или другой какой праздник. Ирина нашла двух одиннадцатиклассников на центральном «перекрёстке». Несколько проходов соединялись тут, образуя подобие площади. Контейнеры с хозтоварами, «джинсой» и свадебными платьями, прилавки с пальто и куртками, стеклянный киоск с восточной едой. Деловые пузатые дядьки в коже и дорогих меховых шапках, тётки с золотыми зубами и рой разномастных горожан-покупателей. Толик Золотарёв энергично растягивал меха баяна, а Серёжа Рассельников терзал струны видавшей виды гитары. Перед ними стояла открытая спортивная сумка. Её яркий красный цвет смотрелся пятном крови на пыльном асфальте. И по этой крови гарцевал чёрный конь на жёлтой эмблеме в виде щита. В сумке россыпь мелочи стыдливо пряталась под несколькими смятыми рублями, похожими на бездомных калек.
Бодрая композиция закончилась, и полилась жалостливая мелодия. Сергей под трогательный перебор запел:
Жар пустыни, зелёные дали,
И глубины холодных морей.
Мы в мечтах и не то повидали
Средь аккордов гитары моей.
Ирина заслушалась было, но звон монет вернул её в чувства. Ей захотелось по-матерински вскрикнуть как можно громче: «Это что такое?!» и даже по-отцовски снять ремень.
— Хорошее представление, мальчики! — Ирина дотронулась до плеча Толика. Ребята перестали играть и настороженно прислушались, поворачивая головы и вытягивая шеи, будто рассматривали невидимую цель через чёрные очки. — А «Мурку» слабо? — Ирина шутила, но голос её предательски подрагивал.
— Здравствуйте, Ирина Григорьевна! — первым сообразил Толя.
— Здрасьте… — Серёжа положил гитару на колени, и ребята замерли в нерешительности.
— Собираемся, — вздохнула Ирина.
Пока Толя и Серёжа наощупь зачехляли инструменты, вокруг шипели и скалились торговцы.
— Ничем не брезгуют! На сиротах выезжают.
— Привозят, увозят…
— А ещё одета прилично…
— Такая молодая, а совести ни грамма…
Ирина расправила у Сергея на плече лямку от гитарного чехла и подняла кофр с баяном.
— Тяжёлый, — усмехнулась она.
— Подождите! — Толик наклонился и обшарил асфальт, орудуя руками как мётлами. — Сумка!
Толя застегнул молнию и как бы невзначай встряхнул сумку. Оценка заработка по весу и звону не ускользнула от Ирины. Она взяла Толика за руку, Серёжа положил ему ладонь на плечо, и они втроём отправились на автобусную остановку.
Мотаясь на задней площадке автобуса под звон «бутылок» из-под днища, Ирина спросила:
— Где инструменты взяли, у Вячеслава Андреевича?
— Да… — неохотно и не сразу ответили ребята.
— А он знает? — Ирина отшагнула, ловя равновесие на повороте.
— Нет, — встрепенулся Серёжа, и в поддержку ему Толик с готовностью замотал головой: — Нет, не знает!
— И зачем вы это придумали? — Ирина наконец собрала пацанов в одном углу, и сама нашла устойчивое положение.
— Ирина Григорьевна, — начал Толя слезоточиво.
— Мы родителям хотели на подарки заработать, — в тон товарищу заскулил Серёжа.
— Да, к Новому году, — продолжил свою «партию» Толя.
— Лучший подарок тот, — назидательно закивала Ирина, — который сделан своими руками.
Толик понурился. Сергей вздохнул и проворчал:
— Так мы же своими руками играем…
— Добираться трудно, наверное? — подобрала слова Ирина, преодолев неловкость.
— Ерунда! — просиял Толик. — Мы на попутке.
На пригородном автовокзале пересели на автобус до Новочеркасска. Ребята устроились в мягких креслах и заснули. Ирина смотрела то на мальчиков, то на пассажиров. Она мысленно уравновешивала весы в сотни раз чувствительнее аптекарских. Раскладывала на чашах и меняла местами гирьки педагогических принципов и нравственных правил, традиционных устоев и моральных прав. Наконец, пройдя через волнительную суету выхода из автобуса, Ирина усилием воли прижала стрелку весов к отметке «ноль».
