машинешки! — запротестовала Вера, в глазах ее застыли слезы.
— Пойми меня! — взмолился Юрий. — Я не могу отказаться! Не имею права! Мой долг! Долг солдата! Да и как бы я себя чувствовал, если бы стал отказываться? Не представляю даже. Я не могу, а кто-то вместо меня должен поехать и умереть! Я от презрения к себе тогда умру, если раньше не застрелюсь!
— Вот видишь! Сам признался, что там погибают! Теперь мне жить год в ежедневной, ежеминутной тревоге!
— Погибают в боевых вылетах не больше, чем при учебных, так что нет причины для беспокойства! Все, разговор на эту тему — портит нервную систему! Что слышала — забудь! Никому ни слова! Иначе навредишь мне и себе очень много!
Ночь для Веры обернулась бессонницей с самыми мрачными мыслями. Что только не лезло в голову, и все почему-то заканчивалось трагедией. Везде ее Юру подстерегают неудачи: вот его сбивают, и он гибнет от взрыва самолета; вот он катапультировался, раскрылся парашют, приземляется на территории противника, моджахеды с оскаленными зубами, с большими ножами, визжа от удовольствия, мчатся к нему со всех ног; он катапультировался в жаркой пустыне, бредет в полусознательном состоянии в сторону заката, его мучает жажда, губы кровоточат, язык распух…
«Господи, — шепчет она в подушку, — отведи от него беду! Только на тебя наша надежда! Не оставь нас! Мы никому не сделали зла, пусть и нас оно не коснется! Прошу тебя, Господи! Будь милостив!»
Уснула, когда в окне забрезжила синева рассвета, как в глубокую темную яму провалилась. Проснулась от каких-то странных звуков. Вскочила, понять ничего не может: в комнате светло, рядом никого, на детской кроватке всхлипывает сынишка.
«Где Юра? — первая мысль. — Проспала! Как же так!»
Выбежала босиком в коридор, потом на кухню — мужа нет нигде.
«Какая же я бессовестная и гадкая, — не переставала казнить себя Вера, бегая по квартире, хватая и рассовывая куда попало, оказавшиеся в руках вещи. — Муж ушел, а я сплю, как медведь в берлоге!»
К приходу Юрия Вера была хорошо осведомлена о состоянии дел в Сирии, для этого ей пришлось посидеть за компьютером четыре долгих часа.
— Юра, война, на которую тебя отправляют, не наша война! — заявила она, как только тот переступил порог.
— Откуда тебе это известно? — посмотрел Юрий подозрительно на жену.
— Оттуда, — кивнула она на компьютер, распространитель правды и лжи.
— Ты ему веришь?
— Отчасти. Раздевайся, за чаем все тебе расскажу.
— Хорошо, — посмотрел Юрий на жену с немалым интересом.
Причесав короткие темно-русые волосы перед трюмо в коридоре, Юрий зашел в кухню. Вера поставила на стол свежезаваренный чай, печенье в вазочке, колбасу на тарелочке, масло и сахар.
— Ну-с, слушаю-с! — сказал, насыпая сахар в чашку. Вид его говорил: «Что интересного может выдать человек, далекий не только от политики, но и от жизни вообще? Ребенок, кухня, дом, муж, степь и сопки…»
— Нас обманывают! — выпалила Вера.
— Кто?
— Все! Наши власти!
— В чем это проявляется? — допрос следователя по особо важным делам, а не вопрос мужа.
— Нам говорят, что война, или по их названию «Военная операция в Сирии», проводится с целью ликвидации террористических группировок Исламского государства ИГИЛ вдали от нашей страны…
— Слышал. Дальше.
— Якобы эти террористы, победив в Сирии, начнут расползаться по земле, как пауки, и все живое уничтожать…
— Да, так.
— Заполонят Россию, где поддержки ждут якобы присмиревшие исламисты Чечни, Татарстана и Бог знает еще кого…
— Что не так?
— А то не так, что это ширма, за которой скрывают истинные цели войны, то бишь, операции!
— Уже интересно. Какие цели скрывают наши вожди?
— Прибыль от сирийской нефти, вот какие! — выкрикнула Вера. — Контроль добычи нефти, ее разведка и сбыт! Клан Башара Асада владел всей сирийской нефтью, это не понравилось террористам ИГИЛа, курдам, американцам и…
— Неужто еще и России? — поддельно удивился Юрий.
— Угадал! Нам!
— Прекрасно! Будем богаче! Или тебя это не устраивает?
— Нам, да не нам, — с видимым огорчением сказала Вера.
— Как это понимать: «Нам, да не нам»?
— А так. Дулю с маком получит от этой нефти русский человек.
— Кто получит — открой секрет?
— Кто у нас все получает, не заешь? — Вера придвинулась вплотную к мужу.
— Да мало ли кто у нас получает не по заслугам?
— Олигархи — раз, члены правительства — два, депутаты Госдумы — три! Пока этих хватит.
— Да, и этих немало!
— Вот и получается: мы на государственном уровне защищаем добро олигархов, гибнем там, а террористические группировки расползлись по всей России! Их вылавливают от Калининграда до Дальнего Востока во всех городах. Они свили гнезда, вовлекают молодежь, настраивают против своих же граждан…
— Золотце! — прикоснулся ладонью к горячей щеке жены Юрий, — к сожалению, я это знал до твоего открытия; только это ничего не меняет в нашей жизни, мы бессильны что-то изменить в этом государстве, во всяком случае сейчас. Да, воруют, да, грабят, ну и что? Выйдешь на улицу, крикнешь: «Караул! Грабють!» Сочтут за ненормального, отвезут в психушку, и через пол года будешь таким на самом деле. Тебе это надо?
— Мне надо, чтобы мой муж, отец моего ребенка, был жив и здоров! А если уж и предстоит ему защищать Родину, то пусть защищает свою Родину, а не миллиарды чьи-то!
— Так думать — подрывать власть изнутри, это неправильно! — помотал головой Юрий.
— Подорви снаружи! — предложила Вера.
— Хорошо. Подумаю, — согласился, и тут же предложил: — Может, все же лучше тебе на время уехать к родителям?
— Каким? — Вера злыми глазами сверлила мужа.
— К каким хочешь. И мои, и твои, по-моему, с радостью вас примут.
— У них дворцы или многокомнатные квартиры на Рублевке? У моих развалюха на курьих ножках в грязном поселке, но не в Грязях, у твоих панельная двушка на пять душ! Скажи, куда нам лучше? Правильно, везде мы не нужны!
— Хорошо заплатят, купим в Сочи или в Краснодаре, может, в Армавире участочек, построим большой и красивый дом, в котором всем будет светло и уютно — и детям, и пенсионерам-родителям.
— Опущу тебя на грешную землю: живому заплатят гроши, а за твою жизнь нам с Егором заплатят миллион, как всем. Это много или мало? Это — ничего! На керосин и спички. Вручат нам твой орден, что присвоят тебе посмертно; погладят дяди по головке Егора, спросят, хочет ли он стать героем, как и папа. Конечно, он скажет, что хочет быть как папа. А если меня спросят, хочу ли я этого, я скажу им правду, и она им не понравится.
— Напрасно ты сгущаешь краски. Все
