– Не-ет, не беспокоятся, – не отрываясь от дела, ровным голосом тянет мальчишка. Я вообще-то, если откровенно, восхищаюсь не по годам его стойкости, мужеству и терпению: столько дней уже прошло, ни нытья, ни писка о мамочке, папочке, и прочему московскому у него нет. Молодец, пацан, думаю. А он мне отвечает, будто услышал. – Я уже разговаривал. – Заявляет он.
– Как это? Когда? – искренне удивляюсь, во-первых, он сам просил не звонить, а во-вторых, телефон-то всё время у меня был, при мне.
– А мы по-Интернету пообщались. С мамой.
Я не успел отреагировать: на крыльце послышалось оживление. Пруток не так видимо в мордушку лёг, «ремонтёр» ошибся. Ему с жаром, перебивая друг друга, все принялись объяснять: «Куда ты! Не так! Не туда. Дай я. Нет, я. Я. Я покажу. Сюда вот надо было толкать. Вытаскивай. Сначала сюда, потом вот так!..»
Так обычно болельщики комментируют ошибку своего спортивного кумира.
«По-интернету он общается. Вот оно что, – изумился я. – Тёмный я человек, забыл о такой возможности».
– И как часто ты так общаешься? – Поймав паузу, ехидничаю я. Я, например, хорошо помню его предложение уйти в нелегалы, и связываться как можно реже.
– Может… через день, где-то. – Издалека, так же не торопливо информирует Мишка. – А что?
– Да ничего, я так просто. – Ретируюсь с наступательных позиций.
– Кстати, Палыч, – вновь слышу Мишкин голос. Интонации уже более живые, со значением. – Мама тебя просил позвонить, и ещё – Светлана эта, Петровна, тебя спрашивала.
– Ага, тётя Света. Она в тебя влюбилась, – торопясь, чтобы его не опередили, громко кричит мне Гошка. – Я знаю.
На последней фразе я вовремя закрыл рот.
– А ты откуда знаешь? – доносится до меня приглушенный, осуждающий, Веркин голос. Вера, худенькая, стройненькая девочка, с большими грустными глазами. Она живёт у бабушки с дедом, её мать редко приезжает из города. С огромными ресницами, двумя обычно косичками с аккуратненькими бантиками, в аккуратненьком чистеньком платьице, но сбитыми локтями и коленками. В храбрости, беге, и лазанье по деревьям и крышам она мальчишкам не уступает, говорит не много, серьёзно, и всегда по-делу.
– Она мне и сказала! Вот! – восклицает Гошка.
– Кто? Она?! Тебе?! Как это, тебе? – вновь тем же требовательным тоном, спрашивает Вера. – С какой это стати?
– А вот с такой! – в голосе Гошки уже слышались напор и обида. – Я потому что у неё ещё тогда спросил, зачем ей наш Палыч, он же занят, она и сказала – влюбилась, говорит. Да вот, если хотите знать. Сама мне сказала.
– Так она, может, пошутила над тобой, Гонька…
– Ну, прямо уж там – пошутила она! Я что, маленький что ли, – не понимаю? Она даже губы для этого красной краской накрасила… Вот! И колёса, если хотите знать – это она им проткнула. Она! Я видел.
Наступила тишина. В возникшей пустоте, рядом со мной, словно усмехаясь, чётко щёлкал маятник настенных часов.
О колёсах я не забыл, не до них просто было. Но такое… Не ожидал.
– Зачем это? – спрашивает Мишка.
– А чтоб не уехали раньше. – Звонким голосом заявляет Гошка.
– Кто не уехали?
– Не знаю. Палыч и ты, наверное.
– А ты, значит, знал, и молчал? – Это уже сердитый голос старшего из них, Толяна.
– Я же слово дал никому не говорить. – Защищаясь, оправдывался малец.
– А сейчас, значит, проговорился. Да? – Наступает Вера.
– Сейчас другое дело. Они же остались. Значит, можно теперь.
– Евгений Павлович, – высоким осуждением звенит чистый Веркин голос. – Вы слышали, что Гошка тут сейчас сказал?
– Слыхал, – отвечаю.
– И что? Ругаться на неё и на Гошку будете, да? – озвучила общий вопрос Верка.
– Нет, – после паузы отвечаю. – Не буду. Он же честно признался. Сам. За правду не наказывают.
– А её? – В тональности вопроса слышится сложный сплав интересных, не детских, кажется, нюансов.
– А её!.. – я вспомнил приятный образ Светланы, абрис лица, глаза, контуры фигуры, тембр её голоса… И неожиданно для себя, совсем не к месту, шумно вздохнул и, поэтому, конечно, не очень уверенно заявил. – Надо подумать… Хотя… – Я наконец взял ситуацию в руки. – Нет, наверное, – говорю, – она же не со зла, я думаю, это сделала.
– Женщина… – словно оправдывая её накрашенные губы, по-взрослому скептически тянет Гошка.
– А может, и шутка. – Холодным ещё тоном, цепляется Вера за первую, удобную бы сейчас версию.
– Хха!.. Шутка!.. – обиженно фыркает Гошка.
– А что, может и правда… – Это Толян. – Вполне нормально. – Заявляет он. – Палыч у нас совсем ещё не старый… даже наоборот. Не пьёт, не курит, не матюгается. Самое то, жених…
– Стойте, ребята! Я поняла. – Каким-то особенным голосом, Вера вдруг резко останавливает коллективные блуждания. Понизив голос, тоном заговорщицы, именно так дети рассказывают друг другу жуткие сказки перед сном, торжественно заявляет. – Она приходила к Евгению Павловичу, – высказывает она свою догадку, – чтоб извиниться. Вот. – И совсем другим тоном, проникновенным и жалостливым, громко обращается ко мне. – Вы её, пожалуйста, простите, дядь Женя. Она хорошая женщина, только жизнь у неё не сложилась. Муж у неё сволочь был: пьяница и драчун. Слава те Господи, в город подался. Моя бабушка всё про это знает. А сама она хорошая. Да.
– Да-да, конечно, – как можно равнодушнее соглашаюсь я. – Безусловно хорошая. Безусловно.
Но ребятня меня уже не слушала. Они почему-то перешли на шёпот. Я невольно прислушался, полагая, что тема, видимо, ещё не исчерпана, и говорят они ещё, наверное, обо мне.
– …есть такая большая служба. Там огромная база данных. Всемирная база, причём. – Шептал Мишель, его внимательно слушали. Начало я, к сожалению, не расслышал, но в остальное вслушивался внимательно. Понял, говорили действительно обо мне. Мишель, оказывается, на меня сделал запрос в Службу знакомств по Интернету, и получил уже шестьсот предложений.
– Шестьсо-от? – удивлённо, забывшись видимо, едва не в голос, в ужасе переспрашивает Верка.
– Да, – отвечает Мишка. – Всякие разные там женщины, со всех концов Света. И ещё предложения идут. Много. Я уже и запутался там.
– Миш, а шестьсот – это сколько? – громко шипит Гонька. – Это много?
– Очень много. Тебе, шкет, не сосчитать, – сердито отмахивается Толян. – Молчи давай. Нишкни.
– О, о! Сам что ли большой! – огрызается Гонька, и ойкнув, испуганно умолкает. Тычка, видимо получил.
– И я тогда понял, – не обращая внимания на «левую» дискуссию, с жаром продолжает Мишка, – лучше всего Палычу подойдёт наша классная учительница Елена Андреевна. Да! Она молодая, красивая, и не женатая, и всё время поэтому грустная. Вот.
– А почему только она? – интересуется Толян. – А другие тогда что? Ну, которые по-Интернету?
– Ничего, Земля большая, они других себе найдут. – Легко отмахивается Мишка. И продолжает шептать. – А её, я лично, сам знаю… как-никак!.. Это во-первых. Во-вторых, она без вэ пэ… Это точно.
– Без кого? – Вновь перебивает Гонька
– Ну, ты, шило… в одном месте, ты умолкнешь, нет? – явно сердится Толян, и в свою очередь интересуется. – А вэ пэ, это что такое?
– Да, Миш!.. – присоединяется и Верка. – Это по-английски, да? – Угадывает она. Кстати, Вера просто поражена была, когда узнала, что Мишка свободно не только с каким-то замысловатым компьютером запросто общается, но и на английском языке пишет, ещё потом и читает всякую такую абракадабру, переводит, в смысле.
– Это – без вредных привычек, значит, – переводит Мишка, и поясняет. – Не пьёт, не курит, не матерится, добрая, и руки не распускает.
– Не распускает! Это здорово…
– Ещё и добрая! Хорошо.
– Не курит!..
Восхищённо восторгалась ребятня явными достоинствами кандидатки.
– А он, Палыч, наш председатель, уже знает об ней? – вопросом звенит нетерпеливый Гошкин голос. – Может, сказать ему щас, обрадовать?
– Нет-нет! – Всполошено шипит Мишка. – Ни в коем случае. Тайна! Военная тайна! Ни в коем случае! Сюрприз! У меня главная фишка в другом… – определённо уже хвастая, интригует Мишка.
– Какая ещё такая фишка? – Вновь слышится любопытный Тонькин голос. – Это что ли шишка, по-вашему, да? У кого она? Где?
– Плохая вэ пэ, да? – Осторожно, чтобы достоинство не уронить, спрашивает Толян.
– Нет. Идея, в смысле. – Поясняет Мишка.
– А, идея!.. Идея, это понятно, – тянет ребятня. – И какая она – идея эта, что с ней, – с интересом спрашивают. – В чём она?
– Она учительница! – особым тоном информирует он.
– И что?
– Она детей учить может, понимаете! – Всё так же восторженно повторяет Мишка.
– Ну!
– А у нас здесь, как раз такой учительницы нету. – Приоткрывает суть своей фишки докладчик.
– Тут вообще никакой нету! – грустным эхом подтверждают заговорщики. – Все от сюда уехали.
– Вот! – едва не задыхаясь от восторга, шипит Мишка. – Значит, и учительница тогда у нас здесь своя будет. Хорошая. Понимаете? И Палычу хорошо. Жена у него будет. В смысле женщина.
