Однако ничего не начиналось. Музыканты, вероятно промокнув, покинули сцену. Их сменили полотеры, старающиеся убрать со сцены воду. Похоже, им это не удавалось. Дождь совсем разошелся. Родик устал держать полураскрытый из-за поломки зонт и, приспустив его купол, устроил некоторое подобие капюшона, почти потеряв при этом обзор. В результате он пропустил момент, когда наконец появился долгожданный Майкл, и догадался о наступлении столь «судьбоносного» события только по реакции трибун, разразившихся какофонией звуков. Начался концерт, во время которого Родик в основном думал о том, когда же действо кончится и можно будет быстро добежать до машины, доехать до дома и залезть в горячую ванну. Несколько раз он прикладывался к бутылке с виски, но это не помогало, а, наоборот, вызывало какой-то нездоровый озноб.
Устанавливает дружбу рассудок, делает ее приятною общение, полезною – случай.
– Всем привет! Миша, что нового? – входя в офис, поинтересовался Родик.
– Работаем. Пока…
– Что за грусть?
– Ты не в курсе? Наш вождь издал Указ о роспуске народных депутатов. Вся страна гудит…
– Не слышал. Я обменом рублей занимался. Потом на складе торчал. Ну распустил и распустил. Может, и правильно… Эти народные депутаты только воду мутят. Хотя и вождь не лучше.
– Ты что! Сейчас как с ГКЧП начнется.
– Брось ты! ГКЧП – нарочно придуманная страшилка, а здесь пугать нечем. Народу декларировали свободу. Если что и изменится, то это шило на мыло. Хасбулатов и Ельцин – трепачи одного плана. Их оппозиционность не имеет базиса. У Ельцина огромный кредит доверия. Успокойся. Лучше скажи, Лейтенант или Майор мне звонили?
– Не было такого! А вот Касым несколько раз звонил. Унего что-то несрочное, но твое вмешательство нужно.
– Попробую с Владимиром Александровичем связаться. Может, он там… – набирая номер, отозвался Родик и, услышав в трубке уже запомнившийся бесцветный голос, поприветствовав, спросил: – Касыма случайно рядом нет? Он меня разыскивал.
– Где-то здесь. Могу посмотреть. Куда ему перезвонить?
– В мой офис. У вас там все в порядке?
– Не совсем. Он снял перегородки и печи снес. В результате пол второго этажа просел.
– Это не здорово!
– Не то слово! Я ответственность на себя брать не хочу. Люди могут пострадать…
– Пусть Касым позвонит. Решим…
– Что эта развалина рушится? – спросил Михаил Абрамович. – Этого следовало ожидать. Дом-то еще дореволюционный.
– При чем тут это?.. Ты лучше политику обсуждай. В строительстве ты не копенгаген.
– Напрасно ерничаешь. Ельцин нарушил конституцию. Это очень серьезно. Попахивает государственным переворотом.
– Кто его может сделать? Да и чем? Языком? Может, президент сам себя свергать будет? Не смеши, а насчет строительства успокою. Вероятно, просто пролет для дерева велик получился. Почти двенадцать метров. Надо промежуточные опоры поставить. Не хотелось, конечно. Лаги-то там из лиственницы толщиной с полметра. Они за сто лет стали как металлические. Топор отскакивает, но срощены, хотя и очень мудреным шипом. Думаю, в этом месте и провисли. Касым перезвонит – пояснит. Думаю, что проблема решаема.
– У тебя все просто…
– На этом стоим. Наусложнялись уже…
В это время раздался телефонный звонок.
Родик поднял трубку:
– Касым, привет! Докладывай… Я так и предполагал… Не смертельно… На месте надо решать. Я сейчас подскочу.
– Прорабом поехал работать? – иронично спросил Михаил Абрамович.
– А что? У меня наследственность. Дед с прораба на строительстве Балахнинского комбината начинал. Там и мама моя родилась. А уж в стройотрядах я отметился по полной. Первые деньги там заработал. Немалые, кстати. Увидишь, это строительство нам много чего даст.
– Музей зарубежной светотехнической мысли. Кто за такие цены люстры покупать будет?
– Приземленный ты человек, Миша. А имидж? А новое направление?
– У нас этих направлений с твоей легкой руки одним местом ешь. Мобильная телефония тебя ничему не научила?
– Научила. Именно поэтому я и взялся за светильники. Они в каждом месте. Не наградил Бог человека ночным зрением. Это не менее нужно, чем хлеб. А какими светильниками будем заниматься, время покажет. Лиха беда начала! Я побежал. Проявятся Лейтенант или Майор – постарайся меня с ними связать. Скажешь, что хочу обсудить клубные вопросы.
– Опять… Ты же на этом еще летом крест поставил. Сам же смеялся… Хочешь теперь массовиком-затейником стать?
