пропитан влажный воздух, мало того, что казался помоечно вонючим, так еще и действовал на него удушающе, и он был рад поскорее выйти на свежий воздух.
В деревушке Холбрук была служба такси, которую держал один водитель. Он туда дозвонился и сделал заказ, после чего ждал его на обочине со своим чемоданом. Дождь не перестал, но ему было все равно – он слишком много времени провел взаперти. Время от времени он скользил взглядом по дороге и глядел на ее коттедж вдалеке. Он уже ощущал первые уколы сожаления. Если бы она сейчас вышла на дорогу искать его и была бы достаточно убедительна, он вполне мог бы отправиться с ней вместе домой и испытать судьбу. Но, похоже, ненастье в тот вечер удерживало всех в четырех стенах, да и через десять минут за ним приехало такси.
Он попросил довезти его до ипсвичского железнодорожного вокзала. Помогая таксисту взвалить чемодан на заднее сиденье, он не имел ни малейшего понятия, куда отправиться. Но когда они съехали со склона холма и, миновав фрестонскую водонапорную башню, в сумерках помчались вдоль поймы реки, его осенило. Надо положить в полиэтиленовую сумку смену одежды и книги, сдать чемодан в камеру хранения, а самому снять номер в привокзальном отеле. С виду тот отель был обшарпанный и дешевый. Он там затаится, прочитает все книги из списка и в первый же учебный день появится в школе, отлично подготовившись к шестому классу. Но этот план рухнул, как только он встал на мостовой, глядя вслед уезжавшему такси. Недавно прибыл лондонский поезд, и мимо него потекла река людей, движение на шоссе было необычно интенсивным, откуда-то доносилась едва слышная поп-музыкальная мелодия. И всеобщая суета придала ему сил. Он снова окунулся в реальный мир. И ему стало яснее ясного, что надо делать. В прошлый раз, когда она его прогнала, ей удалось вернуть его в считаные дни. Торопливое письмецо с вызовом без лишних объяснений, доставленное ему мальчонкой с мышиным личиком, которого, между прочим, звали Томас Кротки. И уже на следующий день Роланд бешено крутил педали своего велика, мчась к ее коттеджу, чтобы успеть доставить себя ей к обеду. И если бы такое случилось снова, она бы опять истребовала бы его назад. Он не мог ей противостоять. И у него был единственный способ получить свободу.
Ему надо было действовать быстро, прежде чем он смог бы передумать. Добродушный паренек его возраста помог донести чемодан до билетной кассы. Он с гордостью выговорил свой заказ: полный взрослый билет в один конец. Носильщик отвез его багаж на тележке к грузовому вагону. Роланд дал ему на чай два шиллинга и шестипенсовик. Возможно, переборщил, но это же была его новая жизнь, и в этой жизни он всем командовал. До отправления поезда он успел купить газету. По дороге в Лондон он читал статью о приготовлениях к торжественному открытию нового моста в Эдинбурге, городе, которого он так счастливо избежал. Он приехал в Лондон слишком поздно, чтобы сделать пересадку. На станции «Ливерпуль-стрит» он нашел отель еще более убогий, чем на вокзале в Ипсвиче. Он никогда еще не останавливался в отеле. Но возникшее у него при регистрации чувство подтвердило, что он поступает правильно. На следующее утро, перед тем как отправиться на такси через весь город до вокзала Ватерлоо, он позвонил сестре.
Она встречала его на перроне вокзала Фарнборо. Ее машинка была той же модели, что и у Мириам, так что он знал, как втиснуть в нее чемодан. Сьюзен ничуть не удивилась тому, что его планы изменились. По версии Роланда, он, как она и их брат Генри, как их родители и их родители, только выиграет от того, что ограничится тем обязательным минимумом образования, какого от них требует правительство. Он был сыт по горло уроками, упражнениями и расписаниями занятий. Она притормозила перед конторой его прежней работы и подождала, пока он ходил пешком к участку, где мистер Херон руководил рытьем канав. Судя по грязи на его башмаках и куртке и поту на его лице, ему явно не хватало рабочих рук. «Дедуля», казалось, еще больше усох. Но Роланд уже не ведал страха. Он попросил выплатить ему долг по жалованью и предложил – не попросил, – чтобы его снова взяли на работу. Когда тот кивнул, Роланд изложил свои условия. Он мог работать быстрее и лучше, чем сорокалетние курильщики. Поэтому ему следует платить по полной взрослой ставке, а иначе он предложит свои услуги в другом месте. Отворачиваясь от него, мистер Херон нехотя пожал плечами в знак согласия.
Вынеся чемодан из машины и подняв наверх в спальню, Роланд и Сьюзен выпили чаю и порешили, что он будет ей платить за постой по четыре фунта в неделю. В конце недели снова установилась чудесная погода, и он помог сестре в саду. Потом, покуда она разводила костер, он вернулся в дом и вынес свои книги. Камю, Гёте, Расин, Остен, Манн и остальные. Он бросал их одну за другой в огонь. Ему было приятно сознавать, что «Все для любви» сгорела быстрее других книг. Впрочем, и прочие огонь пожрал с такой же жадностью. Он написал родителям о своем решении, убедив их, что будет получать очень хорошие деньги. На следующей неделе пришли взволнованные письма из школы – от мистера Клейтона и мистера Брамли. Через день пришло письмо от мистера Клэра, убеждавшего его вернуться и продолжить «жизненно необходимые упражнения» с мисс Корнелл. «У тебя невероятный талант. Роланд, его можно пестовать у нас – и бесплатно!» Он проигнорировал все эти письма. Он уже был загружен по полной программе, работая сверхурочно, на полторы ставки, и к тому же познакомился в олдершотском пабе с милой и обаятельной девушкой-итальянкой Франческой.
К середине 1995 года Роланд растратил почти все свои сбережения, хотя его вряд ли можно было назвать нищим. Алиса переводила ему государственное пособие на ребенка, которое помогало ей оставаться на плаву, пока она писала «Путешествие». Еженедельное содержание в размере 7,25 фунта, за которые самоотверженно сражались политические активисты и которое теперь выплачивалось правительством всем британским матерям без исключения, богатым и бедным, переводилось из ее лондонского банка в ее германский банк, а оттуда в его лондонский банк. Кроме того, она каждый месяц добавляла целых 250 фунтов на содержание Лоуренса. Через Рюдигера она сообщила Роланду, что готова переводить и больше, если он этого хотел. Он не хотел. Ему хватало денег на еду и выпивку, почти хватало на покупку сыну одежды и его школьные поездки. Ремонт, отпуск за границей, машина, подарки не по особым случаям и настройщик пианино выпали из списка обязательных трат. Просрочка банку достигла суммы в четыре тысячи фунтов. Он не мог позволить себе ввязываться в процедуру компенсации денежных средств социальными службами и присоединяться к армии просителей, сутками просиживавших на стальных скамейках, привинченных к полу. Два года им с Лоуренсом вполне хватало на безбедную жизнь после уплаты налогов по новой сниженной ставке. Их неполная семья не бедствовала благодаря тому, что Роланду удавалось применять опыт своих прежних работ фрилансером. Он немного подрабатывал журналистом, был тренером по теннису семь часов в неделю, тапером в ресторане роскошного отеля в Мейфэре [112]. Как же он мог быть бедным, если они с Лоуренсом жили на его доход, который был выше среднего по стране? Ведь, как он прочитал где-то, бедность – понятие не абсолютное, а относительное, и его знакомые, многие из которых окончили колледж, преуспели в разных профессиях, в науке, на телевидении, в печатных СМИ. Одна пара, члены организации «Евангелисты за цифровое будущее», открыла интернет-кафе в Фицровии. И сейчас процветала.
Сравнительно недавно появился интересный термин, который ему нравился и несколько его утешал. Социальный капитал. Можно ли ему жаловаться, коль скоро он собирался жениться? Если у него есть чудесный пытливый сынишка, друзья, музыка, книги и здоровье и его сыну не грозили ни оспа или полиомиелит, ни снайперы в горах близ Сараево? И все же он предпочел бы иметь вдобавок к социальному капиталу просто капитал, и если его жизни не угрожала никакая
