Объяснять, что отдала ребятам за выступления свои сбережения, она сочла уже не нужным.
1989, Самара
Парень у ограждения моста походил на статую. Не Аполлон, не Дионис, но и не Квазимодо. Достаточно хорош, чтобы заинтересоваться, и в меру неуклюж для жалости.
— Молодой человек! — осторожно позвала Ирина.
— Да, девушка… — Парень не обернулся, голос его прозвучал отрешённо, нараспев.
— Красивая река, правда? — Ирина облокотилась на ограждение.
— Река? Где? — Парень равнодушно вглядывался в серую даль.
— Внизу. — Ирина на полшага подвинулась к парню.
— В каком низу? — Парень медленно наклонил голову. — Да, надо же, река… Течёт…
— Это плохо? — живо поинтересовалась Ирина.
— Что именно? — Парень на пол-оборота повернул к ней голову.
— Что река течёт?
— Вроде нет… — По каменному лицу пробежала тень сомнения. — Хорошо так течёт, быстро, красиво. Почему это должно быть плохо?
Тихо зазвенели рельсы.
— А вам плохо? — Участие в голосе Ирины расплавило бы даже стальное сердце.
— Мне хорошо. Лучше не бывает. Ничтожеству не бывает лучше, — подбородок парня дрогнул.
На подъезде к мосту соловьём-разбойником свистнул локомотив.
— Завидую! — восхитилась Ирина. — Давайте тогда пойдём сейчас в одно тихое место, и вы мне расскажете чуть больше, хорошо?
— Зачем? — усомнился парень.
— Так вы же всё равно не прыгаете, — театрально расстроилась Ирина.
— Не прыгаю? — Парень подался вперёд и задумчиво посмотрел на реку. — Слушайте, хорошая мысль. И отсюда — в самый раз.
— Бежите от счастья? — Ирина придвинулась к парню ещё на полшага.
— Вы издеваетесь? — парень повернулся к Ирине, и на его лице обозначилась страдальческая мина.
По мосту загрохотал товарняк.
— Прыгнуть — надо перелезть! — Ирина едва перекрикивала стук колёс.
— Слушайте, вы смеётесь надо мной? — парень навис над Ириной. — Нет, ну, правильно, это смешно. Конечно! Я и сам хохочу внутри.
— Вас как зовут? — Ирина придержала парня за плечо и крикнула ему в самое ухо: — Меня — Ира.
— Павел, — теперь парень кричал в Ирино ухо: — Зачем вам? Это уже не важно.
Вагоны бесконечного состава плавно катились, лязгая железом. Ферма моста стонала в унисон. В оглушительной какофонии попеременно слышались гимн индустриальной мощи и юмореска о человеческом ничтожестве.
— С этой стороны ограждения, — Ирина развернула Павла спиной к реке, — можно только под поезд броситься, не интересуетесь?
Павел отшатнулся, его лицо перекосил ужас, рот искривился, как от кислятины.
— Прыгнуть в реку кажется не таким опасным. Под поезд — это… слишком жёстко: металл, масло, грязь, скрежет.
Последней проехала пустая платформа. Рельсы ещё поскуливали с облегчением, но вокруг уже разливалась благодатная тишина с запахом сирени и креозота.
— Да, некрасиво получится, — сделав вид, что взвешивает варианты, согласилась Ирина. — Знаете, Павел, вечер не лучшее время для сведения счётов, тем более с жизнью. Не надо ничего решать вечером. Недаром же: утро вечера мудренее. Сейчас мы с вами уйдём, а утром найдём вам подходящий мост.
— Почему женщины такие жестокие?
— А вы как думаете? — Ирине самой не хотелось думать, ей нравилось смотреть в глаза Павла.
— Я только что это понял, и у меня не было времени обдумать детали, — потупился Павел.
— Пусть жестокие, но мы готовы поддержать мужчину в любом его начинании. — Ирина взяла Павла под руку и слегка потянула. — Так что до завтра у нас как раз будет время разобраться в неприглядных качествах полов.
