приводил к ней бывших узников лагерей – он тоже проводил большую часть времени, помогая несправедливо осужденным воссоединиться со своими семьями. Возможно, причина крылась в его военном прошлом, но Элейн полагала, что таким образом он пытался искупить свою вину перед Жозефом и прочими, кого не сумел спасти.
– Рада тебя видеть, Этьен, – сказала Элейн и расцеловала его в обе щеки, ощутив привычный запах сигарет – вместе с прочими французами (и даже некоторыми француженками) он был рад снова получить доступ к нормальному табаку.
Элейн переключила внимание на посетителя.
– Это Саул, – сказал Этьен, положив руку тому на плечо жестом дружеским и одновременно полным какого-то благоговения.
– Bonjour, Саул, – улыбнулась Элейн, стараясь говорить негромко и мягко – многие узники лагерей до сих пор подскакивали, стоило с ними заговорить, потому что в их памяти еще слишком живы были воспоминания о лающих окриках и приказах и бессмысленных, беспричинных наказаниях. – Я могу вам чем-то помочь?
– Это я могу помочь вам, – ответил он тонким голосом; дыхание вырывалось из его груди со свистом. Он протянул сжатый кулак, и Элейн подставила под него открытую ладонь. – Простите за ее состояние, – извинился он, разгибая длинные пальцы, из которых выпал клочок бумаги, – мне несколько месяцев пришлось хранить ее в ботинке.
Элейн осторожно развернула его двумя пальцами и мгновенно узнала свой собственный почерк, а разобрав знакомые слова, издала дрожащий вздох.
«Дорогой Жозеф!
Я жалею обо всем, что наговорила. Я всегда буду любить тебя.
Элен»
– Жозеф получил ее, – произнес Этьен.
– Как? – хрипло вытолкнула Элейн из перехваченного горла.
– Мы вместе сидели в Аушвице, – ответил Саул. – Через несколько дней после того, как меня туда привезли, я серьезно заболел и выжил только благодаря вашему мужу. Он помогал мне держаться на ногах во время работы и трудился за нас двоих. Не знаю, откуда он черпал силы, возможно, в вас. – Он указал на записку. – Он часто смотрел на нее, пряча в ладони, а остальное время хранил в каблуке ботинка. Однажды офицер застал его за кражей картофельных очисток, которые он хотел отдать другому заключенному, который от слабости не мог встать с постели. Я был рядом в тот момент… Офицер застрелил Жозефа, и он умер, сжимая в руке вашу записку. – Голос Саула прервался, а на глазах выступили слезы. – И я подумал, что обязан сохранить ее ради него и вернуть вам его самое драгоценное сокровище.
Элейн стиснула зубы, чтобы не разрыдаться, чтобы найти слова благодарности за такой бесценный подарок. Все это время она пыталась выкинуть эту записку из головы, чтобы не терзаться страхом, что Жозеф умер, так и не узнав, как сильно она сожалеет о произошедшем и как искренне его любит.
Все-таки из ее груди вырвался приглушенный всхлип.
– Я так его люблю.
Слезы побежали по щекам Саула, и он открыл ей свои объятия.
– И он любил вас. – Человек, от которого остались только кожа да кости, который прошел через непредставимые муки, утешил и успокоил Элейн так, как не удавалось никому за долгое время. Он был рядом с Жозефом эти последние месяцы, в его последние мгновения…
– Спасибо вам, – прошептала она от всего сердца. – Спасибо вам за этот подарок.
Саул улыбнулся сквозь собственные слезы и нежно погладил ее по щеке.
Но не только он заслуживал ее благодарности, и Элейн протянула руку и сжала пальцы Этьена, ощущая, как ее переполняет признательность.
– Тебе все-таки удалось передать ему эту записку.
– Я же сказал тебе, что сделал все, что мог.
* * *
Этьен и Саул стали не единственными гостями Элейн на той неделе. Солнечным днем в пятницу, когда колокола прозвонили полчаса пополудни, кто-то негромко постучал в дверь. Ожидая увидеть еще одного посетителя, который пришел в поисках близких людей, Элейн открыла и обнаружила перед собой миловидную молодую женщину с темными волосами, уложенными в «завитки победы», и умными ясными зелеными глазами.
– Вы Элейн Руссо? – спросила она с акцентом, который Элейн не удалось определить.
– Беланже, – поправила она. – Но некогда я носила фамилию Руссо, верно. Чем могу вам помочь?
Женщина полезла в висящую на сгибе локтя маленькую сумочку, в которой явно не поместились бы все продуктовые карточки, которые по-прежнему требовались в обыденной жизни лионцев, извлекла черно-белую фотографию и вручила Элейн.
– Меня зовут Ава Харпер, и это я увидела шифровку в «Комба» с просьбой помочь переправить в Америку Сару и Ноя Коэнов.
Дыхание у Элейн перехватило. На снимке Сара стояла во дворике около средних размеров светлого дома с темными ставнями. Рядом с ней сиял улыбкой темноволосый широкоплечий мужчина. Оба положили руки на плечи мальчика с глазами, обрамленными длиннющими ресницами; Элейн знала, что глаза эти – карие. Пухлые щеки мальчика свидетельствовали о пышущем здоровье, рот приоткрылся, а рука указывала куда-то вдаль, как будто он восторженно щебетал о том, что увидел, – как и положено детям.
Сара и Ной доплыли до Америки и воссоединились с отцом их семейства. Усилия Элейн не попали даром. Она боролась не зря.
Может, Жозеф и не хотел, чтобы она занималась таким опасным делом, но она знала своего мужа и знала, что он гордился бы ею.
Ава
Ава прекрасно помнила, когда сделала это фото – стоял прекрасный апрельский день, и легкий ветерок перебирал молодые зеленые стебли травы. Сосед Сары недавно купил щенка – белый меховой шарик с розовым языком, всегда готовым кого-нибудь облизать, – и Ной не мог сдержать восторгов и хоть несколько секунд посидеть спокойно, чтобы Ава могла их сфотографировать.
Любые страхи Сары потерять любовь Льюиса оказались необоснованны – на памяти Авы ни один мужчина не смотрел на свою жену с такой нежностью, как Льюис на Сару. А признательность, с которой Сара отзывалась об Элейн, побудила Аву прежде, чем отправиться в Англию, съездить в Лион – чтобы встретиться с той, кто рисковала жизнью ради печатного слова, призванного разгромить ложные нацистские заявления. Чтобы встретиться с женщиной, которая помогла Коэнам обрести свободу и благодаря которой они стали частью жизни самой Авы.
Несколько дней она искала Элейн по всему Лиону, руководствуясь списком имен, которые смогла упомнить Сара. Время уже подходило к концу, и Аве пора было улетать, когда ей наконец удалось разузнать местоположение женщины, так много сделавшей для других.
Элейн подняла голову от фотографии, и Ава увидела слезы в ее темных глазах.
– Они счастливы?
Ава не удержалась от улыбки.
– Очень. И они выжили в этой войне благодаря вам.
– Ну что вы. – Элейн покачала головой,
