реплика не выглядит чересчур заносчивой.
– Дело в том, что никто из наших сотрудников не сталкивался с Уолтером Чао. Мы очень давно работаем в этом регионе, но никаких сделок с ним не зафиксировано. У нас большая картотека, мы очень тщательно проверяем все данные.
Инхой засомневалась, стоит ли здесь брать кредит. Банкирша вдруг предстала усердной клушей, недалекой и ограниченной. Теперь Инхой вспомнила ее по университету: скучная очкастая девица, которой нечего сказать и которая вечно торчит в своей комнате, читая лишь учебники по специальности – то ли экономике, то ли менеджменту.
– Видимо, он мало известен в Китае.
Банкирша закрыла папку:
– Ладно, это неважно. Практический опыт Чао нас интересовал только в свете совокупности сделки. Основой заявки на кредит служит ваш нынешний бизнес, но не будущие проекты, и нам предстояло решить, насколько прочно наше доверие к вам как предпринимателю и как велики ваши достижения на данном этапе.
«В свете совокупности сделки, – про себя повторила Инхой. – Разве нормальный человек так изъясняется?» Она ждала окончания речи банкирши, но улыбаться сил уже не осталось.
– Должна сказать, госпожа Лэон, я в безграничном восхищении от ваших свершений в Китае. В одиночку создать такой бизнес – это и впрямь впечатляет. Скажем честно, на пути женщины много всяких препон. Даже в нашем банке… в общем, я понимаю, как вам было нелегко. У вас прекрасная репутация, ради которой пришлось, наверное, многим пожертвовать.
Инхой молчала; она поймала себя на том, что в буквальном смысле затаила дыхание, ожидая желанных слов.
– Вы запросили значительную сумму, но поскольку заем обеспечен вашими бизнес-активами, а благополучие ваших предприятий не вызывает ни малейших сомнений, мы охотно удовлетворим вашу заявку.
– Прекрасно, – кивнула Инхой. – Благодарю.
– Ваша деятельность и вы лично вызываете безмерное уважение. Честное слово.
– Спасибо.
– Я уверена, ваш новый проект увенчается успехом. – Только… – Банкирша выдержала паузу, – помните, что сейчас развелось много мошенников, охотников за легкой поживой.
– В Китае я работаю почти десять лет и хорошо осведомлена о возможных опасностях. – Тон Инхой был холоден, может, даже излишне.
– Безусловно. Просто я, как работник банка, советую проявить осторожность в отношении вашего делового партнера.
– То есть Уолтера Чао?
Улыбаясь, банкирша собрала бумаги в аккуратную стопку и посмотрела на Инхой:
– Будьте осторожны, только и всего.
Инхой ответила такой же дежурной улыбкой и собралась уходить. Они пожелали друг другу удачи в делах и личной жизни. Скоростной лифт плавно опустил Инхой к уровню улицы. В ушах еще звучал скрипучий голос банкирши. Будьте осторожны. То же самое сказали бы родители.
Вечером они с Уолтером отправились в известный им псевдоиндонезийский ресторан в парке Цзинъань, где еда была заурядная, но приятная обстановка, излюбленная парами на свиданиях вслепую, вполне годилась для тихого праздника.
– Антураж напомнит нам о родине, – сказал Уолтер.
– А хорошо ли это? – пошутила Инхой.
Когда они подходили к парку, ожил ее мобильник – за шумом машин звонок был не слышен, но телефон настойчиво вибрировал в сумке. Отвечать Инхой не стала. Сегодня она готовилась отпраздновать грандиозную веху в карьере и, возможно, поворотный пункт в личной жизни, а потому не желала заниматься делами. Однако вскоре телефон опять подал голос, из сумки посылая требовательные импульсы. Кто-то настойчиво прорывался к Инхой, и многолетняя привычка отвечать на звонки в любое время дня и ночи мешала игнорировать вызов. Рефлекс хвататься за соломинку, дабы не упустить хоть малейший шанс, и сейчас не позволил отказать взывающему телефону. Инхой махнула спутнику – мол, идите вперед, я догоню.
В трубке сильно шумело, словно звонивший угодил в жуткую бурю, однако номер местный, так что на другом конце линии не могло быть никакого разгула стихии, погода там столь же благостна. Мужской голос показался как будто знакомым и в то же время абсолютно чужим, неузнаваемым. Из-за помех, съедавших каждое второе слово, он выглядел неживым, как у робота. Инхой поняла, кто это, лишь когда абонент, прорвавшись сквозь шорохи и трески, представился: Джастин Лим.
На миг она замерла, вслушиваясь в его монотонное бормотанье. Ей стало нехорошо от того, что даже сейчас, когда Джастин, платя дань вежливости, всего лишь пытался вести светскую беседу о шанхайской жизни, она вновь почувствовала себя одинокой растерянной девочкой. Инхой больше слушала, отделываясь междометиями, и все крепче убеждалась в том, что с годами Джастин превратился в того самого унылого мужчину средних лет, облик которого был уготован ему судьбой. Одни люди меняются, другие – нет, думала Инхой, и вдруг ее кольнула жалость: она-то продвинулась, а вот он топтался на месте. Джастин казался усталым и даже слегка обеспокоенным, но все, что он говорил, ее ничуть не трогало. Голос этот был из той поры ее жизни, которая ныне благополучно пребывала в запасниках памяти, этакая малозначимая реликвия прошлого, не особо любопытная диковина в застекленной витрине музея воспоминаний, куда Инхой уже почти не заглядывала. Джастин все продолжал говорить, а она чувствовала, что, как всегда, устремлена в будущее и семимильными шагами движется вперед. Она изменилась неузнаваемо, он же остался прежним.
Инхой вежливо свернула разговор и, обещав перезвонить, дала отбой. Оба, конечно, понимали, что она не позвонит.
Инхой поспешила в ресторан, где официантка-индонезийка в кебае [77] усаживала Уолтера за удаленный столик на краю небольшого пруда в красивом обрамлении фонарей, мягко освещавших водяные лилии и камыш. С Уолтером девушка держалась как со старым знакомым и рассмеялась его шутке, подавая ему меню. Инхой она приветствовала с формальной учтивостью, укрыв ее колени накрахмаленной салфеткой.
– Похоже, вы здесь завсегдатай, – сказала Инхой.
– Вовсе нет, но так совпало, что на прошлой неделе меня обслуживала эта же официантка за этим же столиком.
Инхой тотчас представила, как напротив Уолтера сидит другая женщина моложе ее. Возникла непрошеная мысль: потому-то официантка столь понимающе и фамильярно посмеивалась, ибо Уолтер пришел с новой спутницей. Инхой сознавала, что это нелепо, однако в душу закралось подозрение.
– Знаете, иногда мне кажется, что я прохожу пробу на роль в вашей постановке, – сказала она.
– Даже если так, эпизод вами сыгран блестяще. – Уолтер был, как всегда, спокоен и добродушен. – Что, важный звонок? Я надеюсь, что с моим появлением на сцене вы отвадите всех своих ухажеров. – Он улыбнулся и налил ей газированной воды. – В профессиональном, конечно, смысле.
– Разумеется.
Быстро заказав блюда, в молчании они ждали, когда их подадут. Инхой чувствовала странную расслабленность, как после горячей ванны, – накатила вялая грусть, аппетит исчез напрочь. Она изобразила интерес, когда Уолтер пустился в ностальгические воспоминания о малайзийских блюдах, какими его потчевали в детстве. Инхой не любила подобные экскурсы в прошлое.
