от Оверина. Родзянского не было.
Молодая женщина скользнула по Оверину взглядом и села так, что Оверин мог ее видеть.
И Оверин, восхищенный и несколько подавленный, разглядывал ее.
Что-то властное, уверенное в себе и в то же время загадочное, было в выражении этого прелестного лица ослепительной белизны, с нежным румянцем на щеках, с прямым, тонкого очертания носом, красивым лбом и алыми, совсем тонкими губами, уголки которых временами подергивались. Эта загадочность особенно светилась в глазах… в этих улыбающихся, как будто вызывающих и в то же время строгих и холодных глазах. Глядя на них, Оверин понял, почему эту женщину прозвали Сиреной.
Он заметил грацию ее манер и каждого жеста и обратил свое особенное внимание на руки. Руки именно были такие, какие ему нравились: маленькие, узкие, с длинными, тонкими породистыми пальцами, нежные и белые с розовыми маленькими ногтями. Обручального кольца не было, и только один бриллиант сверкал на крошечном мизинце. Заметил Оверин и словно выточенную шею, и родинку на щеке, и крошечные уши и… отвел свой взгляд, как только заметил, что на него взглянули эти черные улыбающиеся глаза.
«Господи! Какое прелестное создание!» — мысленно шепнул Оверин.
«Но где же Родзянский? Ужели он не придет?» — подумал он, нетерпеливо теребя бородку.
Но Александр Петрович уже входил, веселый и сияющий, в новом вестоне и в светлом галстуке. Поздоровавшись с молодой женщиной и с остальной компанией, он подошел опять к Сирене и что-то шепнул ей. Она весело кивнула головой; Родзянский направился к Оверину.
— Ну, пойдемте… Я вас представлю. Она очень хочет познакомиться с писателем… да еще таким красивым.
— Это она говорит или вы? — спросил, вспыхивая, Оверин.
— Как ее зовут?
— Марианна Николаевна.
Несмотря на большую привычку к дамам, Оверин был несколько смущен, что очень шло к нему, когда, после представления его, Марианна Николаевна, крепко пожимая ему руку и взглядывая ему прямо в глаза своими смеющимися глазами, которые словно ласкали, — проговорила необычайно приветливо и даже ласково.
— Очень рада, что случай нас свел. Я читала вас и одною вашею статьей даже увлеклась… Тем любопытнее познакомиться с автором… Вы завтракаете здесь?
— Да.
— Так присаживайтесь к нам и непременно около меня… Господа, позвольте вас познакомить… Дмитрий Сергеич Оверин… Имя это, конечно, всем вам известно.
Оверин, сконфуженно улыбаясь, жал руку красивому брюнету, военному инженеру и юнцу мичману.
Бывший его спутник, маленький, выбритый товарищ министра, любезно заметил:
— Мы уж несколько знакомы. ехали с вами вместе.
И сказал несколько любезных слов по поводу его талантливых статей, которых он, разумеется, никогда не читал.
— Вы сюда отдыхать, конечно? — спрашивала Марианна Николаевна, сосредоточивая на Оверине исключительное свое внимание и словно бы забывая всех остальных.
— Не совсем… Думаю работать.
— Вы что теперь пишете?.. Не секрет?
— О любви в литературных произведениях.
— Интересный сюжет, — протянула она.
— Очень… Если его обработать как следует.
— Да еще по собственным наблюдениям! — насмешливо улыбнулась Марианна Николаевна. — Верно у вас большой их запас, — прибавила она.
— Почему вы так думаете?
— Видно… Да и к тому же писатель… имя… Ну, и без комплиментов, у вас оригинальное лицо. Молодой и седой!.. Это красиво. Женщинам все это нравится… А вы что же не едите устриц? — спрашивала Марианна Николаевна, отделяя устрицу от раковины своею маленькою рукой.
— Только что ел.
