– Какой сегодня день недели? – растерянно спросила Люся сонных соседок.
– Зачем тебе? – буркнула Левина.
– Павел приезжает.
– Зачем? – не отрывая головы от подушки, простонала Женя.
– Откуда я знаю зачем?
– Муж соскучился по жене, ничего удивительного, – попыталась завершить мучительный разговор Соня.
– Удивительного – ничего, – выдавила из себя Женька. – Просто странно: был Жебет и нет Жебета, теперь, получается, опять есть.
– Жень, ну что ты несешь?! – обиделась Петрова.
– Ну, тогда скажи, что ты соскучилась, – подала голос Люба. – Соскучилась? А, Люсь?
– Нет, – призналась Петрова в ответ и уставилась в грязное после ливня окно.
– Чего ж тогда? – не унималась Люба.
– Да ничего. Спрашиваю, какой сегодня день.
– Да какая тебе разница, Петрова? Какой хочешь, такой и будет, – предложила Женька.
– Если сегодня суббота, – рассуждала Люся, – то значит…
– Не-а, – протянула Левина. – Не суббота сегодня. Пятница сегодня.
– Девочки, – жалостно обратилась к соседкам Петрова, – как же я его встречать буду?
– А зачем тебе его встречать? – резонно уточнила Люба. – Ты беременная. Сиди в общаге. Он что, дороги не знает?
– Я не про то.
– А про что?
– Я же комнату в семейном сдала.
– Ну и ладно, – отмахнулась Женька.
– Ну как ладно? Куда я его приведу?
– Сюда и приведешь, – резюмировала Левина.
– Как ты себе это представляешь? Нас здесь и так четверо.
– Было четверо, – хихикнула Женька. – Будет пятеро. Мы тебе не помешаем, подруга.
– Мне-то вы, естественно, не помешаете. Просто…
– Люся, – успокоила ее Люба. – Все на самом деле просто. Мы с Женькой найдем, где переночевать.
– А я? – засомневалась Соня.
– А ты, Левина, воткнешь в уши беруши, – предложили наконец-то очнувшиеся ото сна красавицы.
– Сами вы себе беруши втыкайте.
– Сонь, да они шутят! – успокоила ее Петрова.
– Я же не маленькая! – засопротивлялась Левина. – Сама могу догадаться – семейное дело.
– Ну, раз ты такая догадливая, – предложила Люба. – Переночуй в красном уголке.
– Дура! – расщедрилась в ответ Соня.
– Сама ты дура! – не поскупилась Люба и швырнула в соседку подушкой.
Подушка была поймана на лету и отправлена по обратному адресу.
– С нами пойдешь, – приказала Женька.
– Куда-а-а? – Левина выкатила глаза.
– На передовую, Сонечка. На передовую.
– На-а пози-и-ицию де-э-вушка про-ва-жа-а-ала бойца… – запела Люба.
– Я не боец, – зашипела Левина.
– Ты? Ты не боец. Ты бойца! – декларировала Женька.
– Да ладно, девчонки! Оставьте Соньку в покое, – попросила хихикающая Петрова.
– В приемном… – балагурила Женька. – В приемном покое оставим бойца. Бойца без конца.
– Бойца-молодца, – подхватила Люба. – Не печалься, Левина, мы тебя удочерим и в люди выведем.
– Очень надо, – пыхтела Соня, но в глазах ее уже появились смешливые искорки. – Очень мне надо в ваши люди. У соседей переночую. В тылу.
– Спасибо, девочки, – растрогалась Люся.
– Па-жа-ласта, – с готовностью замотали головами лохматые соседки.
До вечера комната взрывалась хохотом, а потом опустела, и Петровой стало грустно. Она попыталась сосредоточиться на завтрашней встрече с Павликом, но ничего, кроме гулкой пустоты, внутри себя не обнаружила. «Где радость?» – подумала Люся и поправила сползшие на нос очки. «Нету», – ответила сама себе и поморщилась.
На вокзал Петрова не пошла, как и в магазин, как и в парикмахерскую. Утром сидела на кровати, тупо уставившись в одну точку – на косточку, валявшуюся на полу. В голове тренькал мотивчик: «Где мой муж? Грозный муж…» Откуда он взялся, Люся не знала, песни такой никогда не слышала. «Грозный муж… Страшный муж… Муж объелся груш», – про себя произнесла Петрова, и мотивчик исчез.
Зато раздался стук в дверь. Люся повернула в его сторону голову, но с места не встала. Стук повторился, и Петрова еле слышно произнесла:
– Можно.
Стоявший за дверью Люсиных слов не слышал, поэтому стучал все настойчивее.
– Да войдите же! – крикнула Петрова, и дверь распахнулась.
В проеме стояла тетка, облаченная в темно-синюю форму с фуражкой на голове.
– Чо-о? Открыть трудно? Битый час тут стучу, как прокаженная, – пробурчала она и потянулась к истрепанной кожаной сумке. – Петрова ты?