— Бред какой-то… — Павел схватился за ограждение и тряхнул головой. — Не помню, как я тут очутился.
— Бывает. Пойдёмте? Всё будет хорошо, — Ирина сжала бицепс Павла.
— Ну, если вы обещаете… — Павел смущённо улыбнулся, отпустил ограждение и пошёл следом за Ириной.
1993, Самара
Ирина каждый вечер накрывала на стол, будто съехался табор родственников или наступил внеочередной Новый год. Холодильник ломился от блюд в разной степени готовности и продуктов на любой вкус. Не считая сезонных закаток и сушёных грибов. Любила Ира время от времени устраивать тематические кулинарные дни — корейская кухня, итальянская, мексиканская, русская. Нажарит-напарит — пальчики оближешь. Павел удивлялся, где она брала продукты посреди всеобщей жизни впроголодь.
— Садись уже, Ир! — Павел распечатал бутылку водки.
Только что из морозилки, прозрачная жижка наполнила две хрустальные стопки тягучей ледяной струйкой. — Я, кстати, дома на выходных.
— Хорошо. — Ирина разыграла на столе блиц-партию в пятнашки, освобождая место для скворчащей сковороды — чёрная чугуняка под зелёной крышкой.
— В Германию не едем, сорвался перегон, — Павел выдвинул Ире стул.
— Отдохнёшь. — Ира кинула на спинку стула фартук и, довольная, уселась за стол. — Фух!
— Ну что, мать? — Павел подал ей запотевшую стопку. — Вздрогнули!
Павел заглотил содержимое рюмки молодцевато и жадно. Занюхал корочкой «рижского». Ирина, морщась, пригубила. Павел положил ей на тарелку селёдки с луком и плюхнул ложку салата. Ирина замычала и показала пальцем на бутылку газировки. Павел плеснул ей «Тархуна» в тонкий стакан с цветной аппликацией. Ирина пила зелёный пузырящийся напиток, будто три дня ходила по пустынным пескам. Наконец она поставила стакан, выдохнула и положила Павлу на тарелку пухлую нажористую котлету с дымящейся сковороды.
— Хотели с ребятами на дачах поработать, но мужику баню не завезли. — Павел подцепил кусок датской ветчины из гумпомощи — ватный и ненатурально розовый.
— А бани прямо целиком возят? — изумилась Ирина, нарезая селёдку.
— Не, брёвна. — Павел не стеснялся разговаривать с набитым ртом.
— Я тебе билет возьму на хоккей. В субботу. Помнишь, ты хотел?
— А чего один. Вместе пойдём. — Павел налил себе ещё водки.
— У меня ученик будет, — Ира виновато втянула голову, — надо мальчика порепетировать.
— Ир, зачем тебе ещё и репетиторство? — Павел чокнулся с Ириной недопитой стопкой и выпил так же лихо, как в первый раз.
— Паша, ты хлебушек бери, — Ира подвинула к нему хлебную корзинку.
Павел крякнул, хрустанул малосольным огурчиком и наколол разомлевшую жёлтую картофелину.
— Нет, серьёзно. В воскресенье у тебя психотерапия на дому.
— Да мне не трудно совсем. Чего бы не подзаработать? — Ирина примирительно улыбнулась и отпила «Тархуна».
— Всех денег не заработаешь! — Павел погрустнел и набычился. Ему ли говорить?! Сам-то всюду на подхвате, кругом бегом. Руки в масле, попа в мыле…
Ирина потрепала его за локоть.
— Всех и не надо, Пашенька. Ещё котлетку? Напомни, да, постирать надо вечером.
— Давай я постираю!
— Пашка, да ты чего? — рассмеялась Ира. — Машинка постирает.
— Ир, я не въезжаю, — Павел звонко положил вилку на тарелку. — Продлёнка эта в школе, психи твои, консультации бесконечные, ещё и репетиторство теперь. Что это, извини, жадность? Нам чего-то не хватает? Нет, скажи, как есть. Да, у меня заработки через пень колоду. Но налаживается же… Да, медленно. Чуть-чуть ещё заработать, и
