со студентами; казенные съѣли свой казенный куличъ, экономъ угощалъ два дня пѣвчихъ напитками… Закрылись лекціи… запахло экзаменомъ.
На приготовленія, кромѣ Святой и Ѳоминой дали еще двѣ недѣли. Май уже стоялъ на дворѣ;' Черный прудъ зазеленѣлъ; живописные холмы Верхнеплошкиной улицы покрылись также зеленью и студентами, которые, сидя на вершинахъ ихъ, въ домашнихъ одѣяніяхъ, читали тетрадки… Въ Чекчу-ринской казармѣ зубрили также, и на верху и внизу. Только одинъ Горшковъ, состоя на правахъ свободнаго слушателя, и въ усъ себѣ не дулъ, и построивъ свѣтлотеколадное пальто и соломенный картузъ, расхаживалъ въ нихъ по Преображенской, заложа руки въ карманы Ему также. надоѣли барыни, ио онъ хотѣлъ уединиться въ институтъ и тамъ исключительно заняться лутикомъ. Онъ замѣтилъ конечно, что Телепневъ разошелся съ Ольгой Ивановной; сначала это ему не понравилось; онъ думалъ, что Борисъ опять начнетъ скучать; но увидалъ, что тотъ засѣлъ заниматься, и, по-видимому, совсѣмъ не тоскуетъ. Разговоровъ по этому поводу между ними не было. Да и съ Абласовымъ Телепневъ не объяснялся, а только сказалъ что теперь уже онъ не будетъ больше волноваться, на что Абласовъ отвѣчалъ:
— Я очень хорошо зналъ, что ты къ этому придешь, а теперь вотъ, поуспокоившись присмотришься къ тому, что вокругъ тебя, дѣлается. А ужь очень надоѣстъ здѣсь, такъ ты вольная птица, поѣзжай куда вздумается.
XXІІІ.
У Ваксина, одного изъ однокурсниковъ Телепнева, собралась большая компанія, — почти весь курсъ. Этотъ Ваксинъ былъ купеческаго рода, проживалъ хорошія деньги и нанималъ квартиру противъ самаго университетскаго подъѣзда. Приготовленія къ экзамену въ его квартирѣ происходили больше на зеленомъ сукнѣ; вмѣсто химическихъ терминовъ и историческикъ именъ слышалось только: „черви“, „бубны“, „купилъ“, „пасъ“ и „гранъ-мизеръ“.
Дѣло было наканунѣ экзамена ботаники. Составилось цѣлое совѣщаніе о томъ: какъ бы выдти всѣмъ на шарманка и провести кандидата Ноля на сухой. Билеты писали сами студенты.
— Что же, братцы, — спрашивалъ одинъ изъ сибиряковъ, тотъ самый который занимался съ Теле пневымъ, — вѣдь надо устроить представленіе. Ваксинъ, давай же, братъ, сюда билеты-то.
Телепневъ былъ также приглашенъ на совѣщаніе, но дѣятельнаго участія въ немъ не принималъ, а только поглядывалъ на другихъ.
— Ну, вотъ вамъ и карточки, — вскричалъ Ваксинъ, выкладывая на столъ двѣ пачки. — Вотъ эта для начальства, а эта для домашняго обихода.
Всѣ начали разсматривать билеты, сличать ихъ, одного ли цвѣта бумага, хорошо ли выведены номера, а потомъ каждый себѣ выбралъ по билету.
— Ну братцы, — вскричалъ Ваксинъ, — всѣ ли теперь разобрали.
— Всѣ, всѣ, послышалось нѣсколько голосовъ.
— Ну, такъ репетицію слѣдуетъ устроить.
Устроили репетицію. Долгошеяго саратовца посадили за «толъ. Онъ' долженъ былъ представлять собой профессора. Одну пачку билетовъ разложили по столу; другая была разобрана по рукамъ и каждый держалъ билетъ двумя пальцами лѣвой руки, засунувъ его въ обшлагъ сюртука. Телеп-. неву достался также билетъ.
— Господа, — началъ было онъ, — да вѣдь это ужь будетъ черезчуръ не благовидно.
«— Вотъ еще, — закричали почти всѣ,—неужели эту чушь зубрить? Коли хочешь, выходи безъ билета.
— Не смѣешь, не смѣешь! — крикнуло нѣсколько голосовъ. — Ужь коли согласились, господа, такъ не финтить.
Телепневъ замолчалъ. Въ самомъ дѣлѣ, нечего было бла-городствовать, слѣдовало подчиниться общей затѣѣ.
