Махто и перекопал все поле. Вечером перед возвращением домой он стоял на меже с мотыгой в руках, вытирал струившийся по лицу пот и смотрел на поле. Ему вдруг показалось, что поле волнуется и благодарит его… Очищенное от колючек и сорняков, оно теперь радовало глаз. А Кедар думал: «Ну что ж, поработал — и хорошо! Жить в деревне я все равно не останусь. Через три месяца обязательно вернусь в город».
На четвертый день Кедар полил поле. В нос ему ударил запах орошенной земли. И уже на следующий день Кедар засеял землю. Он работал машинально, еще не отдавая себе отчета в том, что через несколько дней поле зазеленеет свежими всходами. Его уже неудержимо тянуло в город. «Ну потрудился, так что? — думал он. — Отдал долг родной земле. Все равно мне не жить в деревне».
Между тем в положенное время он поливал поле. И постепенно колос стал наливаться. Кедар будто бы утолял жажду земли, и она оживала, давая буйные всходы.
Сегодня Кедар с утра грустит. Подошел к концу его отпуск. Завтра ему нужно возвращаться в Калькутту. А он все не может оторвать взгляда от своего маленького поля, от колышущихся под ветром высоких стеблей.
Кедар вспоминает толпу рабочих на фабрике, винную лавчонку, кинотеатр и своего мастера, сразу превращавшегося в большого начальника, когда дело касалось отпуска. Он строго следил за тем, чтобы рабочие и поденщики не задерживались даже на один день. И всегда ругался. «Пойду поговорю с Бхуали Махто. Попрошу его присматривать за полем. За труд пусть возьмет половину урожая. Поле-то еще сколько раз поливать нужно… А когда урожай созреет… Да, ему еще много придется трудиться — жать, молотить, веять…» Вечером Кедар пошел к Бхуали Махто.
— Вот что, дружище, — сказал он. — Я возвращаюсь в город. Что смог, то сделал. Не присмотришь ли за моим полем?.. Урожай поделим пополам… Будет время, приеду заберу свою половину.
— Все сделаю, друг, не беспокойся. Надеюсь, ты веришь мне?
— Что за разговор, Махто? Почему ты сомневаешься?
— Не обижайся, брат. Я потому спросил, что ты теперь городским стал. А откуда нам знать, какие порядки у горожан? Ты ведь, наверно, слышал о законе об аренде, который правительство приняло?
— Да что ты, брат! Не то говоришь, не то! Ты, Махто, сам должен понимать, что этот закон ничего не меняет. Главное, чтобы мы честными оставались, чтобы верили друг другу.
Махто даже прослезился от этих слов.
А Кедар продолжал:
— Что для нас сделали правительство и Джаната-парти? Прошло уже столько времени… А что изменилось? Может быть, ты стал жить лучше? Построил себе кирпичный дом? Нам много сулили, а мы по-прежнему в нищете живем! Ты выполнил свой долг — проголосовал. А теперь надейся только на свои рабочие руки. Что хотят, то и делают.
— Все правильно, все верно говоришь, — сказал Махто.
— Конечно, верно! Теперь мне пора возвращаться в Калькутту. Уж ты присмотри за полем, да и за домом тоже.
— Раз ты считаешь, что тебе нужно возвращаться работать на фабрику, поезжай. Я помогу тебе. За всем присмотрю.
На следующий день рано утром Кедар вышел из дома. Оглянулся, и ему показалось, что дом стоит грустным и печальным. Он еще раз оглянулся и долго смотрел на дом. Потом медленно двинулся. В левой руке узел, в правой — железный сундучок. Он шагал все быстрее и быстрее… Вдруг кто-то окликнул его.
— Кедар!
Кедар обернулся. У колодца стояла невестка Сундари.
— Торопишься?
— Да, Сундари. Пора. Нужно к поезду успеть.
— Разлюбил ты деревню — вот что я скажу тебе. А город-то, который тебе так полюбился, деревня кормит. Не должен бы ты, Кедар, так относиться к нам. Тебе ведь только кажется, что ты сам городским стал, а на самом деле это город опутал тебя по рукам и ногам. Если все уйдут из деревни, как люди жить-то будут? — Невестка старалась вразумить Кедара.
Кедар смутился. У него не нашлось доводов для ответа.
— Ну ладно, Кедар! Иди с миром. Не принимай близко к сердцу, что я тут наговорила. Душа болит, вот и говорю. Но помни: ты — сын земли. Здесь, в деревне, тебе и жить, и работать надо.
Кедар посмотрел в добрые, ласковые глаза Сундари. Он уже хотел сказать ей, что никуда не поедет, что останется в деревне, будет обрабатывать поле, исполнять свой долг — служить земле. Но, поразмыслив, не сказал ничего. Его отпуск кончился. Он должен вернуться в город. Кедар молча отвернулся и пошел.
Сундари смотрела ему вслед до тех пор, пока он не скрылся из виду.
А Кедар торопился на станцию. Вдруг он внезапно остановился. Вот оно лежит перед ним, его поле — всего в полбигха земли. Он стоял на меже и не мог заставить себя двинуться с места. Колосья клонились к земле, и ему казалось, будто кто-то поглаживает ему ноги. «Все это пустое, — думал он. — Мне нужно идти». Он попробовал сделать шаг, но ноги точно приросли к земле. Он собрался с силами и быстро пошел. И тогда колосья снова коснулись его ног. Кедара даже в дрожь бросило.
Одетое в зеленый наряд поле волновалось, шелестели колосья. Они как будто тихо позванивали, точно браслеты юной невесты. Откуда-то доносился тонкий, ласковый голосок пичужки:
— Пи-ить, пи-ить!
И вдруг Кедару показалось, что две нежные руки обняли его ноги. Сердце гулко забилось, на глазах выступили слезы. Он хотел уже было идти дальше, как вдруг на межу возле него опустилась стайка воробьев. Они прыгали у самых ног, словно преграждая путь.
Кедару послышалось, будто кто-то зовет его: «Кедар, вернись. Все это принадлежит тебе: и поле, и зреющий на нем урожай. Здесь твои корни. Здесь обитают души твоих предков. Эта земля — их последнее пристанище. Только здесь твое будущее. Познай эту землю, прислушайся к зову земли, подумай о будущем. Слышишь, как зовут тебя колосья. Они говорят: «Ты любимый сын этой земли. Познай ее. Ее судьба в твоих руках. Полей ее своим потом и кровью».
Кедар вдруг понял, что он должен полить эту землю своим потом.
И повернул назад.
Перевод Л. Кибиркштис.
За какой литературой следует признать право называться современной? Существует ли связь между постижением современности и прогрессивным содержанием литературы? Каковы истоки движения прогрессивных писателей, с одной стороны, и различных модернистских течений, с другой, в индийской литературе? Эти и многие другие вопросы были поставлены участниками дискуссии, которая проходила в 1977 г. на страницах органа КПИ — газеты «Джан-юг», выходящей в Дели на
