увольняется отъ должности по прошенію, съ производствомъ въ тайные совѣтники и съ мундиромъ.
Прочитавъ два раза, Воротилинъ тотчасъ-же просіялъ.
— А, сорвалось! вскричалъ онъ и вскочилъ съ кресла.
Это неожиданное извѣстіе сразу оживило его. Саламатовъ вышелъ въ отставку, разумѣется, не по доброй волѣ. Покидать такую должность, какую онъ имѣлъ, было-бы нелѣпо въ его дѣлахъ. По крайней мѣрѣ онъ, Воротилинъ, будь онъ на мѣстѣ Саламатова, низачто-бы не отказался отъ своего офиціальнаго положенія.
«Ну-съ, любезнѣйшій Борисъ Павловичъ, думалъ Воротилинъ, подергивая свои бакенберды, — теперь ваши акціи сразу шлепнулись! Какъ вы ни были универсальны по части всякихъ фокусъ-покусовъ, а все-таки вы брали больше тѣмъ, что мѣтили въ сановники».
Ипполитъ Ивановичъ положилъ газету на столъ, подошелъ къ окну и долго потиралъ себѣ руки.
У него тотчасъ-же въ головѣ сложилось что-то вродѣ компаніи, объективомъ которой было-бы воспользоваться половчѣе случившимся съ Саламатовымъ казусомъ. Съ гримасой остановился Ипполитъ Ивановичъ на Малявскомъ, но не могъ въ своихъ соображеніяхъ обойти его. Послѣ сцены у Авдотьи Степановны ихъ отношенія перешли опять, наружно, на пріятельскую ногу; но каждый разъ, какъ Воротилинъ встрѣчался съ Малявскимъ, онъ очень хорошо чувствовалъ какъ тотъ обдаетъ его сознаніемъ своего превосходства, а то такъ и просто полупрезрительною гадливостью.
Но Малявскій по всѣмъ статьямъ долженъ былъ сдѣлаться преемникомъ Саламатова. Теперь, когда звѣзда камергера видимо клонится къ закату, надо было поскорѣе заручиться поддержкой Малявскаго, предложивши ему настоящій наступательный и оборонительный союзъ, а презрительное фырканье Малявскаго проглотить, какъ свѣжую устрицу.
Ипполитъ Ивановичъ такъ преисполнился желаніемъ поскорѣе пустить въ ходъ свой планъ, что уѣхалъ тотчасъ-же, сказавъ человѣку, что сегодня у него пріема не будетъ.
Почти такое-же впечатлѣніе произвелъ газетный листокъ и на Иларіона Семеновича Малявскаго. Отставка Саламатова для него была сюрпризомъ, и онъ, по прочтеніи пяти печатныхъ строкъ, привскочилъ съ мѣста и сталъ потирать себѣ руки.
Не такъ давно подтрунивалъ онъ надъ Саламатовымъ и доказывалъ, что ему нелѣпо нести служебную обузу, но про себя онъ прекрасно сознавалъ, что Саламатовъ потеряетъ по крайней мѣрѣ половину своего кредита, какъ только перестанетъ быть крупнымъ штатскимъ генераломъ.
«Спотыкнулся, повторялъ про себя Иларіонъ Семеновичъ, выпячивая нижнюю губу. — Надо сегодня-же провѣдать кой кого изъ жидовъ, посмотрѣть, какой это произведетъ на нихъ эффектъ, и если слышно про какое-нибудь крупное дѣло по саламатовской спеціальности, то прибрать его къ рукамъ».
Въ этихъ размышленіяхъ засталъ Малявскаго Воротилинъ.
— Читали? спросилъ Ипполитъ Ивановичъ.
— Читалъ, отвѣтилъ Иларіонъ Семеновичъ.
— Сковырнулся?
— Сковырнулся.
— Итакъ, что уже больше ходу ему нѣтъ въ высшія сферы?
— Полагать надо.
Оба разсмѣялись: Малявскій короткимъ, сухимъ смѣхомъ, Воротилинъ раскатистымъ гоготаньемъ. Но тотчасъ-же послѣ того хозяинъ взглянулъ на гостя съ довольно замѣтной пренебрежительной усмѣшкой и подалъ ему сигару съ такой миной, которая ясно говорила: «Милый другъ, я очень хорошо знаю, зачѣмъ ты сюда явился».
Воротилинъ, усѣвшись на угольномъ диванѣ, положилъ свою пухлую руку на колѣна Малявскому и заговорилъ съ какимъ-то особеннымъ добродушіемъ и развязностью:
— Вы, можетъ быть, знаете, добрѣйшій Иларіонъ Семеновичъ, что бывшая одалиска отставного генерала Саламатова выиграла процессъ Загариной?
— Да? небрежно откликнулся Малявскій.