— Ну, господа, — кричалъ Ваксинъ, — подходить ко столу нужно втроемъ, а не въ одиночку. Ну, подходи, братцы, по алфавиту.
Подошли трое къ столу, взяли по билету, и ретируясь отъ стола, заходили другъ за друга и въ это время вытаскивали изъ рукава билеты. Почти всѣ произвели эту-операцію довольно ловко, такъ что долгошеій саратовецъ, изображавшій профессора, то и дѣло покрикивалъ: „Хорошо, братцы, важнецъ!“
Всѣ были очень довольны представленіемъ, которое кончилось тѣмъ, что въ той же комнатѣ поставили три ломберныхъ стола и начались опять пцкендрящя, большіе и малые мизеры.
Телепневъ взялъ съ собой билетъ и пошелъ домой, Очень ему не нравилась эта продѣлка, но, по правдѣ сказать, одъ тоже не совсѣмъ былъ увѣренъ въ успѣхѣ экзамена. Ботаника ему не далась; а не хотѣлось бы въ первый же день шлепнуться.
Въ это время Абласовъ съ товарищемъ своимъ Генерозо-вымъ сидѣли въ анатомическомъ театрѣ и по конспекту проходили міологію. Съ профессоромъ анатоміи нельзя было съиграть такой же штуки, какъ съ кандидатомъ Нолемъ- Оцъ никогда не ограничивался однимъ билетомъ, а, какъ говорятъ, студенты, прохаживался по всему предмету, Наканунѣ они не спали всю ночь и, надѣлавши билетовъ, отвѣчали другъ другу поочередно, Во всѣхъ углахъ анатомическаго театра виднѣлись кучки студентовъ. Экзаменъ анатоміи для каждаго былъ роковой день, рѣшавшій судьбу цѣлаго года.
Для нѣкоторыхъ же это былъ турниръ, на которомъ они могли выставиться 'на глаза профессора. Одинъ маленькій казеннокоштный студентъ дошелъ до такого художества, что, за-жмуря глаза, указывалъ на кости всякую ямочку и, какъ заведенная машина, каталъ по запискамъ, не опуская ни одного слова.
Когда Абласовъ прошелъ съ Генерозовымъ весь конспектъ они начали его еще разъ и далеко за полночь раздавался глухой и басистый голосъ семинариста, произносящій скороговоркою латинскія имена безчисленныхъ мышцъ и сухожилій, нервовъ и сосудовъ^ изъ которыхъ каждое должно было засѣсть въ памяти для предстоящаго, страшнаго экзамена.
XXIV.
Открытіе экзаменовъ облекалось всегда въ довольно торжественную форму. Въ актовой залѣ ставили нѣсколько большихъ столовъ, обтянутыхъ черной клеенкой. Подъ ка®едрой помѣщался столъ, покрытый краснымъ сукномъ съ зерцаломъ. За этимъ столомъ экзаменовали обыкновенно изъ какого-нибудь первостатейнаго предмета, изъ какой-нибудь деканской-науки. Направо отъ входа въ залу, въ первый экзаменъ, всегда, располагался профессоръ анатоміи. Множество аппаратовъ и костей покрывали огромный столъ. Большая, курчавая голова профессора высилась надъ всей этой анатомической выставкой. Скелетъ стоялъ по правую руку его. Противъ него, на столѣ, ставили графинъ воды и стаканъ. Эта привычка была освящена преданіемъ долгихъ лѣтъ.
Съ девяти часовъ волны студентовъ колыхались уже въ верхнемъ корридорѣ, въ двухъ переднихъ комнатахъ и въ залѣ. Половина залы была уставлена креслами и стульями для экзаменующихся. Нѣкоторые приходили и, занявши мѣста, уже не покидали его до той минуты, когда ихъ вызовутъ. Это были, или зубрилы, увѣренные, что они знаютъ каждый билетъ зубъ въ зубъ, или безнадежные и крайне равнодушные субъекты, убѣдившіеся, что какъ ты себѣ не волнуйся, а ни коимъ образомъ нельзя вдругъ узнать то, чего никогда не читалъ. Въ проходѣ между креслами, въ передней комнатѣ и въ корридорахъ, сновали студенты, съ тетрадками подъ мышкой, съ тетрадками въ рукахъ, съ тетрадками въ карманахъ. Они неистово зубрили; иные даже вслухъ. Ничего не видя и не слыша, они всѣхъ толкали и бѣгали, какъ угорѣлые, съ тупыми, на записки устремленными глазами. То и дѣло переворачивали они листы, и заглядывали то туда, то сюда, желая, въ полчаса пересмотрѣть
