дедушкино озеро.
Он улыбается. Солнце проникает в палату, и все озаряется светом: прикроватная тумбочка, кровать, стул. Все пронизано светом. Гарри откидывается на подушку, глаза у него начинают слипаться.
Я тихо встаю. Поворачиваюсь, чтобы попрощаться, но он уже спит. Крылья раскинулись на стене позади него, они тоже сияют. Если прикрыть глаза, кажется, что они у Гарри за спиной. Он похож на большого светлого ангела, который купается в солнечном свете, чтобы обрести силы.
В моем сне кто-то кричит. Лебеди приближаются. Летят высоко и быстро, и их очень много. Они собрались в дальний путь, на родину, летят к луне. Я стою на холодной мокрой траве и смотрю на них.
В конце стаи странный лебедь. У него есть крылья, но нет длинной шеи. Он больше остальных и летит быстро и решительно, как будто точно знает, куда направляется. На голове у него что-то зеленое. Это же дедушкина шапка! А потом я понимаю: эта птица — совсем не птица. Это Гарри. Он мигрирует вместе с лебедями, улетает с их стаей.
Лебеди начинают исчезать, будто растворяются в звездах. Они опять кричат. А потом их крики незаметно превращаются в песню. Она прекрасна. Когда они растворяются в темноте, их голоса становятся еле различимы. Остается только тихое шипение. Звук, похожий на дыхание, как последний вздох умирающего. Но один голос все еще различим. Небо наполняется радостными вскриками.
От этого я просыпаюсь.
У меня лицо в слезах. Я лежу не шевелясь, просто дышу. Вдох, выдох, вдох, выдох. Смотрю на темные очертания предметов в комнате: пока они практически неразличимы. Окно дрожит от ветра, решетка на окне гремит, словно мешок с костями. Я перекатываюсь на бок и прижимаю колени к груди.
— Гарри, — шепчу я.
Трансплантация была сегодня. И я до сих пор ничего не знаю.
Я сажусь. Из сада доносится какое-то хлопанье. Подхожу к окну, раздвигаю шторы и смотрю на улицу. Не знаю, чего я жду. Может быть, лебедя с озера. Или Гарри, свалившегося с неба, прилетевшего из моего сна. Но никого не вижу — только сарай, дуб, веревку с бельем. На ней простыня колышется взад-вперед, она и хлопает, как нечто живое.
Я кладу локти на подоконник. Ночное небо — чистое, как вода. Шарю глазами по небу, в голове все еще крутится мой сон. Но там нет ни лебедей, ни Гарри — только звезды. Сейчас их можно разглядеть сквозь дымку городских огней. Вздохнув, я прижимаю нос к стеклу. Сон был такой реальный, я как наяву почувствовала, что Гарри улетает, оставляет меня.
Я решительно трясу головой. Это был просто сон. Он ничего не значит. Мое отражение в окне мутнеет: стекло потеет от моего дыхания. Я протираю стекло и стою там, глядя на лунный свет, пробивающийся сквозь деревья, рисующий дорожки на траве. Потом снова перевожу взгляд в безмолвное бесконечное небо. Еще очень рано для перелетов. Лебеди никуда не отправятся до весны, но потом, спустя несколько месяцев, снова вернутся. Они всегда возвращаются.
А Гарри?
Я забираюсь обратно в кровать и беру телефон с прикроватной тумбочки. Вижу несколько сообщений от Саскии. Но пока не хочу их читать. Делаю глубокий вдох и пишу: «Как ты?»
Потом листаю контакты, пока не дохожу до имени Гарри. Сейчас четыре утра. Даже если он жив, то сейчас спит. Но я все равно отправляю. Хотя даже не знаю, можно ли пользоваться телефоном в изоляторе.
Я прислоняюсь к спинке кровати и обхватываю колени. Вокруг меня сгущается темнота; она такая плотная, что можно задохнуться. Не знаю, долго ли я так сижу, прислушиваясь к тихому скрипу и шепоту дома. Снова слышится стук в мое окно, и мокрое белье хлопает на веревке. Я еле-еле дышу, как будто боюсь что-то сломать своим дыханием. Чувствую непонятную дрожь в груди, она распространяется по телу, пока я не начинаю дрожать вся целиком. Я не свожу глаз с телефона.
И тут экран загорается. Мне пришло сообщение. Я со стуком опускаю голову на спинку кровати и шумно выдыхаю. Мне кажется, что от яркости экрана я даже на секунду слепну. Это номер Гарри. Я читаю, и у меня на глаза наворачиваются слезы: «У меня все хорошо. Ты мне сейчас снилась. Целую».
Вся проза на одной странице: https://mif.to/proza
Подписывайтесь на полезные книжные письма со скидками и подарками: https://mif.to/proza-letter
#mifproza
Руководитель редакционной группы Анна Неплюева
Ответственный редактор Валентина Люсина
Арт-директор Вера Голосова
Иллюстрация обложки Татьяна Шувалова
Макет Анна Кроник
Корректоры Татьяна Чернова, Надежда Лин
ООО «Манн, Иванов и Фербер»
mann-ivanov-ferber.ru
Электронная версия книги подготовлена компанией Webkniga.ru, 2022
Духовой музыкальный инструмент аборигенов Австралии. Здесь и далее примечания переводчика.
Д а л — традиционный индийский пряный суп-пюре из разваренных бобов.
