в моих ушах двигались облака, но я стояла ровно. Джули произнесла: «Ох». Линус сказала: «Райли». Блю отпустила мою руку и сделала шаг назад.
Теперь от него пахло по-другому: чистотой и здоровьем, мылом с толокном и немного лосьоном после бритья. Нет сильного запаха табака, пота, алкоголя. Когда я подняла на него взгляд, его глаза наполнились слезами.
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но потом передумал. Он поднял мою руку и вложил что-то мне в ладонь.
И вот снова: этот небольшой разряд электричества, горячий ток от него ко мне, от меня к нему.
Когда я открыла глаза, он снова на сцене.
Он пел «Рождество в тюрьме» Джона Прайна, две песни Дилана из альбома «Очертания Нэшвилля», и затем он сделал паузу.
– Вы знаете, сегодняшняя молодежь…
Раздался смех.
– Я просто повар в заведении быстрого питания, на самом деле и я привык работать со всеми этими проклятыми мажорами, которые постоянно клюют носами в своих телефонах и ведут эти забавные разговоры, типа, эй, а что, если бы «Колдплей» сделали кавер-версию песни Мадонны, или если бы Джей Зи сделал кавер Джоан Баэз. Вы понимаете, всю эту ерунду.
– Ты хочешь от меня ребенка, Райли? – прогоготала какая-то женщина.
– Вы разве не слушали ту, первую песню, леди?
Зал засмеялся.
– Так или иначе, – сказал он, прочищая горло. – Есть один человек, она сейчас здесь, собственно говоря, я написал ту первую песню для нее, если хотите знать…
Люди в зале начали вытягивать шеи в разных направлениях. Я сделала шаг назад за Блю.
– У этой чудесной девушки была замечательная идея. Это произведет на вас сильное впечатление.
Он сильно откинул голову и потом опустил ее вперед. И в тот момент, когда его подбородок должен удариться о грудь, он закинул голову назад и вверх и начал яростно перебирать струны.
– Меня знобит, – проревел он. – Все сильнее и сильнее…
Это заняло минуту, но потом толпа издала вопль, узнавая песню, возможно, они представляли Сэнди и Дэнни танцующими зигзагами на раскачивающейся лодке в парке развлечений в конце фильма, у Сэнди кудрявые волосы, Дэнни рвал и метал из-за ее кожаных брюк.
Эллис нравилось все в фильме «Бриолин», и мы его часто смотрели, и каждый раз она говорила: «Без сомнений? Я бы соблазнила Кеники, а не Дэнни». И каждый раз я делала вид, что она этого не говорила, потому что так поступают друзья.
Райли подарил мне ее песню.
Джули и Линус смеялись. Блю подняла брови. Публика ритмично хлопала и начала подпевать.
Из крыла появился Тайгер Дин с бас-гитарой в руках вместе с большим широколицым молодым парнем, одетым только в крошечное нижнее белье а-ля Капитан Америка c походным малым барабаном, и усердно застучал.
Они пели в унисон с Райли, все трое маршировали круг по сцене, превращая ленивую сексуальную простую песню в сильную дерзкую вещь.
Эллис была права, думала я без грусти. Ей бы понравилась эта песня в такой интерпретации.
Все люди на улице около гостиницы «Конгресс» у основной сцены стояли на ногах. Все держали телефоны поднятыми вверх, вспышки просачивались сквозь толпу. Другие группы вливались на сцену, присоединялись, пели. Появилась Рейган Коннор, строя гримасы легкого смущения, но это не всерьез, она топала ботинками и тоже пела. Джули и Линус прыгали вверх-вниз и подпевали. Блю стояла в стороне. Она единственная, кто заметил, как я поворачиваюсь и выхожу из крыла. Она снова взяла меня за руку.
Я обернулась на сцену. Райли с близкими ему людьми, на своем месте.
Блю наклонилась ближе к моему уху.
– Что делают хлопья, Чарли?
– Хлопья не едят меня.
Я повторяла это до тех пор, пока она не попросила меня остановиться.
– Пойдем, – сказала я. Мы покинули кулисы и пробрались через прихлебателей, техническую группу, оставляя Райли Уэста позади.
Мы пошли домой длинной дорогой.
В самолете я изо всех сил старалась не расплакаться и не впиваться пальцами в ноги, хотя моя кровь кипела. Молодая женщина рядом со мной сражалась с ремнем безопасности.
– Ох, – произнесла девушка. – Все будет хорошо. В первый раз? Жвачка. Вам нужна жвачка. Я укрепляю себя «Ксанаксом». Хотите жвачку?
Она порылась в огромной кожаной сумке шоколадного цвета.
Я покачала головой, когда она предложила мне прямоугольную жвачку. Она скинула сандалии и покрутила пальцами ног, собрала волосы резинкой и вздохнула.
– Разговоры помогают. Освобождают голову от мыслей. Куда вы направляетесь?
– Нью-Йорк. – Каспер советовала разговаривать, поэтому я разговариваю. – Я никогда там не бывала раньше.
– О, вам понравится! Очень крутой город. Чем вы собираетесь заниматься там?
Я сглотнула слюну. У нее открытое, веснушчатое лицо, полное надежд.
– Я буду работать у одного художника. В качестве его ассистентки. Я сама тоже художница.
Последняя часть, произнесенная вслух, прозвучала не так уж и плохо.
Ее глаза расширились.
– Правда? Здорово. Я на несколько дней уезжала навестить своего отца. – Она сделала движение горлом, как будто задыхаясь. – Ох. Родители. Они такие старомодные, правда?
У нее тонкие пальцы с разноцветными кольцами. На ней тонкое облегающее платье, и лямки сползали с ее плеч кремового цвета. Провода наушников-капелек обвивали ее шею, и на коленях у нее блестящий телефон, который жужжал, звенел и сверкал. Ее хорошо кормят. Ее очень любят. Она может сказать, что ее родители старомодные, потому что они не такие. Куда бы она ни уезжала, она всегда может вернуться к ним.
Может, в Нью-Йорке я куплю открытку для матери. Может, я сумею что-нибудь написать на ней, что-то короткое. Может, куплю марку. Может, я даже отправлю письмо Каспер, только на этот раз я назову ее по имени – Бетани. Посмотрим.
У меня больше нет моей аптечки. В первый раз за долгое время я вступаю в этот мир неподготовленной.
Упитанный парень через проход наклонился к девушке, показывая свой телефон.
– Посмотри, Шелли. Послушай их, это хиты.
Она засмеялась, наклоняя экран ко мне.
– Вчера вечером мы ходили на этот классный концерт. Только посмотри на это, подруга.
И вот он на Ютюб в окружении Тайгера Дина и всех музыкальных групп Тусона сильно бьет по струнам своей гитары, с этой ухмылкой на лице, завывает слова песни «Ты все, что мне надо».
– О боже, он такой сексуальный, – сказала Шелли с придыханием. – Это была самая замечательная песня. – Она повернулась к упитанному парню. – Ник, как называлась та другая песня, очень грустная? Я в итоге расплакалась, ты нет?
Ник прекратил играть со своим ноутбуком.
– «Ты была грустной» или как-то так, – ответил он. Слова песни быстро пронеслись в моей голове, как прошлой ночью, пока мы с Блю шли домой:
