– Не все, – подняв указательный палец, заметил Митронов. – Только два. И только наши. – И распорядительно махнул рукой. – Ты пока разворачивайся, подъезжай задом, сейчас грузиться будем. – И пошёл к тракторам. Переступая через разваленные земляные пласты, к ним уже, широко шагая, шёл Звягинцев.
Дальше всё по-мужски просто. Одного тракториста Звягинцев легко выкинул из кабины, когда тот принялся ответно размахивать кулаками. Второй, не дожидаясь, с зажатым в руке гаечным ключом, сам выскочил, и отбежал в сторонку. Когда оба трактора подогнали к трейлеру, я уже выписал документы – акты изъятия. С подписью, и печатями. Акты экспроприации незаконно удерживаемой техники. Подошедшие трактористы и не возражали. Они, оказывается, знали, что техника чужая, и что когда-нибудь её отдавать всё же придётся. Хорошо, говорят, что бока ещё им не намяли, могло быть и хуже. А третий тракторист, уменьшаясь в пространстве, как ни в чём не бывало продолжал работать. Вот она где наша солидарность. Тц-ц!.. Безлошадные, переглянувшись, огорчённо смачно сплюнули. И мы также оценили. Такой вот он, у нас, значит, сплочённый крестьянский люд. Учила его советская власть, воспитывала, а он всё одно в одиночку себе норовит… Ладно, Бог ему в помощь. Третий всё равно не входил в сферу наших полномочных интересов. Пусть себе пашет.
Законно, как мы понимаем, экспроприированную технику без труда взгромоздили на спину трейлера, кое-как раскрепили, и, счастливые, поехали домой.
Митронов ещё успел Коляну кулаком пригрозить: «Береги, мол, ирод, не растряси!» На что Ко лян глазки понимающе театрально закатил, и с широкой улыбкой чмокнул пальцами от губ, как султан на «красивый и аппетитный дэвушка». А Звягинцев предусмотрительно сел к ним в кабину, к молодым, на всякий случай. И правильно, на поцелуи отвлекаться не будут. Так, с сопровождением, кстати, и по инструкции – кто помнит – положено.
И просёлками, просёлками… Пое-ехали.
Долго ли, коротко ли…
А и не долго, и не коротко, средне – какие там расстояния! – доехали.
– Ох, ты! Глянь-ка, глянь-ка! Люди, скорей сюда! Наши едут! Нашли! Забрали!..
Сельчане нас встречали как первых космонавтов.
– Радость-то какая! Не чаяли уж. И техника не заломанная вроде, тарахтит!..
Если б земляки хоть чуть-чуть надеялись или уверены были, что вернём – точно бы Триумфальную арку нам взгромоздили, чтоб под ней – с песнями, плясками – нас и встретить.
Встретили. Всё село собралось.
Не с цветами правда, и без каравая хлеба, но радости в глазах и восклицаниях было не меньше, а может и больше. Как вернувшихся с Луны встречали… С живыми образцами гусеничной тягловой техники. Энерговооружением. Селяне, как известно, люди не избалованные, и старенькие ДТешки им за милую душу. Главное – свои! Село – для нашего правительства, это не космос, зачем там новейшая техника со всякими скоростями, мощностями, электроникой и прочими прибамбасами. Баловство одно. Только развращать. Раньше, и лошади хватало. Тёплая, живая, с красивой мордой, умными глазами, о четырёх ногах, метёлкой хвоста, и полезным отходами, удобрением, из-под оной. Всё и всегда в дело! А какой урожай тогда был! Мама родная! Америку кормили. Не говоря уж про какую-то там Европу. Это потом, при Советской власти пошло и поехало: накатил всевозрастающий научно-технический прогресс. МТС-ы всякие, запчасти, масла, топливо, учёба, планы, соцобязательства, повышенные соц– и прочая обязательства, как перед собой, так и перед слаборазвитыми братскими странами. Головная боль и мутота. А до того… раньше… Раньше! Раньше – красота была! Рассупонил её бывало, милую, лошадь, мы ж о ней сейчас говорим, после работы, ноги передние ей стреножил, чтоб далеко потом за ней не бегать, и выпустил её на ночь в чистое поле, на волю… Животина всё ж таки, как никак, не железяка какая. Пусть подышит, пускай отдохнёт. А она себе, милая, и водицы найдёт напиться, и топлива – за глаза… травы ж у нас – не меряно. И ни запчастей тебе, ни вечно слетающих гусениц, ни перегретых движков, ни «забитых» фильтров, ни грязного топлива, ни грязной земли, ни всяких прочих технических проблем. Паши себе, крестьянин, наваливаясь на соху, с рассвета до заката, и паши, песню напевая: «…Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек». А можно и другую. Не важно какую, таких песен написано много, только напевай. И голова ни о чём уже не болит. Если б не этот технический прогресс. Отбросил он село чёрте куда, отбросил. Там и застряли.
