она поспешила к колыбели.
– Доставай новый настольник, накрывай стол.
В клубах мороза зашел Василий младший. Повесил шапку и полушубок на гвоздь. Марфа зачерпнула:
– Руки мыть, умываться и переоденься, праздник, сейчас отец придет.
– А ты что? Умываться всем, – она улыбнулась Елене.
За окном послышались голоса:
– Эх, яблочко, да на тарелочке, – гармонь лихо подхватила. Марфа вышла на улицу, Костя уже пел:
– Крутится, вертится голубой…
Павел привязал лошадь, помог сойти с саней жене и детям.
– Вот и гости, – Елена улыбнулась малышу. На столе был уже новый настольник с кружевом, полы застелены новыми половиками. Марфа сняла фартук и поспешила к зеркалу.
Раскрасневшиеся на морозе гости в клубах холода зашли в просторную хату убранную к Рождеству, в углу у окна невысокая, пушистая елка сверкала бусами, шарами и снежинками. Василий принимал полушубки, шапки. Арина приложила ладони к свежепобеленной печи. Дети гурьбой поспешили к елке. Павел стоял у колыбели:
– Закатовский, Вася постарался, ничего нашего,– взглянул на Арину и осекся.
Елена помогала Марфе накрывать на стол, Павел достал из сумки бутылки ситра и вермута.
– Навались,– Костя высыпал из большого кулька на скамью в Красном углу конфеты и пряники, маленькие бублики с маком. Протянул Елене сверток – обновки. Подал Василию рубаху—косоворотку и папиросы «Казбек», Марфе подарил турецкую шаль.
– А где старший?
В хату вошел старший Василий, направился к Павлу, мужчины пожали друг другу руки, пожал руку Кости, тот вручил ему портсигар с папиросами. Костя заиграл семь сорок, но увидев мать готовую заплакать и растерянный взгляд отца. (Эту песня на всех праздниках играли там в Юзовке).
– Задел за больное, – подумал Костя и громко запел всеми любимую: «Крутится, вертится шар голубой».
Праздник удался с хорошим угощением, потом пели и танцевали, пока решили хватит, пора и отдохнуть. Арина загнала детей на печь и сама полезла. Лена убирала вымытую посуду, Марфа подоила корову и понесла ей пойло. Мужчины курили на пороге и толковали о жизни.
– Коллективизацию затеяли, в колхозы будут сгонять, – старший Василий прикурил новую папиросу.
– Да,– помрачнел Павел, – слух ходит.
– Я уже и ульи пчел распродал, а то в колхоз отнимут, один вон за хату перетащил, – Василий зло сплюнул.
– Погонят, еще как погонят, – согласился Павел.
– Мы с Василием Ивановичем взялись бычков выращивать, выпас хороший, да и доход не плохой. Хорошее настроение испортили эти разговором.
Мужчины думали и строили планы, как жить дальше.
–Только обживаться начнешь, только наладишь, а они под корень,—Василий старший разозлился и его визгливый крик испугал Марфу:
– Что ты? Успокойся, соседи слушают.
–Да—да ,—кивнул Павел,– Чему быть, того не миновать.
– Мечтать не вредно – усмехнулась Арина, она вышла на шум.—Отец, домой собирайся, там Серафима наверное все глаза проглядела. Разговоры ее взволновали: «Это что опять с бездельниками делиться, все в одну упряжку?».
Снег искрился, сани шли в разлет, молодой рысак шел рысью. Вдалеке дымились трубы деревень. Арина устала, Лидочка закашляла, капризничала. Тося с Васей спали под овчинным тулупом. Сима увидела в окно Павла, он нес на руках Лидочку,
– Температура, за что же эти напущения?
Арина с детьми шла следом. Костя распрягал лошадь.
– Завари чай с малиной, – прошептал Павел Серафиме.
Лидочка умерла, а у Арины начались преждевременные роды. Павел вернувшись с кладбища сидел за столом с Василием Ивановичем, они молча пили водку.
– Горе-горькое,– хрипло проговорил Павел и слезы застелили его глаза,– Как такое пережить?
Арина лежала за перегородкой, горе холодило лицо, тело болело, душа сжалась в комочек, силы покидали ее крепкое тело. Утром Косте надо было уезжать, он, молча, постоял рядом с отцом: «Поседел, совсем стал седой», —Костя вдруг увидел отца, которого сильного вдруг скрутило горе.
– Ехать надо, езжай, – кивнул отец и отвернулся к окну, тяжело положив руки на стол. – Береги себя. Вышла Арина и обняла сына.
Утром Павел пришел с магазина, тяжело сел на лавку не раздеваясь.
– Что еще?—взволнованно спросила Арина.
– Маришку с собой взял, тайком отправили,– прохрипел Павел.
***
Василий младший горевал по Ласточке, ее забрали в колхоз. Беднота с удовольствием записывалась в колхоз «Путь к Коммунизму», зажиточные семьи отдавали коров, лошадей, и плакали ненавидя власть отнявшую их стабильную жизнь, и бедноту.
– Тунеядцев будем кормить, никчёмных выводить в люди – матерился старший Василий.
На собрании начальство назначила председателя колхоза. Василия младшего поставили старшим конюхом на Конный Двор и два бедняка в помощь. Пообещали на неделе привести лес для постройки нового Конного Двора. Старшего Василия поставили пасечником и сторожем и два бедняка в помощь. Елену выбрали в правление звеньевой.
– Ну все, начальники тепереча, по отчеству будут величать, – сказал ехидно громко Иванюхин Иван.
– Кого? Тебя? Голодранца? – взвился Василий старший, – Может научишься работать!
Василию хотелось подраться, но нельзя, он зло сплюнул и повернул к логу, за ним поспешили сын и невестка. Младший погрозил Ивану ботогом.
– Завтра в теплушке в восемь утра разнарядка, не опаздывать, вдвоем с Аниской, – обернулась Елена и строго оглядела с ног до головы Ивана.
В логу трава поднялась до колена вся в цветах, Елена собрала букет из ромашек, колокольчиков и душистой кашки. Порхали бабочки и стрекозы, взвился Чибис и закричал.
– Не лазай там, гнездо потревожишь, – проворчал свекор. Напротив на горке рядами стояли уже теперь колхозные ульи.
– Большая пасека,– усмехнулся свекор, я свои вовремя сбыхал, хоть какие-то деньги, теперь буду колхоз медом кормить.
– Продавать будут, – уверенно заметила Елена.
Марфа увидела в окно мужа с сыном и Елену, – улыбаются, значит не все так плохо, облегченно вздохнула Марфа.
– Сейчас будем обедать,– она посадила на лавку двухлетнюю Шуру и трехлетнего Мишу. Взрослые зашли в хату, над тазом с ковшом теплой воды их уже поджидала Марфа, муж подставил под струю руки. На столе дымилась в большой миске похлебка, а рядом две маленькие мисочки. Запах наваристой похлебки, дети-малыши с ложками в ожидании, когда немного остынет похлебка рассмешили взрослых.
Василий старший взглянул на уже заметный живот невестки, на сына и сказал:
– Ну что, колхозники, будем работать, нам не привыкать.
Елена переоделась за шторами, новую блузку с юбкой положила в сундук, повязала белую косынку не глядя в зеркало, молча села к столу слева от мужа. Василий свекор распахнул окно, аромат высохшего сена и спелого Белого налива ворвался в хату.
***
Василий присел на стул в коридоре, страх сковал, где-то вдалеке крик Елены и вдруг тишина .
– Папаша, поздравляю, дочь у Вас. Мать в порядке. Василий почувствовал, как страх улетучился и все его тело и душа
