оказались на нашей полке. Субъективный выбор? Может быть. Это как, например, отделить писательниц от писателей. У меня это вышло само собой. Но вообще-то, если поразмыслить, разве это не новшество последнего века – то, что женщины пишут? И если они начали писать после того, как столько веков молчали, то наверняка им есть что сказать и они скажут это как-то по-новому, по-своему. А значит, разве не логично, что им полагается пара полок, предназначенных только для них?
* * *
Сегодняшние заказы: «Пенелопиада» Маргарет Этвуд, «Полое сердце» Виолы Ди Градо, «Эдвард Хоппер» Марка Стрэнда, «Семья Карновских» Исроэла-Иешуа Зингера, «Книжная лавка» Пенелопы Фицджеральд, «Лучшие годы нашей жизни» Эрнесто Ферреро.
29 января
Вчера утром у меня возникло ощущение, что все может сложиться хорошо, даже несмотря на то, что пандемия вносит свои коррективы в наши обычные ежедневные дела. Пришел «Оракул литературных ведьм» – колода странных карт таро для гадания о будущем по картинкам, изображающим некоторых писательниц. Для начала я заказала один экземпляр, чтобы посмотреть, что все это из себя представляет, но сегодня сделаю заказ побольше. Я уверена, что подписчикам нашей странички, а вернее сказать, подписчицам (в процентном отношении среди подписчиков 85 % женщин и 15 % мужчин) этот оракул очень понравится.
Я пробую вытащить наудачу три карты: Анаис Нин, subconscious – «подсознание», Эмили Бронте, fantasy – «фантазия», Джамайка Кинкейд, history – «история».
Что ж, попытаюсь сходу подобрать толкование: достать из дальнего ящика наши разбитые мечты, не ограничивать полет фантазии и дать воплощение своим желаниям здесь и сейчас, в своей повседневной жизни.
Всего карт с писательницами тридцать, и их придумала Таисия Китайская, а нарисовала Кэти Хоран. Некоторые меня просто очаровывают. Сильвия Плат, например, одета в облегающую блузку и юбку, сотканную из красных ветвящихся ростков. Это могут быть корни, а могут быть и кровеносные сосуды – артерии, в которых пульсирует кровь. Ее слово dark – «тьма». Или же Фланнери О’Коннор, которая обнимает одного из своих павлинов: она соответствует слову humanity – «человечность». Они понравятся нашим посетителям, мне надо обязательно заказать их.
Но это не единственная хорошая новость на сегодня. Еще мне ответила Натали – синьора из Израиля, которая делает гольфы со словами из «Гордости и предубеждения» и из «Алисы в Стране чудес». Я написала ей неделю назад. Гольфы у нее приглушенных цветов: сплошь бледно-лунные тона. Сейчас я веду с Натали переговоры о том, чтобы взять для магазина пар тридцать. Знаю, что некоторые от них будут просто в восторге. Кто-нибудь типа девушки, появившейся у нас однажды в юбке точь-в-точь как обложка «Кошачьих проделок» Себастьяна Переза и Бенжамена Лакомба. Она набрала у нас подарков к Рождеству и ушла с двадцатью семью пакетами, не считая книги Переза и Лакомба, разумеется.
Вот так и наполняется мой книжный магазин книгами и предметами, с ними связанными. Я лазаю по интернету, все ищу и ищу, пока из его темных глубин не появляется нужная вещь.
А вот «немые» книги [20] я открыла для себя в Музее современного искусства в Нью-Йорке. Они были восхитительны. Тетради из рисовой бумаги, прошитые шнуром явно вручную; обложка, повторяющая с точностью до миллиметра обложку какого-то классического издания – от «Завтрака у Тиффани» до «Моби Дика»; цветной обрез, закрашенный также вручную берлинской лазурью или жженой сиеной. Я уже прикидывала, насколько трудно будет заполучить их в Лучиньяне, как на сайте обнаружила, что они сделаны во Флоренции.
