песен – отстой.
Рейган, певица с живого концерта в «Грит», появилась с противоположного крыла сцены, одетая в ту же поношенную черную юбку, как и тогда, и в тех же разбитых ботинках от «Док Мартенс». Она пробурчала свое имя в микрофон, затем наклонилась и стала исполнять свою песню. Люди в толпе раскачивались вперед и назад, абсолютно влюбившись в Рейган. Далеко в конце, на краю сцены несколько мужчин разговаривали по мобильным телефонам, внимательно смотрели на нее и держали вверх вторые телефоны, чтобы снять ее на видео. Джули шептала Линус:
– Лазутчики. Райли сказал мне, что отправил ее демонстрационную запись своему прежнему менеджеру.
Тайгер Дин вышел на сцену, когда Рейган заканчивала петь, приобнял ее за плечо. Она шумно ушла со сцены. Тайгер откашлялся.
– У нас сегодня совершенно особый гость, ребята. Один из моих самых давних и дорогих друзей и прекрасный музыкант, я уверен, что вы соскучились по нему за последние пару лет. – Тайгер достал носовой платок с узорами и вытер лоб. – Он переживает по-настоящему тяжелый период уже какое-то время, и я думаю, что дела у него идут на поправку. По крайней мере, я на это надеюсь.
Потому что мне нужно, чтобы он написал для меня несколько проклятых песен, – закончил он шепотом, усмехаясь. Публика смеялась.
Джули наклонилась ко мне.
– Они его выпустили только на этот концерт. После он сразу должен вернуться. У него датчик измерения алкоголя на лодыжке. Прибор измеряет употребление алкоголя по выделяемому поту, поэтому, даже если он сделает маленький глоток, датчик определит его.
Тайгер наклонился к микрофону.
– Райли Уэст.
Публика взорвалась аплодисментами, выкрикивала и свистела. Люди встали и затопали. Мое сердце замирало в груди. Блю положила свою руку в мою.
И потом он появился.
Райли вышел по другую сторону от нас, с противоположного крыла, одетый в простую, застегнутую на все пуговицы бело-голубую ковбойку с короткими рукавами, на груди следы от загара. На нем его старые коричневые брюки и черные кроссовки. Интересно, куда делись его любимые коричневые ботинки, но потом я заметила металлический блеск алкогольного датчика, выглядывающего из-под штанины; он бы не влез в плотный ботинок. Он подстриг свои непослушные каштановые волосы; теперь можно увидеть его лицо целиком, оно выглядело чище, не таким опухшим. Я смотрела на него и с острой болью понимала, как на самом деле ужасно он выглядел все эти месяцы и как я этого не замечала или не хотела замечать. В нагрудном кармане ничего не оттопыривалось.
– Он бросил курить, – прошептала Джули. – Резко и бесповоротно.
Райли выглядел дико испуганным. Я заметила это, потому что он шел слегка неуверенно, его гитара скользила по плечу. Его рука дрожала, когда он приветствовал публику, и потом я заметила кое-что, что я никогда не видела на лице Райли Уэста.
Неистово-красный румянец.
Он облизнул губы у микрофона, установил его и сделал маленький глоток из стакана на табурете рядом с ним. Он не верил своим глазам.
– У этого напитка вкус воды. Это не похоже на меня.
Толпа смеялась. Кто-то выкрикнул:
– Райли, ты отлично выглядишь, приятель!
Райли заслонил глаза и посмотрел на публику.
– Да? Ты хочешь позвать меня на свидание? Потому что, на данный момент, никто другой не хочет. – Раздался смех. Он сделал еще один глоток воды. – Я впервые пою на публике просто с водой в стакане.
– У тебя получится, Райли.
– Ты сможешь, Райли.
Райли глубоко вздохнул, прислонил к себе гитару, вытянул шею и посмотрел прямо на наше крыло. Его глаза остановились на мне.
На мгновение его лицо смягчилось. Я отвернулась, мое сердце упало с глухим шумом. Когда я огляделась, он смотрел на публику, улыбался своей широкой искривленной ухмылкой, той, что подарил мне, когда я встретила его впервые на улице около «Тру Грит», когда Ван Моррисон витал в воздухе, мужчины играли в Го, шпана ела мороженое у «Дэйри Квин».
Райли прокашлялся.
– Знаете, я недавно встретил девушку, и она была по-настоящему привлекательной, но немного грустной, вы знаете, какими бывают девушки, да? Но я подумал: «Эй, Райли, может, тебе нужна грустная девушка, чтобы уравновесить тебя, может, если ты объединишь свои проблемы и ее грусть, вы двое просто не удержитесь и будете счастливы». Верно?
Я замерла. Он говорил обо мне.
Зрители ответили: «Ве-ерно».
– Какое-то время это срабатывало. Но вы меня знаете, я все испортил. Я забыл, что нам нужно, понимаете, обсуждать разные вещи. Или, может, знаете, я должен был протрезветь уже наконец.
Раздался смех.
– К счастью, теперь у меня появилось много свободного времени, чтобы подумать над своими ошибками, благодаря превосходным исправительным и восстановительным услугам, предоставляемым штатом Аризона. Вот песня об этой девушке.
Райли начал бить по струнам, его тело расслаблялось с каждым движением, с каждой минутой. Однажды он сказал мне: «Я занимаюсь этим делом, потому что оно помогает мне чувствовать себя богатым. Не богатым с деньгами в проклятом кармане. Богатым в смысле приятной наполненности внутри меня».
Это медленная песня, настоящая тягомотина, как он любил называть подобные баллады. Он говорил мне, что такие песни грустно скользят мимо и почти каждый может легко их запомнить и подпевать.
Я сосредоточилась на нем, на той легкости, с которой он перебирал струны, на новом выражении его лица, на расслабленности собственного тела. Я чувствовала абсолютно неизбежную грусть, когда смотрела и слушала, как Райли поет обо мне. Без сигарет и алкоголя его голос звучал по-другому. Он проще, интереснее. Песня называется «Кто знал, что из-за меня ей будет так грустно». Постепенно я поняла, что песня о той ночи, когда он нашел мою аптечку и мы ругались на кухне; это песня о нас двоих.
Я не разговаривала с Райли. Я никогда не говорила ему о том, что чувствовала, пока не стало слишком поздно. Я просто позволила ему вести меня, потому что была так признательна, что он меня заметил. Он тоже не говорил со мной, потому что все время был пьян или хотел выпить, а я ни разу не сказала «Остановись».
Эта песня – его разговор, как и мой комикс, как и тетради Луизы, это наш способ разговаривать.
Эта песня – его «прости, прости, прости, прости, прости». Мне.
Когда песня закончилась, Джули зажала кулак во рту, а Линус коснулась глаз. Блю так сильно сжала мою руку, что больно кости. Публика с ревом встала. Райли снова попил воды. Он произнес:
– Одну минуту.
И ушел со сцены в нашем направлении.
Чем ближе он подходил ко мне, тем сильнее мир вокруг переворачивался, искривлялся, замолкал, как будто