– Нам бы, теперь бы, самосвал бы… наш. – Мечтательно вздохнули мужики. Кстати, кто на это ехидно ухмыльнулся, замечу, – нормальные это грёзы, человеческие. И никакой аналогии со старухой и разбитым корытом у Пушкина. Или аппетита во время еды. Там оно – сказка, у нас, здесь, в России, всё – быль.
– Если он живой и бегает, – скромно заверил земляков, – найдём. – Мол, опыт уже есть.
– Ну так!.. – Светло вздохнули земляки: кто теперь сомневался.
Самосвал вычислили и поймали через день. Он лихо, нарастив досками борта, возил древесные опилки с пилорамы, но не на свалку, как должен был по путевому листу, а приторговывал ими на сторону, по деревням. И мы сторговались. Водитель сильно разобиделся, когда понял, что машину у него забирают. От драки сдержала только неожиданность натиска, наше численное преимущество, да внушительный вид Звягинцева. Едва не плакал водитель: ему отвечать, попадёт ему, что он будет делать? Ему семью кормить… Хоть и жалко было мужика, но у нас такие же проблемы. Он один рыдает, а у нас всё село в слезах. Большая разница. Да и долги нужно всегда возвращать. Получив деньги наличными, и без всяческих формальностей, за полную машину опилок с наценкой за доставку, экс-водитель умолк. Мы его оставили на шоссе, голосовать, с таким же актом изъятия, с индульгенцией. Сами-то мы по шоссе на «Варьке» не ездим. Шоссе, к счастью, хоть и не московское, но ГИБДД-ешники нет-нет, да и проскакивают. Либо так же, спрятавшись – одна школа! – под горкой, да в кустах, с «фарами» лихачей вылавливают. Им бы наша «Варька», прямо за милую душу бы, но… Мы – учёные, кручёные. Мы больше просёлками, тропками, да огородами, как говорится. Там, где их красивенькие машинки ни ногой, ни колесом.
А тут, вскорости и наш участковый ко мне в гости пожаловал, к председателю. Знакомиться. Да и жалобы на наши хулиганские действия, кое-какие, говорит, поступили.
Кстати, я не отношу себя к людям, которые, где-нибудь на кухне, или в кулуарах, со значением и вкусно друг-другу произносят: «Для меня мент – мёртвый мент». Нет. Я до такого не дошёл, не созрел. Оснований, к счастью, нет. Но то, что не уважаю я их, это точно. Скурвились они. Легальный рэкетир из них получился, вырос, что хуже мафии. Правительство и виновато: создало предпосылки, ещё и оправдывает. Мол, бедствуют они, бедняги, вот, извините, и случаются «казусы». Да не казусы это – оброк они ходят собирают. Я с таким «казусом» не согласен. В таком случае, в нашей стране все бедствующие должны выйти на дорогу. Разбойную дорогу, я имею в виду, как менты. Но совесть-то должна у людей быть? Должна. У ментов – в первую очередь. Они государевы люди. В специальной форме, с удостоверениями, с оружием, в касках и бронежилетах, сбиты в отделения, взводы, с техникой; обучены, и прочая, прочая… А наезжают на тех, кто безопасен, и на виду. В той же столице, взять – стыдно представить, – утром менты забирают у древних бабулек и дедков, мелких торгашей, что возле метро, паспорта, а вечером, получив откупные, возвращают их. Намекая прозрачно – кто первый раз! – не дашь денег – останешься без паспорта, либо без справки. Что равносильно приговору – заметут. Арестуют. Разве ж это главное в работе милиции? Нет, конечно. Стыдно на них смотреть после этого. Стыдно, и противно. Молодые, здоровые, растолстевшие. Многие в золотых перстнях, таких же цепочках на шеях. На собственных уже иномарках ездят. Нахальные, циничные… А ведь какую действительную пользу народу, государству, могли бы приносить. И зарплата здесь, кстати, не при чём. Им позволили так вести себя потому, чтобы начальству своему не завидовали, были, как говорят, сами «в пушку».
Про «пушку» участковый первым делом и спросил.
– У вас, я слыхал, и оружие личное есть, да?
– Да, – говорю, – есть. Пистолет.
– Наградной, да?
– Нет. Обыкновенный.
– Понятно-понятно. Скромничаете! – Явно не веря, простецки улыбался участковый. – И разрешение, конечно, есть. Есть?
– Да, – говорю, – есть. Пожалуйста. – Протягиваю ему пластиковую карточку с цветной своей фотографией. – С чипом.
– С чипом! – удивился участковый. – Слыхал, но не видал ещё. А где он?
– А вон там, полоска тёмная… внизу.
– Вот эта? Понятно! – Вертя перед глазами документ, участковый заметил. – Я такую ещё не видел. Солидно! Ну, Москва, конечно, чего там! Пластиковая. С голограммой. Не подделаешь. Главное Управление. Министерство. Да-а… Чётко всё и на уровне. И фотография похожа. – Повертев ещё некоторое время перед глазами документ, разглядывая мою фотографию, печати и подписи, вернул мне. – Всё в порядке, пожалуй. Без туфты.
