– Любому челу хочется покомандовать, тем более, в семье. И женщина становится лидером в семье в какой-нибудь ипостаси – в постели, на кухне, в общем быту или ещё как, это уж индивидуально. А встречаешь сопротивление – на кой бес такой мужик нужен?.. Мне бы хотелось простого взаимопонимания, больше ничего. Понимаешь?
Иван потушил сигарету, сел на кушетку.
– Ох, понимаю! В смысле логики семейных отношений ты больше на мужика похожа, хоть и женщина, хоть и красивая. Не может у нас с тобой сложиться счастливая пара. Мне кажется, несмотря на твой молодой возраст, ты слишком практична. Может это и хорошо, но не для меня…
– Ты просто блядун, по жизни, и это не исправишь, не обижайся… Ты прелесть! – Ира подставила ему губки, которые Иван нежно и чувственно поцеловал. Руки его пошли потихонечку гулять по нежному телу Ирины, начиная с груди, опускаясь по телу книзу, к распахнутому халатику.
– Ты меня хочешь? – Ирина выдохнула как будто выстрелила.
Иван тут же вспомнил про Юлию, но ощущение рядом с собой желанного женского тела затмила все его обеты и клятвы.
– Хочу…
Защелка на двери закрывалась курильщиками автоматически.
Иван встал на колени перед Ириной и стал ласкать её ножки, поднимаясь все выше. Очень быстро халатик Ирины оказался расстегнутым, руки ее оплели шею Ивана, а он продолжал готовить условия для мимолетного секса, будоражащего бытие его и Ирины…
Они слились в одно целое всего минут на десять. Но оба остались довольны друг другом. Иван – как мужчина, Ира – как женщина, которая все-таки нравится мужчине, в которого она тайно и тихо, и совершенно секретно влюблена. И никому об этом никогда не скажет, если только Иван сам не признается ей в любви, что было, по её мнению, весьма маловероятно. А его упреки относительно превалирования в постели она решила устранить однозначно, если Иван все-таки бросит Юлию Ивановну и вернется к ней.
– Пошли работать? – спросила Ирина, поправляя медицинский гардероб.
– Пошли, моя хорошая, – отвечал Иван Николаевич. – И пусть остаток часов рабочего времени, проведенных без меня да не омрачат твоего существования…
– Болтун! – Ирина Юрьевна поцеловала Ивана в губы, с полуминутной экспозицией, и вышла из курилки. – Дверь не забудь запереть!..
Времени-то еще было всего одиннадцать, а Иван так разомлел, что потянуло на сон. Неимоверным усилием воли он заставил себя пойти в свою ординаторскую и сесть за компьютер, писать эпикризы. Напротив него так же уткнувшись в экран сидел его коллега, доктор Шастин, веселый малый, пятидесяти с небольшим лет, хотя выглядел лет на сорок, не больше. Самое странное, что Шастин курил, далеко не дурак был до выпивки, физкультурой не занимался, а давление до сих пор было абсолютно нормальным, хрони никакой не было и бегал по этажам как мальчишка. Еще одним плюсом его была абсолютная верность жене. Шастин настолько не любил писать истории болезни, что у него скапливались кучи этих историй, за что он неоднократно получал выговоры от главнюка. Главный врач Шастина люто ненавидел, то ли из зависти к его моложавости, то ли из-за того, что этот доктор никогда не подлизывался, денег в конверте главнюку не носил, в профсоюз не вступал и был абсолютным пофигистом. Зато больные, в большинстве своем, были без ума от Константина Геннадьевича Шастина!
Его обходы длились по два-три часа, с каждым пациентом он внимательно беседовал, рассказывал про болезни, их причины, как болезни эти лечатся и что современная провинциальная медицина в полной жопе, по сравнению с советской.
– Ты, Ваня, чего такой взъерошенный, как из постели?
– А, может так оно и есть?
– Что, Юлия Ивановна дежурит?
– Да нет, просто валялся в дежурке, страсть как спать хочется. Хотя ночь спокойной была.
– Угробишь ты себя своими дежурствами! Вы с Лыкиным, кажется, перестарались, – отвечал Шастин. – Сколько у тебя в месяц?
– Девять-десять выходит.
– Дома делать нечего?
– Не то. Привык, да и где еще бабок заработаешь в нашей профессии?
– Да уж, – согласился Шастин и вновь уткнулся в комп.
С полчаса Иван Николаевич мужественно стучал по «клаве».
Наступало обеденное время. Женщины-врачи потянулись на обед, Шастин никогда почти не обедал, а Иван чувствовал, что если он поест, то сон свалит его прямо за столом. И в это время в ординаторскую ворвалась постовая медсестра Наталья:
– Доктора, быстрее, Евсеевой плохо.
Шастин сорвался со своего места быстрее Ивана.
– В какой палате? – на ходу спросил он?
– В двенадцатой…
Иван Николаевич судорожно соображал. Если сейчас Евсееву переведут в реанимацию, добить ее там будет практически невозможно: круглосуточное наблюдение. А если тромбанула мелкая ветвь легочной артерии, то могут и откачать. То, что все-таки его смесь сработала, он не сомневался.