– Миша, дорогой, время стремительно все меняет. Ты же сам только что мне внушал, что в стране переворот. Может, я президентом хочу стать, а клуб как предвыборный трамплин использую.
– Дошутишься. Ты хоть понимаешь, что Верховный Совет – вторая власть. Они могут президента сместить.
– Теоретически. Они и при социализме те же права имели. Многих сместили? Трепалогический это орган. Есть в мире более серьезные силы. Хватит меня в политику втравлять. Привет! Сегодня уже не появлюсь.
Выезжая из двора, Родик подумал: «Миша прав. Надо мне привыкать к анализу политической обстановки. Газеты регулярно начать читать, телевизор смотреть, а то как я взятые на себя перед Комиссией обязательства исполнять буду. Это я перед сотрудниками хорохорюсь, а надо бы с Евгенией Григорьевной связаться. Дело то, может быть, серьезное, требующее какого-то реагирования. С другой стороны, я еще ничего из обещанного ей не произвел. Только наметки. Что ее беспокоить? Если бы была угроза, сама бы меня дернула».
Родик въехал во двор ремонтируемого здания, но припарковать машину не смог. Двор был завален строительным мусором.
«Сейчас Касым получит, – переключил мысли Родик. – В центре города свалку устроил, как в кишлаке. Владимир Александрович тоже хорош. Трудно с ним будет! Похоже, сломали его. Лишили хватки и инициативы, а может, и всегда он таким был».
Родик развернулся и поставил машину около якоря, украшающего вход в кинотеатр «Новороссийск». Выйдя, он огляделся в поисках запрещающих знаков, но ничего похожего не заметил.
Касым встретил Родика у входа.
– Салом, ты чего бардак развел? Не пройти, не проехать. Административную инспекцию ждешь? Из твоей зарплаты штраф вычту, – еще издалека возмутился Родик.
– Ассалому алайкум, Родион Иванович, не наша вина. Демонтировать много пришлось. До нас все ремонты делали друг на друга. По пять-десять слоев снимали. Да еще эти печи… Сегодня уже четыре контейнера увезли.
– Ладно, пойдем посмотрим.
Войдя в помещение, Родик ужаснулся и застыл в дверном проеме, боясь двигаться дальше.
Потолок, зияющий огромными дырами, через которые было видно небо, грозил вот-вот обрушиться. Его удерживали лишь консольно свисающие обрезки массивных деревянных балок, ранее опирающиеся на печные конструкции, а сейчас закрепленные только заделкой в стенах.
– Понятно, почему при социализме печи не трогали, – констатировал Родик. – Ты когда первую печь снес – не увидел, что лишил конструкцию опоры? Срочно установи временные подпорки!
– Материала нет. Стены толстые. Лагу крепко схватили. Мы пытались их сдвинуть. Не получилось. Выдержат.
– Не умничай. На Аллаха надейся, а сам не плошай. Гони своих нукеров во двор. Пусть старые доски пола сколачивают и с шагом метр подпирают. А завтра домкратами перекрытие поднимешь и ферму подведешь.
– Ферма варить надо из железа.
– Естественно. Закажи двутавр и лист.
– Хоп. Двутавр какой?
– Не меньше двадцать шестого номера, а лист восьмерку-десятку.
– Хоп. Сейчас заказ буду делать.
– Подожди. Эскиз прикинем. Обопрешься на стены. Вот так… Ясно.
– Хоп. Метров девяносто нужно. Я пошел.
– Стой. Сначала подпорки временные поставь, а потом все остальное. Ты печные фундаменты зачем до земли разобрал? Домкраты на что опирать будешь?
– Не получилось, муаллим [14] . Они развалились. Старые, на глине сложены. Как на них все держалось, Аллах только знает! Им больше ста лет. Вот денежки нашли прошлого века.
Касым протянул Родику две блестящие, словно их специально чистили, монетки.
Родик взял и тут же узнал царские пятирублевки золотой чеканки.
– Много таких денежек нашли? – иронично спросил он.
– Большую косушку [15] насобирали. Они в тряпке между кирпичей валялись.
– Куда дели?
– В мусор бросили. Зачем нам столько медяшек? Это я для детей взял. Пусть на монисту привяжут.
– А то, что они так блестят, не удивило?
– Мелочь всегда блестит.
– Знаешь, сколько такая «мелочь» стоит?
– Ничего не стоит.
– Ошибаешься! Это золотые монеты. Царские пятирублевки. Каждая долларов пятьдесят стоит.
– Какое золото? Не шутите, Родион Иванович, они же легкие, а золото тяжелое.
– Не сомневайся, Касым. Я в таких делах не ошибаюсь.
Рабочие, уже направившиеся во двор сколачивать подпорки, услышав разговор, остановились. Один из них задумчиво произнес:
