Надежд мало, ибо в бухточку не поступала свежая вода. Кармоди понемногу впадал в отчаяние, оттого и пошел в такое место. Погода по-прежнему была тихая, а небо темно-синим и слегка зловещим. Вода шевелилась вяло, как деготь. Бриз с берега был настолько теплым, что Грир решил стащить с себя потный неопреновый костюм. Он уже почти разделся, когда в интеркоме залаял голос Кармоди:
– У меня прикормленный вихрь! Огромный! Это оно, парни. Мы почти на месте. Приготовиться к забросу по моей команде…
– Ой-вей. – Грир зевнул и натянул костюм обратно на плечи.
Айк шагнул к панели и нажал ОТКРЫТЬ. Крышка кормового подзора откатилась назад в металлическом зевке. Сеть уложена тонкими аккуратными складками, поплавки загружены в пружинную пушку, как дневной запас оранжевых пончиков, на большой палке-кузнечике. Пулевидный нос автомата торчит из жерла. Грир зацепил веревку на юферсе. Айк достал пульт из набрюшного кармана своей парки и включил тумблер. Антенна на автомате замигала и вылезла наружу. Защелкнув на поясе страховочную обвязку, Грир занял место в рабочей клети.
– Десять, и это еще не конец, – крикнул Кармоди из динамика. – Это что-то, парни. То есть до хрена! Надо не подкачать. Три… два… один… пуск!
Поставив боковухи на автомат, Кармоди вышел из рубки посмотреть, как идут дела.
– Тот мешок, которого мы ждали, парни, – сказал он, потирая толстые руки. – Чувствую своим хреновым нутром.
Грир, глядя на вялую поверхность воды, чувствовал себя потным, сонным и больше никаким. Когда таймер на панели показал десять минут, Кармоди засуетился и убежал от них в рубку. Предполагалось, что автопилот будет держать курс, но Кармоди насмотрелся, как заваливаются лодки, пытаясь справиться с перегруженной выборкой. Он предпочитал быть наготове, если понадобится маневрировать. В последнюю минуту он приказал им закрывать невод.
– Крутите наверх, – пришел голос из динамика. – На этот раз оно, слава богу.
Айк потянул за рычаг, и сеть стала накручиваться на большой лебедочный барабан. Грир уже знал, что старый рыбак не ошибся. Мотор лебедки скулил и стонал, палуба круто накренилась к стреле. Внезапно проснувшись, Грир подтаскивал шестом поплавки, помогая запыхавшейся машине. Тяжелый невод поднимался над водой, и то же происходило с Грировым настроением.
– Мм! Когда Петр с Иоанном затаскивали сеть с Иисусова борта, – излагал он для Айка, – они небось говорили: «Ух ты, шерт, зырь сюды! Скока рыбы!»
По мере того как улов показывался над водой, Айк обалдевал все больше, как те галилейские рыбаки, – не столько от количества рыбы, сколько от разнообразия. В монофиламентной сетке были представители чуть ли не всех видов. Он смотрел, как лосось и альбакор извиваются щека к щеке и жабры к жабрам с тихоокеанской треской и арктическим мерлангом. Он узнал барракуду и угольную рыбу, угрожающе редких в здешних водах. В этой шевелящейся коллекции вспыхивали по-арлекински осколки золотистого и оранжевого морских окуней. Айк видел длиннорылого ската и несколько звездчатых камбал. Даже пару полосатых тунеядцев, о которых шутил Грир. Он уже собрался сообщить эти новости Кармоди, как вдруг нечто, замеченное под водой, его остановило.
– Что там, черт подери? – раздалось из громкоговорителя. – Скажите уже кто-нибудь!
Грир думал, что ответит Айк, но тот стоял, словно онемев, и лишь таращился в воду.
– Классный улов, Карм, – прокричал Грир в микрофон, – очень много всего разного.
– Разного чего? – Голос Кармоди ломался, как у подростка. – Тунец? Альбакор?
– Альбакор, тунец и много чего еще, мон. Ну, столько всего намешано! И лосось, и треска, и окунь, и вообще все, у кого есть плавники и жабры. Воа! На какую ж такую конференцию собралась вся эта рыба в этой сраненькой лужице?
И тут он увидел. Неудивительно, что Айзек онемел. На самом дне поднимавшегося мешка находилось тело человека, голое, подвешенное вертикально, спиной к ним. Тело мужчины, судя по охвату. Огромный торс – не меньше, чем у раскормленных борцов на сумо-телеканале. Больше! Набито с виду так же плотно, как раскачивающийся мешок, в котором оно находилось! Оно почти вываливалось из сети под собственной тяжестью. Оно висело на подмышках в дыре, которую они недавно пытались залатать. Монолар так плотно натянулся вокруг спины, что будто врос в распухшую плоть. Копошащаяся масса рыбы скрывала руки, плечи и голову.
Человек был без одежды, но не совсем гол. Он был замотан в несколько слоев бесцветного суперпрочного майлара, целиком и очень тщательно, хотя, похоже, либо майлар сжался, либо человек набрал массу уже после того, как его замотали. Огромный торс буквально прорывался из плотной пленки наружу; пластиковые лохмотья свешивались с фиолетовых боков, как обмотки у современной и плохо сделанной мумии. Ниже бедер майлар разодрали крабы. Это означало, что тело было на дне и с грузом. Невод медленно повернулся, и мужчины увидели этот груз, тянувший тело вниз. К промежности трупа был прикреплен красный переливающийся шар, гладкий и полупрозрачный, как лососевая икра, больше человеческой головы. Тяжелый красный шар болтался непристойно и нелепо на перекрученной натянутой плоти. Грир почувствовал, как что-то вскипает в горле – настолько мерзкое, что не поймешь, то ли истерический смех, то ли горячая рвота. Не успел он разобраться, голос Айка загнал эту мерзость обратно.
– Ты все еще думаешь, что Марли прихлопнул кабан или медведь, комрад?
– Не один же такой на свете кегельный мяч, – ответил наконец Грир, не сводя глаз с болтающегося шара. – Наверняка же… – От ямайского акцента не осталось и следа.
– На свете нет, но в этой деревне один, – сказал Айк. – И посмотри, с каким толком его прицепили. Что там говорил Кларк Б.? Кегли – это центр жизни старого Омара?
– Этот парень слишком большой для Омара Лупа, – попытался возразить Грир. – Смотри, какой огромный.
Затем, прямо у них на глазах, мягкий накат волны толкнул обвисший груз, и тот коснулся носа лодки. Удар был несильным, но его хватило, чтобы оторвать от тела скрученную плоть. Шар удовлетворенно плюхнулся обратно в море, утащив за собой орган и волосы. Из искромсанной дыры, словно живой дождь, начала извергаться новая извивающаяся мерзость. Сначала неуверенная коричневая струйка, потом корчащийся ливень, затем слизистый потоп.
– Тупорылые угри, – сказал Айк, словно ждал их с самого начала. – Вот почему тело непохоже на Омара. Море над ним потрудилось – бедный папа Луп.
– Что там у вас происходит? – захотел знать голос в интеркоме. – Почему вы не переворачиваете сеть? Черт бы вас побрал, я иду!
Мешок из кожи сжимался, как проткнутый воздушный шар. Угри все текли в море хлесткой и непрерывной коричневой рекой.
– Помнишь анекдот про плевательницу и пьяницу? – спросил Айк равнодушным тоном. Грир кивнул и нахмурился, пытаясь вспомнить. – Пьяница в баре грозится выпить все, что собралось в плевательнице, если ему не проставят. Никто не отзывается, тогда он поднимает медное ведро
