васъ немного… (и она сдѣлала при этомъ жестъ рукой) и что вы не дали этому эпизоду никакихъ послѣдствій въ родѣ… вызова, какъ это бываетъ между мужчинами. Что-жь такое! Вамъ какъ-же можно было рисковать своею жизнью, когда вы на такой дорогѣ… Вы все порываетесь перебить меня, дайте мнѣ докончить. Говоря это, я нисколько не смѣюсь надъ вами. Повторяю: на меня разсказъ объ исторіи у Авдотьи Степановны не произвелъ никакого…
— Другими словами, перебилъ-таки ее Малявскій, — вы считаете свой приговоръ непогрѣшимымъ и я, по-вашему, не могу имѣть никакихъ нравственныхъ побужденій, никакихъ сердечныхъ потребностей? Согласитесь, что при нѣкоторой гордости, — а я очень гордъ, — я-бы не встрѣтился съ вами такъ, если-бъ во мнѣ не говорило дѣйствительно что-нибудь серьезное.
Послѣднія слова Иларіонъ Семеновичъ произнесъ даже дрожащимъ голосомъ.
— Знаете, что въ васъ говоритъ? спросила пріятельскимъ тономъ Зинаида Алексѣевна.
— Что-же-съ?
— Да все то-же-съ, отвѣчала она, передразнивая его: — петербургская хандра. Она и такихъ людей, какъ вы, не оставляетъ въ покоѣ. Вы идете въ гору, лѣтъ черезъ пять будете навѣрно концессіонеромъ, а можетъ быть и раньше; но у васъ нѣтъ саламатовскихъ страстей, и вы обречены на припадки хандры. Меня вы не любите и никого не будете любить. Вамъ и нельзя никого любить: такъ нужно по вашей карьерѣ. Но въ васъ сидитъ посѣтитель маскарадовъ, вамъ не по себѣ, если вы не тормошите какую-нибудь женщину, не развращаете или не развиваете, какъ вамъ угодно, не производите надъ ней разныхъ опытовъ. Вотъ единственное средство противъ вашей хандры, и, если хотите, я вамъ дамъ прекрасный совѣтъ…
— Нельзя-ли ужь безъ совѣтовъ-съ! перебилъ Малявскій.
— Нѣтъ, выслушайте: будете мнѣ благодарны, если послѣдуете ему. Какъ разъ послѣ нашего прощанья я познакомилась, по весьма казусному случаю, — теперь я не буду вамъ его разсказывать, — съ нѣкіимъ господиномъ Кучинымъ.
— Какой это Кучинъ?
— Я ужь не знаю, какой. Онъ служитъ гдѣ-то въ министерствѣ и чиномъ генералъ.
— А, такъ я знаю, какой это Кучинъ. Онъ дѣйствуетъ по части благотворительности?
— Именно, именно, тотъ самый. Мнѣ привелось изучить его, какъ и васъ съ Саламатовымъ. Онъ тоже дѣлецъ, и, по своей части, ни одному изъ васъ не уступитъ, но и его заѣдаетъ хандра совершенно такого-же свойства, какъ ваша, только въ болѣе сантиментальномъ и мистическомъ вкусѣ. И онъ тоже никого настоящимъ образомъ не любилъ, и точно такъ-же, какъ вы, вообразилъ себѣ, что любитъ меня и такъ-же, какъ и вы, сдѣлалъ мнѣ предложеніе, на которое я отвѣтила тѣмъ-же. И Степану Иванычу— его зовутъ Степанъ Иванычемъ — нужна не любовь, не семейная жизнь даже, а опыты надъ особой женскаго пола, имѣвшей счастіе ему понравиться. Вотъ къ этому-то Степану Иванычу вы и отправляйтесь, сдѣлайтесь такимъ-же благотворителемъ, онъ васъ познакомитъ съ разными барынями и дѣвицами, выбирайте любую и играйте съ ней вашъ, какъ вы выражаетесь, провербъ, пока не надоѣстъ, а потомъ съ другой, съ третьей и такъ до преклонныхъ лѣтъ. Вотъ программа вашей интимной жизни.
— Это резонерство, выговорилъ рѣзко Малявскій, — просто бездушно! вы говорите, какъ-будто вы на какой-то олимпійской высотѣ, а, кажется, не такъ давно вы сами метались изъ стороны въ сторону?
— Металась, повторила добродушно Зинаида Алексѣевна, поправляя вуалетку, — и вовсе не сожалѣю объ этомъ времени. Теперь ужь не мечусь.
— Успокоились, значитъ, разбросавши по вашему пути столько исковерканныхъ рельсовъ. И кто тотъ избранникъ, смѣю спросить, кто васъ привелъ въ благодатную пристань?