– Я.
– Телеграмму прими.
– Какую?
– Откуда я знаю какую? «Молнию». И не одну. Может, помер кто?
У Люси затряслись руки, и перехватило дыхание.
– Дава-а-айте, – протянула она, почему-то не двигаясь с места.
– Чего тебе давать? Это ты мне давай!
– Деньги? – уточнила Петрова.
– Зачем деньги? – удивилась почтальонша. – Паспорт давай.
– Зачем? – продолжала бессмысленный диалог Люся, почти беззвучно шевеля губами.
– Затем, что так положено.
Петрова медленно встала, наощупь нашла свою сумочку. Перед глазами все плыло, и голова очень кружилась. Протянула.
– Ты мне зачем сумку-то суешь? – начала раздражаться почтальонша.
– Там паспорт.
– Вот паспорт-то и давай.
– Сами возьмите. Мне как-то очень плохо. Я ничего не вижу, – прошелестела Люся и медленно опустилась на кровать. Легла.
– Эй, девка, ты чего? Вправду, что ль, плохо? Может, позвать кого?
– Никого не надо звать. Возьмите паспорт и прочитайте мне, что в телеграммах.
– Не положено, девушка, – колебалась почтальонша.
– А вы все равно прочитайте. Кто умер?
Женщина выставила сумку на стол и распечатала телеграммы:
– «Субботу не жди Павел», «Срочно приезжай Павла женщина Мама». Вроде не умер никто.
– Хорошо, – медленно выдавила Петрова и закрыла глаза.
– Слушай, ты распишись. Так положено.
Люся ткнула предложенной ручкой в означенное место и замерла.
– Ну, я пойду? – почему-то шепотом спросила почтальонша. – А то смотри, может, соседей позвать?
– Не надо.
– Ну не надо, так не надо, – прокряхтела письмоносица и выкатилась за дверь.
Петрова, не меняя позы, пролежала на кровати до вечера. С незапертой дверью. С пустым желудком и звонкой головой. До того самого момента, пока мимо родной двери не прошла коренная жительница двести седьмой Левина. Соня направлялась в соседский лагерь, временно предоставивший ей убежище в виде подростковой раскладушки. Увидев неподвижную Петрову, Левина уменьшила интенсивность движения и сделала необходимый маневр. Она зашла в комнату и нависла над беременной подругой.
– Люсь, ты чего? Не приехал, что ли?
Петрова молчала, с силой зажмурив глаза.
– Люсь, ну, правда, что случилось-то? Поругались?
– С кем? – прохрипела сраженная двумя «молниями».
– В смысле? – опешила мама Соня. – С Жебетом.
– Он не приехал.
– Почему?
– Занят.
– Чем?
– В телеграмме написано.
Соня наконец-то увидела две бумажки. «Субботу не жди Павел», «Срочно приезжай Павла женщина Мама». Левина содрогнулась, но чтобы не подать вида, активно засуетилась.
– Люся, – наставительно проговорила она. – Это банально. Такое часто бывает. Кстати, особенно часто это происходит в момент, когда женщина, как ты, беременна. Физиологически мужчина так устроен, что…
– Соня, – тоскливо попросила Петрова, – по-мол-чи.
И отвернулась лицом к стене.
– Люсь, не расстраивайся, – Левина готовила новый стратегический поворот. – Хочешь, я поеду и с ним переговорю? Я объясню ему…
– Что?
– Что это временно. Что есть более важные ценности. Например, семья, ребенок, долг, совесть, наконец.
– Соня, – так же тоскливо, но достаточно твердо повторила Петрова, – по-мол-чи.
– Хорошо, – согласилась терявшая на глазах энтузиазм Левина. – Я помолчу. Если так надо, то я помолчу.
И она действительно молчала почти час, сидя в темноте рядом с Люсиной кроватью. Потом не выдержала и шепотом спросила:
– Ты спишь?
– Нет.
– Может, чаю выпьешь? Или съешь что-нибудь?
– Со-о-о-ня, – застонала Петрова.
– Хорошо-хорошо, – с готовностью затараторила Левина. – Не хочешь – не надо.
Повисло долгое молчание. Соня стала придремывать на стуле. Голова падала на грудь, от чего Левина просыпалась и старательно прислушивалась к дыханию Петровой. Дыхание было ровным и грустным. Так, во всяком случае, казалось подруге. На самом деле оно было просто ровным, потому что Люся спала крепким глубоким сном, в котором не было места напрасным ожиданиям и неожиданным известиям.
Проснулась Петрова не столько от света, бившего в глаза, сколько от зычного храпа утомленной ночным бдением подруги. Левина разражалась басовыми руладами, подобно мотору, набирающему обороты.
– Со-онь…
– А? – встрепенулась та и открыла глаза.
– Не храпи.
– Не буду, – заверила Левина и снова засопела.
«Как же, не будешь», – подумала Петрова и рассвирепела:
– Левина, не храпи!