В палате Шастин уже занимался бабушкой, давал команды медсестрам, что вводить, выгнал ходячих пациентов из палаты, заказал ЭКГ, выслушивал тяжело и часто дышащую Евсееву.
– Хрипов не слышу, это не отек. Давление?
– 120/95, частота 120, – доложила Наталья.
– Она гипертоник? – спросил Шастин у Ивана?
– Ну да. Еще и с варикозом в анамнезе. Тромбанула, наверное.
– Похоже, – согласился Шастин. – Давай ее в реанимацию, позвони к ним.
«Вот и все» – подумал Иван Николаевич. Надо думать дальше.
Евсеевой поставили периферический катетер, капельницу. Записали ЭКГ. По расшифровке действительно можно было предположить тромбоэмболию легочной артерии. Подогнали каталку, стали Евсееву раздевать. Перегружали осторожно, и только укрыли бабушку простыней, как она сделала глубокий вдох и дышать вообще перестала. Шастин с Иваном начали бабушку реанимировать, но лицо, шея ее постепенно становились темно-фиолетового цвета. Зрачки постепенно расширялись. Дефибриллятора в отделении не было. Реаниматологов все-таки вызвали. Они пришли быстро, заинтубировали бабушку, продолжили закрытый массаж сердца. Минут через пять заросший волосами везде, бородатый, колобкообразный реаниматолог Чудов, пьяница и трудоголик, отошел от Евсеевой, вытер пот со лба и сказал:
– Ну хватит, чего толку качать уже. Видно же, что массивно тромбанула. Пошли, Вера. На вскрытие посылать будете?
– Да куда там! Родственники не согласятся, ответил Иван. На душе у него пели соловьи.
Чудов с помощницей вытащили интубационную трубку и вышли из палаты. Санитарки накрыли Евсееву простыней.
– Куда мы ее сейчас?
– Отвезите к запасному лифту, пока. Я сейчас свяжусь с родственниками, – ответил Иван Николаевич.
Они с Шастиным вышли в коридор, где по стенам стояли больные, кто в ужасе, кто с непроницаемыми лицами, часто лежащие в терапии и все это не раз видевшие.
– Умерла, бедняжка?
– Ох, все там будем!
– Как же так, только вчера поступила, да и чувствовала себя неплохо…
– На все Божья воля!
Санитарки покатили труп в закуток к лифту, а Иван Николаевич с Шастиным побрели в ординаторскую. Там Иван Николаевич доложил заведующей, средних лет, молодо выглядевшей и всегда элегантной даме, о происшедшем.
– Звоните родственникам, попробуйте настоять, чтобы отправить на вскрытие, а то на нас и так главнюк все время орет.
Иван Николаевич нашел историю болезни Евсеевой, будто бы полез смотреть номер телефона родственников, хотя он уже был забит в мобильнике.
– Вы скажите родственникам, что у нас возникли сомнения относительно внезапной смерти пациентки, что смерть наступила в стационаре, и мы вынуждены отправить ее на вскрытие, – монотонно, голосом с минимальными модуляциями произнесла еще одна докторица из их отделения, очень спокойная, иногда казалось, совершенно равнодушная ко всему, неразговорчивая Татьяна Игоревна.
Иван вышел из ординаторской и набрал номер Евгения.
– Здравствуйте, Евгений! Это Иван Николаевич, доктор.
– Да-да, Иван Николаевич, я слушаю Вас внимательно.
– Евгений, Лидия Антоновна скончалась полчаса назад, примите мои искренние соболезнования.
– Боже мой, доктор, это так неожиданно! – На другом конце трубки Евгений даже всхлипнул. – Когда мы сможем забрать бабушку?
– Понимаете, нам бы желательно отправить тело на вскрытие…
– Но это непременно необходимо? – насторожился Евгений.
– Как бы наш главный врач требует от нас, но можно попробовать что-нибудь сделать, – начал лукавить Иван. – Но Вам все равно придется приехать и написать заявление об отказе от вскрытия, например, по религиозным мотивам, а я там что-нибудь придумаю, – окончательно ввел Иван в заблуждение Евгения, дав понять, что это тоже зависит от него и за это стоит приплатить.
– Ну, хорошо, я сейчас подъеду.
– Жду.
Войдя в ординаторскую, Иван Николаевич сообщил, что родственники отказываются от вскрытия и пусть идут сами к главнюку, после чего сел писать посмертный эпикриз.
В течение пяти минут ординаторская рассосалась, все пошли по своим делам. Заведующая шепнула Шастину, что на пару часов отъедет в парикмахерскую, куда-то двинулась Татьяна Игоревна, Шастин тоже исчез в неизвестном направлении. Иван Николаевич остался один. Посмертный эпикриз был практически готов. Иван позвал Наталью, попросил ее, чтобы санитарка принесла из регистратуры карточку Евсеевой, а сам пошел перекурить. В курилке он застал Шастина и Ирину Юрьевну, курящих и о чем-то весело болтающих.