Вчерашний день включал в себя небольшую поездку. Мы с Донателлой посетили Корелью, местный административный центр. Мы отправились туда навестить Леонардо и Федерико, которые живут на вилле Ла Пенна: это место, где, едва переступив порог, ты оказываешься внутри Монк-Хауса – дома Вирджинии Вулф в Родмелле, в Восточном Суссексе. Это, так сказать, дом уже взрослой Вирджинии. Донателла – просто идеальная спутница для таких мест: нам нравятся одни и те же вещи, и она сфотографировала кучу деталей. В этом она большая молодчина: умудряется на самую простенькую камеру своего телефона делать совершенно невероятные снимки. По правде говоря, Донателла делает хорошо все, за что ни берется, и у нее бездна вкуса. А еще она очень красивая, самая красивая женщина в нашей деревне. Красиво все, что ее окружает: ее дом, сад, муж Грациано и дочь, которая кажется ее сестрой. Два года назад, после презентации моего последнего сборника стихов, она подошла ко мне и сказала совершенно особенные, проникновенные слова. Слышать их от нее было неожиданно, потому что она одна из тех, кто всегда держится в стороне от деревенских дел и событий, и то, как она со мной говорила, было для меня чем-то новым. Сегодня мы с ней как сестры. Я пробую вытащить карту, загадав на нее. Вышли Тони Моррисон и слово power – «сила». Мое же слово для нее – это «обожаемая».
* * *
Сегодняшние заказы: «Ордеса» Мануэля Виласа, «Аут» Нацуо Кирино, «Отель – мир» Али Смит, «Отель “Белла Виста”» Колетт, «Китти Фойл» Кристофера Морли, «Моя очередь заваривать чай» Моники Диккенс, «Пенелопиада» Маргарет Этвуд.
30 января
Сейчас 4:59. Год назад в это самое время наш книжный магазин горел, но я этого еще не знала. Оставалось недолго. В 5:30 кто-то под окном стал кричать: «Книжный в огне». Вот и пришел волк.
Алессандра, одна из моих добровольных помощниц, прибежала сообщить мне об этом. Клаудио, ее муж, у которого в шесть начиналась смена на фабрике, выйдя из дома, заметил идущий вверх дым. А у их сына Микеле смена, наоборот, как раз закончилась, и он возвращался домой. Один поручил другому: «Ступай посмотреть, что происходит в книжном, оттуда идет дым».
«Книжный в огне», – сказала Алессандра. «В огне». Она сказала именно так. И это не было главой «Жизни в мотеле» Вилли Влотена, довольно печальной книги, которую я читала накануне перед тем, как заснуть. Это была действительность, ворвавшаяся ко мне через маленькое, столь любимое мной окно.
Я спускаюсь, зная, однако, что сделать ничего не в состоянии. В полном оцепенении я смотрю, как Микеле открывает дверь книжного магазина, вижу вырывающиеся оттуда языки пламени, вижу Алессандру с ведрами воды. Совсем скоро все кончено.
Микеле, высокий красавец-блондин, – герой дня. Это он потушил пожар. Я оказалась способна лишь на то, чтобы послать сообщение Пьерпаоло, который находился во Флоренции, и еще одно – Донателле, которая сразу же примчалась вместе с Грациано.
Мы все в пижамах. Присутствие Грациано, отвечающего за техобслуживание оборудования большой местной фабрики, придает мне уверенности. Он проверяет, чтобы все провода, спутанные между досками, были обесточены. И они обесточены. Вот так и заканчивается сказка о поэтессе, запустившей в интернете сбор средств и открывшей затем книжный магазин в маленькой горной деревушке.
Левая сторона коттеджа разрушена, кофемашина расплавилась, книжные полки сгорели, а книги – вернее то, что от них осталось – покрыты копотью. Это очень грустное утро. К восьми слух о пожаре уже разнесся, и друзья книжного все примчались туда. Потому что книжный родился именно так, в его появлении принимали участие 70 % жителей деревни: мои добровольные помощницы дежурили, сменяя друг друга, чтобы в магазине мы всегда были втроем. Одна за кассой, другая общалась с посетителями и еще я, занимающаяся всем сразу. От этого «всего» теперь осталось очень немного.
Потом происходит нечто неожиданное. Время – девять утра, новостные агентства уже раззвонили о происшествии, журналисты уведомляют о своем прибытии. Говорится об умышленном поджоге. Я иду в дом, чтобы сделать себе кофе. Приходят Барбара и Розита – обе они помогают мне с самого начала. Мы обнимаемся, в глазах у нас стоят слезы. Но это лишь момент слабости.
– Во сколько встречаемся для уборки?
Я смотрю на часы.
– В десять?
– Окей, до встречи.
Вот так, все вместе, мы начинаем все сначала; 30 января 2020 года стоит солнечный день. Барбара, Донателла, Розита, Мойра, Моника и Фабиола отмывают книжные полки – черные от копоти,
