разбился, а Кочемасов был замом командира полка, подполковником.
— Что случилось с Гундаревым? Я не помню, чтобы была информация с его фамилией?
— На учениях с применением отстрелялся и врезался в землю.
— Знакомый случай. Увлекся и опоздал с выводом.
— Так и записали в документах комиссии. А как на самом деле — одному Богу известно.
— Хороший парень был. Кажется, из Поволжья он? Точно не помню, но что-то такое зафиксировалось в памяти.
— Как-то по телефону разговаривал с инспектором из Сибирского военного округа. Слышу, вроде голос знакомый, а фамилию сразу не расслышал. Спорышев Витька!
— Заморыш? Головная боль старшины — сапоги 35 размера, фуражка 53. Ну и как он?
— Просился куда-нибудь поближе к цивилизации. Говорит, вся жизнь прошла среди елок, хотелось бы остаток посвятить служению в местах «не столь отдаленных», да и детишкам бы что-то интересное показать, в какой-нибудь престижный институт пристроить, а то все лес, снег, елки.
— Помог? — Николай испытующе посмотрел на друга.
— Помог. Служит теперь у меня под боком. В Московском округе.
— Правильно. Надо помогать друг другу — кто еще поможет. Однако пора и нам вздремнуть.
На всякий случай готовили группу из семи человек. Парни молодые, толковые, дерзкие, улыбчивые. Глядя на них, Александр задумывался, какая судьба им уготована? Война — штука серьезная, редко когда вызывает радость. Радость, когда тебя сбили, но ты жив, тебя вовремя подобрала служба спасения; радость, когда ты сбит, тебе раздробило ноги, но ты в своем госпитале; радость, когда пришло письмо от жены, в конверте рисунок сынишки — папа-летчик сидит в кабине самолета, и корявыми печатными буквами текст: «Папа, мы тебя любим, прилетай скорей!» Радость по минимуму.
Командиром звена определили капитана Метлицкого, того самого русоголового симпатичного паренька, который выступал на собрании офицеров с критикой в адрес руководства всех ВВС. Полетные задания он выполнял с высокой оценкой. Слетав с ним в пилотажную зону на «спарке», Александр отметил чрезвычайную, прямо-таки ювелирную работу пилота; параметры задания выдержаны с точностью до миллиметра, до секунды. Это не очень ему понравилось.
— Капитан, — начал у самолета Любимов убийственный разбор полета, — если принять полет за балет, за шоу, то у меня слов восхищения рюкзак! А если оценивать с позиции боевого полета, то не выше тройки. Нет совершенно индивидуальности! Один академизм, хорошо просчитываемый противником. Такой номер нам не подходит! Думай над каждым элементом полетного задания, чтобы он был в диковинку противнику. Где-то перейти на бреющий, где-то надо заложить такой вираж, чтобы ракета, идущая тебе в хвост, удивилась и проскочила мимо. Чтобы средства ПВО боялись тебя, а не ты их. Подумай на досуге, обозначь на бумаге, на карте, покажи мне, командиру полка все варианты, вместе обсудим и испытаем. Скажу на будущее: быть настоящим пилотом — быть вечным творцом! Твори, дерзай! Понял? Задание: на карте смоделируй полет с преодолением средств ПВО, воздушный бой с предполагаемыми самолетами противника, к примеру: F-15, F-16 и, конечно же, всех пугающий F-22 — «Раптор». Где и как тебе выиграть поединок, докажи пока на бумаге, а потом проверим в воздухе. Времени тебе на это три дня!
Метлицкий принес свои разработки через день, Александр не стал смотреть схемы.
— Тебе, капитан, было отпущено трое суток. Вот через трое суток и приходи. Лишнее, как тебе показалось, время используй на шлифовку своего задания, — сказал он Метлицкому, тайно рассчитывающему на похвалу высокого начальства. — Возьми за основу асов Покрышкина, Кожедуба, Сафонова. Кроме того, что они летчики от Бога, они еще и творцы. Покрышкин между боевыми вылетами разрабатывал различные схемы полетов, которые подсказывали ему воздушные бои с немецкими тузами; он первый использовал в распутицу бетонные дороги Германии в качестве взлетной полосы. Иван Кожедуб удачно использовал в полете на перегрузках свое завидное здоровье. Фигуры его пилотажа не укладывались ни в какие известные за все время существования авиации формулы. Они были безобразны, уродливы, корявы. Противник, видевший, что его цель входит в левый вираж, давал нужное упреждение, нажимал гашетку стрельбы, а самолет Кожедуба оставался цел и невредим, потому что невообразимой каракатицей уходил от пулеметной очереди совсем в другую сторону. А Сафонов! Я думаю, это был самый что ни на есть Ас! С большой буквы! Но он еще был и конструктором! Инженерам и техникам с ним не было скучно. То одно, то другое требовал доработать, изменить, приспособить. Будучи командиром полка, с инженером по вооружению переделывали схему электропитания стрелкового вооружения — все пулеметы и пушку запитали на одну кнопку. Увеличили мощь огня. На маленьком, игрушечном «Ишачке» он навалял столько продвинутых «Мессеров», «Хейнкелей» и прочей хваленной техники «Люфтваффе», что те только диву давались. «Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин! Кожедуб! Сафонов!» — Вот так надо жить и воевать, вот таким надо быть любопытным и напористым! Понял? Хорошо. Вот теперь все!
Метлицкий, придя домой, против обыкновения, молча скрылся в комнате, плотно прикрыв за собой дверь. Это удивило и насторожило его жену. Убрав посуду со стола, вошла в комнату, где спал уже пятилетний Егор Юрьевич, попросту — Егорушка. Посидела около сынишки, видевшего свои, веселые и счастливые сны, посмотрела на его маленькие ручки, поправила сползшее в ноги одеяльце, вздохнула и вышла. Остановилась у двери, за которой скрылся супруг. Желание войти чередовалось с желанием не заходить. Необычное поведение мужа, его нахмуренные брови прямо-таки заставляли перешагнуть заветную черту и без всякого вступления требовали конкретного ответа на вопрос: «Что случилось?»
Постояла в глубокой задумчивости, тряхнула головой и вошла решительно. Муж сидел за столом, вокруг — ворох книг, бумаги, карандаши, линейки, в руках толстая книга: Циолковский — не меньше, только без бороды.
— Юра, ты чем-то серьезным занят? О сыне даже не спросил.
— Да, занят. Мне некогда, — пробубнил Метлицкий, не отложив книги. — Надеюсь, с ним все в порядке?
— Случилось что-то? — добивалась вразумительного ответа жена.
— Ничего не случилось. Получил задание от полковника, вот и работаю.
— Какого полковника?
— Из Москвы.
— Он тебе из Москвы позвонил и дал задание? Почему тебе, а не еще кому? Откуда он тебя знает? А в Москве некому дать такое задание? — перечисляя вопросы, жена не упускала мысли возможного переезда в столицу.
— Вера! Я очень занят! — с командно-предупредительными нотками в голосе отозвался Юрий. — Поговорим потом! — Сказав это, Метлицкий тут же принял образ ученого, прославившего Россию.
Вера дернула плечиком и вышла с видом оскорбленного бедного родственника.
Часы пробили двенадцать, час, два, а вновь явленный служитель науки в спальне не появлялся.
— Вот угораздило его заняться не понятно чем, — сокрушалась
