про себя и поспѣшилъ отвѣтить:
— Сдѣлайте милость. Признаюсь, я съ душевнымъ смущеніемъ пришелъ къ вамъ. Роль посредника очень стѣсняла меня. Вы могли подумать, что я вторгаюсь въ сокровеннѣйшіе тайники вашей интимной жизни. Это письмо покажетъ вамъ, что я играю страдательную роль; но нравственное положеніе Александра Дмитріевича глубоко трогаетъ меня. Вы не можете не откликнуться на этотъ предсмертный зовъ, въ которомъ есть полное забвеніе… Такая любовь священна!..
Кучинъ опять вынулъ платокъ, отвернулся и провелъ платкомъ по лицу. Катерину Николаевну начало душить. Ей противенъ былъ его слащавый тонъ. Она не могла помириться со всей этой сценой и въ то-же время волненіе все сильнѣе охватывало ее. Вмѣсто сухаго отвѣта, который она желала-бы дать Кучину, она вдругъ расплакалась, сначала тихо, а потомъ и громко.
Припадокъ слезъ прошелъ быстро, но скрыть его было невозможно.
— Ваши слезы — лучшій отвѣтъ на призывъ страждущаго, — тихо процѣживалъ Кучинъ — а счастливы-ли вы — онъ узнаетъ отъ васъ самихъ. Въ письмѣ Александра Дмитріевича вы найдете и адресъ.
Катерина Николаевна встала и, пройдясь по гостиной, сѣла опять противъ Кучина. Лицо ея было уже строго, слѣды слезъ исчезли, глаза смотрѣли сосредоточенно.
— Благодарю васъ, — сдержанно выговорила она. — Я исполню желаніе Александра Дмитріевича.
Она сказала эту фразу такимъ тономъ, что Кучину слѣдовало послѣ того встать и раскланяться, но онъ не поднимался, а, напротивъ, поставилъ шляпу свою съ колѣнъ на полъ и какъ-то весь потянулся. По губамъ его проскользнула не то улыбка, не то смущеніе.
— Ваше сердце я давно съумѣлъ достойно оцѣнить, — началъ онъ, — и какъ-бы вы въ настоящую минуту ни смотрѣли на меня, я не перестану считать себя солидарнымъ съ вами во всемъ, что исходитъ изъ вашихъ благородныхъ побужденій.
Выговоривши всю тираду съ опущенными глазами, Степанъ Ивановичъ поднялъ свои свѣтлыя рѣсницы на Катерину Николаевну. Ея лицо продолжало быть неподвижнымъ.
Она промолчала.
— Вы не удивитесь, — заговорилъ онъ менѣе слезно, — если я обращусь къ вамъ, Катерина Николаевна, съ личной просьбой?
Она все молчала, но Кучина это молчаніе не смущало нисколько. Онъ только поближе подвинулъ къ ней свое кресло.
— Мнѣ сообщали, что вы принимаете участіе въ одной дѣвушкѣ… ея фамилія Тимофѣева.
Фамилію Степанъ Ивановичъ выговорилъ какъ — бы смущенно.
— Тимофѣева? — спросила Катерина Николаевна, нахмуривъ лобъ.
— Да-съ, Зинаидой Алексѣевной ее зовутъ.
Она наклонила голову, вспоминая что-то. Кучинъ глядѣлъ на нее выжидательно.
— Я что-то не помню, вымолвила она.
— Красивая такая дѣвушка.
— Ахъ, да! вскричала Катерина Николаевна, и тутъ-же лицо ея затуманилось.
— Вспомнили?
— Теперь прекрасно вспомнила. Эта молодая дѣвушка явилась ко мнѣ просить работы, но, въ сущности, она имѣла приэтомъ другую цѣль.
И Катерина Николаевна выразительно посмотрѣла на гостя.
— Другую цѣль? таинственно переспросилъ Кучинъ.
— Да; она и призналась мнѣ въ этомъ. Я не имѣла тогда повода сомнѣваться въ ея искренности…
— Я не совсѣмъ васъ понимаю…
— Я вамъ объясню, если вы интересуетесь этой особой. Она все ищетъ людей...
— Да, да, поддакнулъ съ улыбкой Кучинъ.
— Сначала она искала мужчинъ, а потомъ перешла къ женщинамъ. Обо мнѣ она слышала…
— Отъ меня, поторопился добавить Кучинъ и смѣло поглядѣлъ на Катерину Николаевну.