— Значит так, мальчики, — твёрдость в её голосе предназначалась для мобилизации всего подросткового внимания, — сколько вам нужно?
— Ой, мы не возьмём, — испугано отшагнул назад Сергей.
— Нет-нет, мы не можем, — Толя выставил вперёд ладонь.
— Я просто так и не предлагаю, — возмутилась Ирина. — Организую вам несколько концертов, выступите — заработаете.
— А инструменты? — засомневался Толя.
— Поговорим с Вячеславом Андреевичем, — предложила Ирина, надеясь на понимание старшего коллеги.
— Не, он большую долю запросит, — сморщился Серёжа и поспешно пояснил: — Мне так кажется.
Аферистическая направленность разговора покоробила Ирину.
— Так, — строго сказала она, — мы с вами не какие-нибудь цеховики, подпольно на подарок родителям не зарабатываем. На языке ещё крутилась фраза про директорское благословение, но Ирина уже поняла, что совсем «по-белому» не выйдет. — Ладно, артисты, будут вам инструменты.
***
Сразу после новогодних каникул Ирину вызвал директор интерната. Михаил Васильевич Пауков слыл крепким хозяйственником и буквоедом.
— Ирина Григорьевна, — он не стал ходить вокруг да около, — вы зарекомендовали себя знающим специалистом, способным воспитателем. Дети к вам потянулись. Но, извините меня, эксплуатировать детский труд — это за рамками добра и зла!
— Я… — Кровь застучала в висках у Ирины. Она хотела присесть на стул у стены, но на нём стояла красная сумка с чёрным конём на эмблеме в виде жёлтого щита. Ирина опёрлась о стену.
— Что такое? Вам плохо? — Пауков вышел из-за стола, отбросил сумку и помог Ирине сесть.
— Но я не… Можно воды? — мысли прыгали тушканчиками, Ирина не могла сосредоточиться.
Пауков наполнил и подал ей стакан.
— Я позвонил и навёл справки. Золотарёв с Рассельниковым всюду выступали бесплатно. Инструменты из интерната не пропадали. Что это за хитрая схема не понимаю, Ирина Григорьевна! Может, Вы мне объясните?
Ирина выпила залпом.
— Инструменты я взяла напрокат. Кто вам рассказал, Михаил Васильевич, если не секрет?
— У нас маленький город, — Пауков замялся и присел рядом.
— Это ваша сумка? — держась за сердце, спросила Ирина.
— Сумка? — удивился Пауков. — А, нет, Слава забыл… Панченко… Ну, Вячеслав Андреевич.
Ирина встала и, держась за стену, пошла к двери.
— Сейчас вернусь.
Быстрым шагом, чуть ли не бегом, Ирина промчалась по коридору, дважды повернув направо, и оказалась в другом крыле перед кабинетом с табличкой: «Струнные инструменты». За приоткрытой дверью вполголоса напряжённо переговаривались несколько человек. После короткой стычки решимости войти и желания превратиться в ухо Ирина прислушалась.
— Нет-нет, исключено! — шипел Панченко.
— Ну, Вячеслав Андреевич! — канючил Золотарёв. — Всё же было хорошо, ну пожалуйста!
— Хватит, Толя! — упорствовал Панченко. — Второй раз вы меня не уговорите.
— Но почему нет? — вступил сладкоголосый Рассельников. — Смотрите, нам Коленка концерты устроила в доме престарелых, в военном госпитале и ещё мы в две станицы ездили, с казаками выступали…
— Кто устроил? — недоумённо прервал его Панченко.
— Ой! Ирина Григорьевна, — бросились наперебой исправляться мальчики.
— И добром это не кончится! — рявкнул Панченко. — Всё, тема закрыта!
Подростки ещё препирались, но Ирина перестала вникать в суть разговора. Она пошла обратно, обхватив себя руками и качая головой. Ей хотелось то смеяться, то ругаться. «Вот так, поступила по-взрослому, — Ирина открыла дверь своего кабинета и, оставив ключи в замке, прошла к столу, — помогла детям». Она вырвала из тетрадки листок, села и написала заявление об уходе.