— А вотъ онъ, отвѣтила она, и красивымъ движеніемъ руки указала на брюнета съ весьма красивой бородой, который переходилъ въ эту минуту аллею, неся на лѣвомъ плечѣ свѣтлое пальто, подкладкой вверхъ.
— Вашъ супругъ, можетъ быть? спросилъ Малявскій, нервно обдергивая свой сьютъ.
— Пока еще нѣтъ, проговорила все такъ-же добродушно Зинаида Алексѣевна, — но будетъ имъ чрезъ нѣсколько дней.
— Хе, хе, хе, захихикалъ Малявскій, приподнимая шляпу. — Новѣе этого исхода и вы ничего не могли выдумать. Черныя очи, борода въ тарелку…
— Полноте Иларіонъ Семеновичъ, остановила Зинаида Алексѣевна тономъ мягкой гувернантки, — не нервничайте, выдержите характеръ.
— Не къ чему-съ, отрѣзалъ Малявскій и, надвинувъ шляпу, пошелъ скорыми шажками въ сторону, противоположную той, откуда показался Карповъ.
X.
— Опоздали! крикнула Зинаида Алексѣевна Карпову, когда тотъ поровнялся со скамейкой.
— Какъ опоздалъ? Куда? весело спросилъ Карповъ, снялъ сѣрую шляпу и сѣлъ на мѣсто, покинутое Малявскимъ.
— Видите вы вонъ того барина, вонъ что идетъ, точно его кто по икрамъ подхлестываетъ?
Она указала головой на удалявшагося Малявскаго.
— Кто это?
— Мессиръ Малявскій. Если-бъ вы пришли пятью минутами раньше, вы-бы услыхали, какъ онъ мнѣ дѣлалъ предложеніе.
— Въ сурьезъ?
— Въ сурьезъ. Я его послала къ Степану Иванычу Кучину.
— Вотъ какъ, Зинаида Алексѣевна! нельзя васъ на четверть часа оставить, чтобы вамъ сейчасъ-же кто-нибудь руку и сердце не предложилъ… А я-то тамъ, въ кофейной, усердствовалъ!..
Карповъ откинулъ волосы назадъ и поправилъ рукой бороду. Онъ успѣлъ уже нѣсколько загорѣть. Его похудѣвшее лицо смотрѣло болѣе возмужалымъ. Глаза немного впали, но взглядъ ихъ сталъ красивѣе по выраженію. Зинаида Алексѣевна съ замѣтнымъ удовольствіемъ оглядѣла его.
— Что-жь вы сдѣлали? спросила она уже серьезнѣе.
— Два дѣла обработалъ. Во-первыхъ, узналъ адресъ театральнаго агента и разныя подробности насчетъ того, какъ вести съ нимъ переговоры, и условился насчетъ нашего бракосочетанія съ вашими свидѣтелями.
— Кто-жь это будетъ?
— Два моихъ кадетскихъ товарища.
— Офицерства я-бы не желала…
— Да они не офицеры, успокойтесь. Одинъ просто баклуши бьетъ и никакой униформы не носитъ, а другой торгуетъ дровами. Больше нѣтъ, воля ваша! Я и самъ, кажется, безъ свидѣтелей останусь. На Бенескриптова плохая надежда, а онъ еще обѣщалъ мнѣ какого-то регента.
— Да зачѣмъ столько?
— По закону слѣдуетъ-съ, сударыня.
— Когда-же? спросила Зинаида Алексѣевна съ нѣкоторымъ смущеніемъ.
— Въ понедѣльникъ. Бумаги всѣ готовы. Протопопъ насчетъ васъ поморщился: одного, говоритъ, метрическаго свидѣтельства недостаточно, а въ видѣ показано не столько лѣтъ, сколько слѣдуетъ… и полнаго совершеннолѣтія, говоритъ, не выходитъ, и согласія родительскаго тоже не имѣется.
— Да гдѣ-же мнѣ его взять? вскричала Зинаида Алексѣевна, топнувъ ногой, — коли у меня и родителей-то нѣтъ?
— Не волнуйтесь, сударыня, я его умаслилъ. Тоже насчетъ исповѣди… свидѣтельство нужно; ужь тутъ я такую діалектику пустилъ въ ходъ…
— Ахъ Боже мой! Неужели такъ трудно возложить на себя законныя узы?!
— Да, нелегко! Не будемъ, однако, малодушествовать и пустимся сейчасъ-же на поиски фортуны.
— Куда-же это?
— А все къ тому-же театральному подрядчику.
— Какъ, сегодня?
— A-то когда-же? Или на попятный дворъ?
— Нисколько; но надо-же сообразить…
— Да чего-же сообразить, дорогая моя? Мы съ вами можемъ теперь взять апломбомъ и представительностью. Готоваго репертуара у насъ нѣтъ, играть мы нигдѣ еще не играли, а