— А еще?.. Их можно есть, сколько угодно…
Оверин взял устриц, хотя ему их и не хотелось, и чувствовал, что несколько робеет перед этою женщиной, говорившей с известным писателем не то что с робостью, а даже с насмешкой. От нее лило тонкое благоухание духов «Crab-Apple», и когда она поворачивалась к нему, ее ослепительно-красивое лицо было так близко, что Оверин невольно отводил глаза.
Налили шампанское.
— Пью за ваш талант! — просто и сердечно произнесла Марианна Николаевна.
— Благодарю вас! — горячо отвечал Оверин. — А я пью за…
Он запнулся.
— За что же?… Здоровья у меня много, красоты довольно, богатство есть.
— За большее количество счастливых минут в жизни.
— Счастье — понятие относительное. Что одним кажется счастьем, то другим — пошлыми пустяками! — промолвила Марианна Николаевна. — Все зависит от того, чем довольствуется человек…
— А вы малым не довольствуетесь?
— Мой девиз: все или ничего! — властно проговорила молодая женщина. — Во всяком случае, спасибо за пожелание!
Она чокнулась с Овериным и отхлебнула из бокала.
Пили за здоровье Марианны Николаевны остальные собеседники. Моряк-юнец произнес восторженную речь, которую Сирена выслушала, казалось Оверину, совсем равнодушно. Говорил и инженер.
— А вы, Василий Аркадьевич? — обратилась она к Завистовскому, — так ничего и не скажете мне?
Маленький, бритый «его превосходительство», не спускавший глаз с Сирены, поднял бокал и проговорил:
— Вы и без речей знаете, Марианна Николаевна, искренность моих пожеланий… Они неизменны с тех пор, как я имел счастье познакомиться с вами три года тому назад.
— Терпеливый же вы, однако, человек… Пью за ваше долготерпение! — воскликнула, смеясь, Марианна Николаевна.
— Терпение — мать всех добродетелей! — шутливо проговорил его превосходительство, несколько смущенный.
Марианна Николаевна усмехнулась и, обращаясь к Оверину, спросила:
— Вы надолго в Крым?
— Как поживётся.
— Надеюсь, эта случайная наша встреча не последняя?
— Хотел бы.
— И я хочу.
Оверин наклонил голову в знак благодарности.
— Мне кажется, что вы интересный человек… Кажется, — повторила она, подчеркивая это слово. — А я люблю сколько-нибудь интересных людей. Их так вообще мало. Все по одному шаблону и говорят они одно и то же.
Понижая голос и слегка нагибаясь к Оверину, она прибавила:
— Среди этих… один Родзянский интересен… Но и он…
Она на минуту остановилась и докончила громко:
— Кажется, из влюбчивых.
— А вы таких боитесь?
— Я никаких не боюсь! — презрительно щуря глаза, промолвила Марианна Николаевна.
— Так что же?
— Надоедают… А вы, Дмитрий Сергеевич, влюбчивы? — неожиданно спросила она. — Я слышала, что писатели влюбчивы… Верно, для изучения?..
— Грешен! — виновато отвечал Оверин.
— Ну, вот! Значит и с вами будет скучно. А я думала, вы хоть будете исключением… Тогда я беру свое слово назад.
— Какое слово?
— О продолжении нашего знакомства.
— Вы так уверены, что я в вас влюблюсь?
— Если в вас мало рассудка, почти уверена.
— Но я постараюсь не влюбиться! — смеясь проговорил Оверин.
— Даете слово?
— Даю!
— Тогда милости просим ко мне в Ялту… Поближе познакомимся и, быть может, сделаемся приятелями… Вы не будете мне говорить то, что говорят все, и я не буду тешиться над вами… Как бы я этого хотела! — горячо и искренно прибавила она.
Завтрак затянулся до двух часов. После шампанского явилось еще более приподнятое настроение. Оверин рассказывал о прошлогодней поездке на Кавказ
