троица и стала оживленно болтать о Лидке, которой Владик достал дубленку, о дисках, пластах и прочей дребедени, мне мало понятной. Нераспечатанная бутылка шампанского стояла на столе. Мрачный парень не хотел открывать ее сам, видимо, здесь это не было принято. Девица, сидевшая ближе ко мне, попросила: «Не поможете нам открыть бутылку: у Юрасика рука повреждена, а Толик что-то долго не появляется».
Только сейчас я обратил внимание, что у парня руки все время находятся под столом. Я открыл им бутылку, разлил шампанское по фужерам, заработав благодарные взгляды девиц и неодобрительный Юрасика.
– Давайте знакомиться, – сказала та, что просила открыть бутылку, – меня зовут Виолетта… можно просто Лета.
«Ну да, – подумал я, – а соседку, разумеется, Антуанетта… можно просто Нета».
– Антуанетта, – сказала вторая, и я самодовольно подумал о своей прозорливости и знании жизни. Такое в моей жизни уже было: одно время восьмиклассницы Черноводска знакомились подобным образом.
– Евгений, – сказал я им в ответ. Не хватало, чтобы я назвал им свое настоящее имя.
За знакомство выпили по бокалу.
Куда-то далеко отодвинулся от меня груз, лежащий на моей совести. А через полчаса я вообще забыл о нем, танцуя с Виолеттой.
Во время танцев, когда мы были далеко от Юрасика и Антуанетты, моя партнерша щебетала, что Юрасик – друг ее бывшего мужа, сотрудника НИИ… Они не развелись еще окончательно, но муж ушел жить к родителям и даже не звонит…
Я кивал головой, зная, что последует за этим… И опять я не ошибся. Дальше она сказала, что ей нельзя возвращаться поздно домой: у них в Орехово-Борисово хулиганят подростки и, вдобавок, плохо открывается замок входной двери… Виталик – бывший муж – кроме пробирок в руках ничего не держал и за год совместной жизни не смог даже заменить замок.
Она еще что-то говорила, а я улыбался и думал, что человек одинаков и в Сибири, и в Москве.
Десять лет назад на школьном выпускном меня разыскала хохотушка из параллельного десятого и сказала, что ей угрожали хулиганы, живущие на ее улице. И, кроме того, хозяйка, у которой она поселилась на квартире, куда-то уехала и не оставила ключ. Ни тени сомнений не появилось тогда у меня, и я пошел ее провожать. Был третий час ночи, и все уважающие себя хулиганы спали. На пути нам, во всяком случае, никто не встретился, а ключ нашелся «неожиданно». Он лежал на крыльце дома под перевернутым хозяйкой ведром…
Смолкла музыка. Закончился очередной медленный танец, и мы возвратились к столику, за которым Юрасик уговаривал Нету пойти домой, а та, капризничая, дула губки, посматривала в глубь зала и отвечала по-московски акая: «Па-асидим, па-атом па-ай-дем».
Юрасик взорвался и пошел одеваться. Нета побежала за ним. Но через минуту вернулась и начала шептаться с подругой. Потом она ушла, кокетливо помахав нам на прощание рукой.
Мы остались вдвоем. Лета объяснила, что Юрасик недоволен тем, что она осталась в кафе, но что с него взять – мужчина. И она улыбнулась мне, а я понял, что удерживало меня здесь: у нее были пухлые губы обиженного ребенка.
– Армия, – тронул меня за плечо кто-то, – презентуй спичку…
Это спрашивал парень в джинсовом костюме, плотно обтягивающем его худую фигуру. Если бы он жил в Черноводске, то непременно имел бы кличку Глист. Он сидел за соседним столиком вместе с другим джинсовым пареньком, у которого было лицо начинающего фарцовщика. Видимо, он и был начинающим, потому что смотрел в рот своему старшему партнеру.
– Не курю, – ответил я.
– А я не спрашиваю тебя, куришь ты или нет, я прошу презентовать мне спичку…
– Хи-хи, – прыснул второй. И я понял, что спичка ему не нужна: он куражится…
– У армии нет спичек, – сказал тот, который обращался ко мне, – придется пользоваться зажигалками…
Он достал из кармана газовую зажигалку, щелкнул ею, прикурил сам и дал прикурить хихикающему партнеру.
Дикая злость захлестнула меня, когда я понял, что просьба «презентовать» спичку была «приколом». Я вмиг помолодел на десять лет.
«Козел драный, – подумал я, свирепея, – меня подкалывать вздумал». Шампанское бурлило во мне.
«Да я вас, щенков, и за “Ветерок” выводить не стану, здесь же грохну… узнаете вы Сибирь-матушку…»
Мне не хватало последней капли, которая переполняет водоем и после которой вода рвет плотины.
«Вот сейчас он снова обратится ко мне и… тогда я выбью под ним стул, пока он, ошарашенный, будет подниматься, успею вырубить “начинающего” и займусь старшим…»
Я знал, если я встану с места, меня уже ничего не остановит: ни их испуганные глаза, ни разбитые в кровь губы, ни все кафе, вместе взятое…
Но капли не последовало: джинсовые ребята переключились на обсуждение какой-то танцующей пары. Они показывали на нее пальцами, хохотали, а старший придурок скрутил им фигу.
Напряжение мое немного сняла рука, которая легла на мой побелевший кулак.
– Женя, – сказала владелица руки, – не обращай внимания, что с больных взять…
– Да-да, – ответил я, – все в порядке…
– Нам надо идти… уже поздно.
– Сейчас пойдем, – сказал я и, подождав еще минут десять-пятнадцать, чтобы это не напоминало бегство, поднялся из-за стола…
* * *
Толя-волгарь – мой друг по первой службе – говорил, что в Москве в незнакомых местах он чувствует себя рыбой, выброшенной на берег: открывает рот, таращит глаза, мечется из стороны в сторону. Я тоже чувствую себя беспомощно, заблудившись в московских лабиринтах, и тоже похож на рыбу, потому что ищу глазами прорубь, обозначенную рубиновой буквой «М». И только нырнув в нее снова, становлюсь человеком. Человеком, уверенным в себе, знающим, где он находится и куда ему двигаться дальше.
Мы шли по освещенной бледными фонарями улице. После полупьяной атмосферы кафе приятно холодил ноябрьский морозец и даже воздух центра столицы, перемешанный с выхлопными газами и табачными выдохами, не раздражал нос.
Но больше всего мне нравилось то, что не надо запоминать ориентиры, читать названия улиц и переулков, искать глазами желанную прорубь: хотя я и выступал в роли провожатого, по улице вели меня, вели и попутно, как гостя столицы, напихивали экскурсионной информацией.
Впрочем, такое со мной тоже бывало. Нина хорошо знала Москву и целый год была моим гидом. Причем, в отличие от экскурсоводов-профессионалов, она рассказывала о городе, где родилась и выросла, множество бытовых подробностей, не всегда возвышающих Москву и москвичей, но зато делающих столицу живым, а не образцовым городом.
После прогулки ехали на метро, а остаток пути «добирали» «Икарусом».
Когда мы вышли из автобуса, Лета взяла меня под руку. Это было разумно: впереди нас ждала встреча с хулиганами. Но хулиганы нам
