Гостиничный сейф, в который мы положили деньги, не открывался. На ресепшене три раза в течение трех часов обещали прислать специалиста, но никто не приходил. Я решила при помощи электронного переводчика составить записку о сломанном сейфе на испанском, поскольку у меня возникло подозрение, что персонал гостиницы просто не понимает английский. Но служащий отказался дать мне шариковую ручку даже на пару минут.
Хотелось напиться. Мы купили на последние оставшиеся вне сейфа деньги бутылку риохи. Бармен в гостиничном баре сказал, что штопора у него нет.
Вернувшись в номер, мы после продолжительной возни, продавили упрямую пробку внутрь бутылки и, отхлебнув теплого вина, поставили его в холодильник.
В дверь постучал специалист по сейфам.
– Батарейка села, – объяснил он, осмотрев сейф. Вынул батарейку, потер в руках, подышал на нее и поставил обратно. – Теперь будет работать.
– Вы не собираетесь ее заменить?
– Нет.
– Почему?
– Таких у нас нет в наличии. Не волнуйтесь, сейф и так будет работать!
Специалист ушел.
Мы вынули из сейфа все ценное и заперли его. Больше он так и не открылся.
Решили спуститься по лестнице, посидеть в баре.
Музыканты пели:
Ладонь твоя простерлась мощно
Над историей земного шара.
И скажем мы вместе с Фиделем Кастро:
«Да здравствует команданте наш Че Гевара!»
Несмотря на царившее вокруг пьяное веселье, муж зевал.
– Я пойду спать.
– Я хочу прогуляться одна.
– Будь осторожна.
Я быстро вышла из бара и погрузилась в теплую гаванскую ночь, стараясь, чтобы моя спина в вырезе фиолетового платья как можно скорее скрылась из поля зрения мужа. И, только когда убедилась, что огни гостиничного бара растаяли во влажном мареве, сбавила шаг.
Темнокожие центровые гуляки бросали на меня чувственные взгляды и улыбались.
Один из них начал пританцовывать под звуки вспыхнувшей в кабаке «Гуантанамеры».
Прохожие улыбались, хлопали его по плечу, некоторые тоже начинали страстно двигать бедрами посреди улицы.
– Я тебе не нравлюсь?! – крикнул он мне вдогонку.
– Все ок, но я предпочитаю быть одна, – обернулась я и прощально помахала ему рукой.
«Я предпочитаю быть одна» прозвучало претенциозно, словно фраза из старого кино.
Сухощавый кубинец в белоснежной рубашке и таких же брюках заглянул мне в глаза и спросил, что я ищу и не нужна ли мне помощь. Его полубезумный взгляд натолкнул меня на мысль, что он торгует кокаином, и я, отрицательно помотав головой, двинула дальше, разглядывая мраморную мозаику бульвара Прадо.
В былые времена роскошная публика выходила на променад из особняков, стоящих вдоль всего бульвара и набережной. По этой мраморной мозаике ступали дамские ножки в шелковых туфельках, официанты разносили по столикам бульварных кафе шампанское во льду.
Теперь дела обстоят иначе. Разбитые витражи заколочены фанерой. Ныне здесь живут простые люди. Они сидят по вечерам на облупившихся каменных скамьях бульвара и глазеют на таких, как я, попивая ром из горла́.
Я ускорила шаг, но, выйдя на набережную Малекон, остановилась в нерешительности у парапета. Над заливом из-за тускло подсвеченной крепости на противоположном берегу показался красный фонарь луны. Внизу, прямо подо мной, черные волны, разбиваясь о камни, обдавали меня облаками брызг.
Я не знала, куда идти дальше. Гулять по набережной, повторяя маршрут, которым днем ходили в ресторан, было скучно. Возвращаться в отель не хотелось. Хотелось превратиться в летучую мышь и помчать над заливом к луне и крепости.
– Хочешь осмотреть крепость?
Услышав голос над самым ухом, я вздрогнула и обернулась.
Большой темнокожий мужчина смотрел на меня печальным взглядом сенбернара. Как он подошел так тихо?
Что ответить? Врать не хотелось, крепость меня привлекала. Но сказать «да» выглядело слишком опрометчивым ходом.
– Слишком далеко, – ответила я.
– Совсем близко, – улыбнулся он, – здесь есть подземный туннель! Всего пять минут на такси. Я могу устроить экскурсию. Там есть хороший бар, где танцуют сальсу. – Видимо, прочитав страх и сомнения в моих глазах, он добавил: – Со мной ты будешь в полной безопасности. Не случится ничего такого, чего бы ты сама не захотела. – И мужчина протянул мне свой паспорт. – Возьми, пусть он будет у тебя, как гарантия твоей безопасности.
Рисковый, однако, парень. Я знала, что в Гаване строгий паспортный режим для местных жителей. А я ведь могу оказаться сумасшедшей, швырнуть его паспорт в океан и убежать. Могу также сказать полиции, что он ко мне приставал, и тогда этого смельчака ждут серьезные неприятности.