— Какже, какже! въ послѣдней инстанціи. А вѣдь если-бъ вы тогда хорошенько вошли въ это дѣло, мы-бы его обработали по-своему. Повѣрьте, я не хочу перебирать старое; я попросту скажу вамъ: намъ-бы слѣдовало гораздо тѣснѣе сплотиться.
— Вамъ пришла эта мысль, спросилъ хихикая Малявскій, — навѣрно сегодня, послѣ извѣстія объ отставкѣ Саламатова?
— Если хотите, да; но и прежде я нѣсколько разъ наводилъ васъ, любезный другъ, на ту-же тему.
Слова «любезный другъ» вызвали на лицѣ Малявскаго замѣтную гримасу. Тонъ Воротилина началъ уже въ немъ возбуждать желаніе осадить хорошенько пріятеля.
— Я не понимаю, заговорилъ онъ, разваливаясь съ ногами на диванѣ и щуря глаза, — изъ-за чего вы, милѣйшій Ипполитъ Ивановичъ, такъ усердствуете? Я никогда не прочь принять участіе въ такомъ дѣлѣ, которое отвѣчаетъ моимъ способностямъ и знаніямъ, но, признаюсь, не желаю больше впутываться въ такія водевильныя предпріятія, какъ, напримѣръ, задуманное вами тогда пріобрѣтеніе процесса Загариной…
— Позвольте, однакожь, возразилъ Воротилинъ, выпячивая грудь: — это предпріятіе было-бы вовсе не водевильное, если-бъ вы отнеслись къ нему искренно. Но я уже разъ сказалъ, добрѣйшій Иларіонъ Семеновичъ: кто старое помянетъ, тому глазъ вонъ. Я хочу выяснить вотъ что: камергеръ Саламатовъ сковырнулся и намъ нужно этимъ воспользоваться.
— Кому-же: намъ? спросилъ съ оттяжкой Малявскій.
— Вамъ и мнѣ, отвѣчалъ съ апломбомъ Воротилинъ.
— Его коммерція, такъ-сказать, распадалась, какъ вамъ извѣстно, на двѣ половины: обработываніе разныхъ денежныхъ аферъ и тайное ходатайство по крупнымъ тяжебнымъ дѣламъ. Вамъ и никому другому слѣдуетъ теперь отнять кредитъ у Саламатова по одной половинѣ его дѣятельности, т. е. по аферамъ, а вторая половина можетъ пойти ко мнѣ, если вы будете со мной солидарны, т.-е., другими словами, станете направлять прежнихъ кліентовъ его превосходительства въ мою сторону. Вы этимъ заниматься не будете, потому — что сами беретесь за то только, къ чему были уже подготовлены.
Воротилинъ остановился, крякнулъ, улыбнулся во весь ротъ и съ какой-то комической торжественностью сказалъ:
— Вотъ мой планъ. Аппробуете или нѣтъ?
Малявскій всталъ, раскачиваясь подошелъ къ письменному столу закурилъ медленно сигару, вернулся къ дивану, легъ опять на него съ ногами и пустилъ нѣсколько клубовъ.
Воротилинъ сидѣлъ въ выжидательной позѣ.
— Я очень вамъ благодаренъ, началъ гримасничая Малявскій, — за такое довѣріе ко мнѣ (онъ чуть слышно разсмѣялся), но, право, такіе алльянсы и въ дипломатіи-то рѣдко удаются. Саламатовъ не такой человѣкъ, чтобы сразу полетѣть вверхъ тормашками. Я лично находилъ даже, что служба только компрометивовала его Онъ безпрестанно получалъ нагоняи отъ своего высшаго начальства, считался очень неусерднымъ чиновникомъ и врядъ-ли бы онъ поднялся выше въ чисто-служебной карьерѣ. Что-жь онъ потерялъ теперь? Онъ былъ изъ очень молодыхъ дѣйствительныхъ статскихъ совѣтниковъ и очутился тайнымъ, да еще съ мундиромъ. Посмотрите, онъ на-дняхъ же добудетъ себѣ почетное мѣсто въ какомъ-нибудь благотворительномъ заведеніи, будетъ все такой-же генералъ Саламатовъ, и ужь конечно съумѣетъ сохранить всѣ свои связи въ высшихъ служебныхъ сферахъ. Согласитесь сами, милѣйшій Ипполитъ Ивановичъ, какой-бы мы съ вами алльянсъ ни заключили сегодня, я не могу вамъ доставить этихъ связей, ибо самъ ихъ не имѣю.
— Но онѣ придутъ къ вамъ, уже нѣсколько раздражительно возразилъ Воротилинъ, — какъ только вы будете въ большихъ дѣлахъ.
— Не думаю. Саламатовъ пріобрѣлъ ихъ все-таки чиновничьей карьерой. Онъ въ послѣднее время сталъ неглижировать службой, но мнѣ говорили люди знающіе, что у него осталась большая наметанность. Воспитывался онъ въ аристократическомъ заведеніи и всѣ молодые штат-генералы — его товарищи и сверстники, со всѣми почти онъ на ты, и то, что для
