в этом улье достаточно меда, чтобы прокормиться. Прав был раввин, что указал ему путь. Приятный человек. И правильный.
Сев в поезд, он понял, что хочет быть похожим на бишкекского ребе, а также не сомневался, что путь этот тернист и долог, но он его пройдет, и пусть Всевышний считает его дела, как хорошие, так и плохие.
Он поселился в гостинице, в простом номере, без всякой там кровати-кингсайз, стоячий душ имелся, и на письменном столе стояла кофемашина. Но капсул к ней оказалось, так как их почему-то вообще перестали завозить в Бишкек. Так объяснила ему русская горничная, предложив за двадцать долларов банку растворимого кофе.
«Однако», – подумал Фельдман. Но банку с кофейными гранулами купил.
– А сливок бы или молока?
– Этого сколько хотите! – обрадовалась горничная. – Только все молочное у нас козье или овечье.
Фельдмана чуть не вырвало. Он еще в некошерном детстве не переносил в молоке вкус козла, а потому сказал русской, что охотно приобрел бы коровьего молочка… И тут же треснул себя по лбу, вспомнив, что неизвестно где сделанное молоко трефное. Его нельзя принимать. Никакое!.. Давно Абрам не путешествовал туда, где надо всегда помнить о кашруте…
От молока отказались. Были потрачены деньги на перемену белья плюс еще пяток долларов на сваренные вкрутую яйца. Дело окончилось к всеобщему удовольствию, номер убран, время близилось к десяти, и будущий раввин направился в центральный банк города, надеясь отыскать в нем еврея и завязать общение с киргизскими иудеями.
Почему-то в лобби банка все были напряжены, глядели на него как на врага и все как один были в телогрейках, а на коротко стриженных головах – национальные головные уборы – калпаки. Все пили кофе из одинаковых белых чашек с надписью «Café». Наконец появился банковский клерк, узкоглазый, без калпака и телогрейки, в современном костюме и приветливый. Он внимательно оглядел Фельдмана и произнес:
– Шолом!
– Шолом и вам!
– Я наполовину киргиз, наполовину еврей – по маме.
– Отрадно это слышать! – добродушно отозвался Абрам. – Как здоровье семейства?
– Не жалуемся, – заулыбался в ответ клерк. – Так что бы вы хотели от нашего банка?
– Только не обижайтесь, – попросил Фельдман. – Но вы можете решать вопросы свыше ста тысяч долларов?
Все, кто сидел в зале, синхронно обернулись и застыли, переваривая услышанное.
Клерк знал свою клиентуру, приходящую попить на халяву машинного кофе, а заодно и присмотреть себе жирную курицу, чтобы за углом открутить ей башку и изъять наличные. Клерк во всех таких делах был в доле, еврейская мама здесь не играла роли первой скрипки, и молодой человек продолжил задавать вопросы:
– А какое все же дело вас интересует?
– Покупка недвижимости, желательно в центре города…
– Конечно решаю, – обрадовался мамин сын, чувствуя немалую прибыль. – И сколько примерно вам нужно квадратных метров?
– Где-то… Ну никак не меньше тысячи…
Киргизы, не скрываясь, хором громко охнули. Они видели в руке еврея саквояж и прикидывали сколько в нем стодолларовых пачек. Все подумали, что больше миллиона, а один оценил поклажу аж в миллиард. Восьмилетку не окончил и не знал, что миллион долларов в стодолларовых купюрах весит восемь килограммов. А значит, миллиард – восемь тонн. Вряд ли в саквояж поместится…
Молодой клерк, нажал на кнопку «стоп» – и камеры перестали писать происходящее.
Абрам Моисеевич задним местом чувствовал опасность, боялся ее, но всегда преодолевал страх, а потому научился избегать неприятностей. Он тотчас открыл саквояж, как бы специально отвернувшись от операциониста и дав возможность киргизам разглядеть содержимое. Первая книга Торы, запасные гольфы, тфилин, красные трусы…
Коллектив криминальных авторитетов опять в слаженном порыве разочарованно охнул и крикнул, замахав руками, призывая какую-то Гулайшу, чтобы та принесла всем кофе. Она в ответ заорала на киргизском, чтобы хари их треснули, побирушки и бакланы!.. И что если они присядут на кичу, кофе на халяву не попьют – не вода…
Неожиданно киргизы затихли. Даже Гулайша прервала свою ругань. Кто-то через стекло банка увидел притормозивший «Мерседес».
– Титановая башка! – зашушукались в зале, тотчас забыв про кофе. – Башка…
В зал зашел Протасов и недобро оглядел гостей банка, владельцем которого являлся. Что-то сказал на киргизском – и шобла местных преступников быстро потянулась к выходу.
– Быстрее! – Народ зашевелился, как положено, когда хозяин готов дать под зад коленом. Протасов сразу прошел к стойке, засунул под нее руку и нашел тумблер, включающий камеры, в положении «выключено». – После смены тебе сломают руки! – объявил он.
– Может, не надо так строго! – попросил Фельдман.
– Не надо! – взмолился молодой клерк. – Мне ими еще детей обнимать!
– А вы кто? – обернулся Протасов, но сей же час узнал переводчика Вольперта. Да и Фельдман сразу признал русского, подарившего без всякого пиара и мзды миру пчел.
– Вы как здесь? – радостно удивился Фельдман.
– Я здесь живу, – улыбнулся знакомому русский.
– А я тоже прибыл на жительство. Вот синагогу в вашем городе хочу открыть!
– Похвально, –Протасов протянул гостю руку. – Очень похвально. Я сам строитель в какой-то мере. И как поживает старик Вольперт?
– Я думаю, что очень хорошо! Он в наилучшем мире, вот уже несколько лет!
Казалось, Протасов искренне расстроился и даже предложил помянуть старика как положено:
– Вы мой гость! Я вас с супругой познакомлю! Непременно и сейчас же ко мне!
Абрам слегка покраснел, смущенный таким проявлением гостеприимства. Но, честно говоря, ему было приятно видеть в этой чужой стране пусть и не близкого, но знакомого человека, радующегося его появлению.
– С удовольствием! – принял приглашение будущий раввин.
Она оказалась сильно беременной. На ней был передник с красными маками. Она стряпала на кухне, вышла навстречу, стряхивая с ладоней муку, медленно оседающую к полу в свете лучей обеденного солнца. В ее глазах просветлело, когда она поняла, что в гостях человек неместный, прибывший издалека, и может, никаких сложных разговоров не случится, а она с удовольствием послушает международные новости.
– Вам же по вере не все можно есть? – уточнил Протасов.
– Не беспокойтесь! Совершенно не стоит об этом волноваться! Я поел в гостинице…
– Моя жена – волшебница на кухне! Как и во всем остальном!
Абрам, пока рассаживались, рассматривал изнутри маленький домик Протасова – и не вязался у него в голове элитный «Мерседес» и ужас в глазах местного населения со скромным даже для простолюдина жильем. Было в домишке невероятно чисто, будто в больничной палате. Побеленные стены, стол с белой скатертью, самовар и кроватка-люлька на скорое будущее… Никаких фотографий, искусства на стенах – только стопка книг в гостиной.
– Вы рыбу любите? Вам же