— Да, такъ она мнѣ тогда и сообщила. Я пригласила ее принять участіе въ нашихъ трудахъ. Она присматривалась сначала, а потомъ отстала и выразила мнѣ очень откровенно… какъ-бы вамъ это сказать… не разочарованіе, а свой житейскій взглядъ на нашу дѣятельность…
— И этотъ взглядъ?
— Быть можетъ, очень уменъ! Она, несмотря на свою молодость, поглядѣла на насъ чуть не какъ на дѣтей или на какихъ-то идеалистовъ, дѣйствующихъ въ пустотѣ, безъ всякой почвы, какъ она, кажется, выразилась.
Какъ Кучинъ ни былъ поглощенъ разсказомъ Катерины Николаевны, но отъ него не укрылось то, что она избѣгала упоминать о своемъ теперешнемъ мужѣ.
— Бойка, бойка! прошеталъ онъ.
— Больше я ничего объ ней не знаю и не слыхала.
— Я надѣюсь, заговорилъ опять очень сладко Кучинъ, — что вы не заподозрите во всемъ этомъ меня.
— Госпожа Тимофѣева, довольно рѣзко перебила Катерина Николаевна, — кажется, весьма самостоятельная особа.
— О, да! Только ея самостоятельность можетъ завести ее… въ пропасть!
— Ну, я не думаю. Мнѣ ее жаль, потому что у ней нѣтъ никакого идеала, но такъ… завертѣться… я не думаю, чтобы она способна была…
— Катерина Николаевна, перебилъ ее Кучинъ дрожащимъ голосомъ и еще ближе пододвинулся къ ней. — Какъ-бы вы ни смотрѣли на меня, какъ-бы ни были мы далеки другъ отъ друга по нѣкоторымъ общимъ воззрѣніямъ, но вы не откажете-же мнѣ въ имени честнаго человѣка. Я ни въ чемъ не преступилъ…
— Зачѣмъ эти объясненія? — выговорила Катерина Николаевна и нахмурилась.
— Они необходимы. Я прошу васъ простить мнѣ раздраженіе, вылившееся тогда въ моемъ письмѣ. Это дурно. Я каюсь въ этомъ чистосердечно; я смотрю на васъ, какъ на благороднѣйшее женское существо, и обращаюсь именно къ вамъ…
«Чего тебѣ отъ меня надо!» вскричала про себя Катерина Николаевна и даже покраснѣла.
— Я люблю эту дѣвушку, прошепталъ Кучинъ. — Она взглянула на меня съ своей точки зрѣнія, но этотъ взглядъ одностороненъ. Она не хотѣла видѣть, какое чувство я питаю къ ней. Съ тѣхъ поръ, какъ она скрылась, я не переставалъ слѣдить за ней; я знаю, что она теперь ведетъ весьма жалкую, пустую жизнь, гдѣ она можетъ пасть… если уже не пала…
— Вы все это знаете? — почти насмѣшливо спросила Катерина Николаевна; но когда она взглянула на выраженіе лица Кучина, голосъ ей измѣнилъ и усмѣшка сошла съ губъ.
— Да, я это знаю. Судьба этой дѣвушки сдѣлалась мнѣ дорога… Вы сами испытали, Катерина Николаевна, силу сердечныхъ влеченій. Между нами только одна разница — въ лѣтахъ; но языкъ сердца одинаково понятенъ намъ…
— Конечно, почти въ смущеніи прошептала она; — но что-же я могу…
— Я не зналъ, какъ Зинаида Алексѣевна разсталась съ вами. Я думалъ, что она, по легкости, перестала участвовать въ вашей дѣятельности. То, что вы мнѣ сообщили, очень важно. Но это не измѣняетъ моей идеи… Она все-таки уважаетъ васъ и сочувствуетъ вамъ. Это несомнѣнно. Стало быть, если-бы вы пожелали обратиться къ ней, она выслушаетъ отъ васъ все съ полнымъ уваженіемъ.
— Я не знаю, — промолвила Катерина Николаевна и покачала головой.
— Повѣрьте, повѣрьте. Она знаетъ, какъ вы на меня смотрите, какъ на дѣятеля.
Кучинъ приэтомъ точно что-то проглотилъ.
— Вашъ взглядъ на меня не подкупленъ въ хорошую сторону. Но вы можете говорить обо мнѣ, какъ о человѣкѣ, который ее любитъ горячо и самоотверженно…
— Вы желаете, чтобы я была посредницей?
— Катерина Николаевна! Тутъ нѣтъ ничего оскорбительнаго. Это доброе дѣло. Дѣвушка можетъ погибнуть.