Я взглянула на паспорт, который он сунул мне в руки. Документ не выглядел поддельным. Год рождения почти совпадал с моим.
– Что мне делать с вашим паспортом?
– Заявишь на меня в полицию, если с тобой что-то случится.
У него друзья в полиции, что ли?
– И сколько стоит экскурсия? – Ему удалось заинтриговать меня.
– Что?
– Сколько денег вы хотите за экскурсию?
Он рассмеялся и хлопнул себя по ляжке.
– Мне не надо денег, для меня просто счастье разговаривать с тобой. – Паренек произнес это нафталинно-галантное выражение с безмятежной естественностью, чем вызвал легкую бурю в моей душе, в которой любопытство боролось со страхом.
Я открыла рот, чтобы сказать «нет», но сказала:
– Летс гоу!
Легко обаять русскую женщину, думала я уже в такси. Наши мужчины давно перестали говорить приятные и ни к чему не обязывающие фразы.
Подземный туннель промелькнул, словно в феерическом клипе.
– У вас в Москве много негров? – выяснив, что я русская, спросил он.
Темнокожий водитель такси навострил уши.
– Встречаются, но не часто. Студенты в основном. А твоего возраста, только если шоумены.
За всю мою жизнь я видела в Москве немного взрослых темнокожих. Может быть, двух или трех. Они всегда улыбались мне, поэтому и запомнились.
Мой гид открыл дверцу такси и подал мне руку так, словно я была хрустальной святыней. Я подумала, что он все-таки рассчитывает получить чаевые.
– Кем ты работаешь?
– Поваром.
Неужели он один из этих ребят, которые пережаривают до черноты кур на гриле?
Или этот парень способен на большее? Когда он подавал руку, я ощутила, как груба кожа на его розовых ладонях.
– А я думала, ты Дон Жуан, – улыбнулась я.
– Дон… кто?
– Продавец любви.
Он рассмеялся:
– Нет. Я же сказал: я с тобой не для денег. Ты красивая женщина. Мы с тобой просто проводим время, – сказал он к моему удовольствию и зачем-то добавил: – Кубинцы не могут продавать любовь. Это незаконно.
– Но здесь на каждом углу продают любовь!
– Мы с тобой просто общаемся, говорим о культуре наших стран. Ок? Так и скажи, если спросят. Ты белая, тебе поверят. – Он приложил свою руку к моей, как делают, чтобы сравнить загар: – Ты белая, я черный. Это проблема для тебя?
Моя рука светилась в темноте, отражая свет луны; его, наоборот, сливалась с ночью. Мой знакомый был черен, как самый черный шоколад.
Я стала уверять его, что цвет кожи – для меня вовсе не проблема.
Он пустился в рассказ о том, как трудно черному парню найти приличную работу, типа разделки куриных тушек и жарки лобстеров на гриле. Даже в этих нехитрых позициях предпочтение отдают белым.
«Белые не превращают лобстеров в печеную резину», – подумала я.
Все это стало мне надоедать.
Я сказала, что он очень милый, но я предпочитаю гулять одна, и вернула ему паспорт.
Он посмотрел на меня взглядом грустной собаки, я вздохнула и осталось с ним.
В баре у крепости танцевали сальсу и ча-ча-ча.
Мы решили выпить. Вернее, он предложил мне выпить, принес один коктейль «Куба либре» и торжественно поставил передо мной.
– А ты не будешь пить? – удивилась я.
– Нет, – произнес он довольно мрачно.
– Давай я угощу тебя за то, что показал мне туннель?
– Пить коктейли дорого. Ты можешь купить бутылку рома и колы. Это будет стоить как два коктейля, и мы получим возможность растянуть удовольствие.
– Мы что, алкоголики? Мне достаточно одного коктейля. Вот тебе деньги на два коктейля и сам решай, что будешь пить.
Теперь я была в прекрасном расположении духа.
– О, чикита, я готов убить и Фиделя, и его брата за то, что не имею возможности покупать коктейли! – Он выразительно провел ладонью по горлу.
– Да ладно, не парься! Я жила при социализме. И у меня тоже не было денег.
На парапете стояли старинные чугунные пушки, наведенные на луну. Мы пили и болтали как старые друзья, говорили о Пушкине. И вскоре я почувствовала, что растворяюсь в этом вечере и в этой беседе. Мой гид что-то рассказывал, из чего я запомнила только «холидей итс холидей». И эти слова показались мне очень убедительным.
Его пухлые мясистые губы впились в мой рот. Это совпало с началом новой и очень позитивной мелодии, и мне не захотелось сопротивляться крепким мужским объятиям.
Я почувствовала терпкий, но приятный привкус табака, и мое тело окончательно перестало мне подчиняться. Если бы чугунные пушки, окружавшие нас, начали стрелять сами собой, это уже не имело бы никакого значения.
