Новый год мы встречаем на подветренной стороне Фарер, ожидая захода на базу в Торксхавне, столице островов, чтобы очистить гребной винт от намотанных на него чьих-то обрывков сетей. По этому случаю первое января получилось выходным. 31-го мы выгрузили пойманную селёдку на плавбазу, получили привезенную ею корреспонденцию и затарились деликатесом; я, например, купил целый ящик апельсин. Вечером кок смастерил праздничный ужин, даже смог изготовить примитивный торт. Капитан выставил к ужину пять бутылок шампанского, его хватило ровно на то, чтобы шумно и весело, с лёгким опьянением, выскочить на палубу в начале первого ночи и понаблюдать, как люди празднуют наступление нового года. В тёмное небо летели ракеты, в том числе и с нашего судна.
Только второго нам разрешили заход. Мы прошли узким фиордом в довольно большую бухту. Первое, что бросилось в глаза – необыкновенно чистая вода в ней, чего у нас в Союзе нигде не было. В наших бухтах обычно столько мазута, грязи, фекалий, что были случаи, когда выброшенные за борт угли из камбузной плиты зажигали эту дрянь, вызывая пожар на стоящих у причала в пять – семь рядов судах.
Бухту окружают высокие сопки, похожие на египетские пирамиды, их склоны сложены террасами. Ни одного деревца, ни кустика, зато лужайки покрыты, несмотря на зиму, зелёной травой.
Пришвартовавшись, мы с любопытством осматриваем маленькие, не выше двух этажей, выкрашенные разноцветными, весёлыми красками, домики.
На улицах никого.
Подошёл буксир с водолазами, на пожилого мужика в толстом свитере двое помощников натягивают, по команде, водолазный костюм, надевают на торчащую голову помятый медный шлём, привинчивают его к костюму. Сразу же эти помощники начинают крутить шкив водолазной помпы, подавая в костюм воздух. Водолаз, еле передвигая ноги, обутые в свинцовые башмаки, подходит к опущенному в воду металлическому трапу, поворачивается к нему задом и, также задом, опускается по ступенькам в воду. Ему подают пилу, над коленом, в ножнах, прикреплен большой кинжал. Водолаз скрывается под водой, его, заранее переданным на нашу корму концом, подтягивают под кормовую оконечность, к винту.
С водолазом есть связь по телефону.
Капитан интересуется:
– Ну что там?
Старшой, после переговоров, поднимает голову:
– Ругается. Матом. Дня на два работы.
Водолазы постоянно меняются, из костюмов их извлекают потных, с мокрыми волосами. Работа, очевидно, не сахар.
Меня больше всего интересует жизнь городка, его жители и, в особенности, женская половина. Но никто на нас особенного внимания и не обращает. Прямо перед нами небольшой магазинчик. Редкий посетитель подходит, открывает дверь, звонит колокольчик. В бинокль через стекло витрины видно, что со второго этажа к нему спускается кто-нибудь из семьи – женщина или мужчина или молоденькая девушка, скорей девочка.
К вечеру подходит боцман:
– Санёк, не хочешь бахилами махнуться, на берегу клиент есть?
У меня кожаные бахилы, почти новые, тяжёлые, мы ими почти не пользуемся, только в большие шторма, обходясь обычными резиновыми сапогами, а у иностранцев лёгкие резиновые, с утеплением, в таких щеголяет наш рыбмастер. Я с радостью соглашаюсь.
Через полчаса Володя приходит с новыми блестящими импортными бахилами, я примеряю – великолепно!
В придачу даёт красивую бумажку, на которой написано 10 чего-то.
– А это что?
– Вот темнота! Это ж ихние деньги!
– И куда их? – я искренне недоумеваю.
– Да вон в магазин смотаемся, что-нибудь купим. Подойди к капитану, попросись на берег.
Я иду к каюте капитана, стучу в дверь.
– Разрешите, товарищ капитан?
– Входи, Брынцев, – капитан замечает мои сапоги. – Вова сподобил?
Я киваю головой.
– Дурак ты, Брынцев. Хочешь пораньше ревматизм заработать?
Я стою, опустив голову.
– Наверно валюту приобрёл? И сколько?
Я показываю бумажку.
– О, серьёзные деньги. Хватит на банку кока-колы и пачку жвачки. Смотри, не вздумай пива купить! Вернёшься, сразу ко мне! Скажи старпому, что я разрешил тебе на берег.
Проскочив мимо толи сторожа, толи полицейского, с которым Володя чинно поздоровался, мы минули портовые ворота.
Поразила, прежде всего, невиданная чистота улицы. Впечатление, что тротуар аборигены вылизывают.
– У них, что – вообще грязи нет? – спросил я, озираясь по сторонам.
– Так они ж тротуары моют. Ты обрати внимание – нигде невозможно грязь выковырнуть. Смотри – ни одной щелочки!
– Как моют? – представить это было выше моего понимания.
– А так и моют, мылом и щёткой.
Я покрутил у виска пальцем – чокнутые.
– Что ты крутишь, балда! Разве это плохо?
Я подумал, что это не плохо. Вспомнил, как, подъехав ранним утром на трамвае к конечной остановке в Риге, был несказанно удивлён, что она была чисто подметена, хотя находилась километрах в пяти от города.
На первой практике, на паруснике «Георгий Ратманов», по субботам полагалась большая приборка, и мы драили тиковую палубу кирпичами и швабрами, потом прямо на палубе обедали, и целый день ходили по ней босиком.
Мы вошли в магазинчик. Звякнул тронутый дверью колокольчик, сверху послышался детский голосок – «Э-ей» и дальше фраза на непонятном языке.
Я вопрошающе взглянул на боцмана.
– Подождать надо.
– А на каком языке это? – спросил я, не уловив хорошо знакомого английского.
– На датском.
В магазинчике было всё – продукты, хозтовары, напитки, тетради, книги, даже лекарства, всё понемножку.
Минуты через три со второго этажа по лестнице спустилась девочка – та, которую я видел в бинокль. Белокурая, с голубыми глазами, с веснушками на чистом белом лице, залопотала по своему.
Я заметил, что боцман внимательно вслушивается, но, видно, понимает не всё. Он подошёл к полке, обернулся.
– Пиво будешь? У них оно очень хорошее.
– Нет, – замотал я головой, не признаваясь, что капитан запретил мне пиво. – Какая-то кока-кола у них есть, вот её буду.
Но Вова снял две банки пива и засунул их к себе в карман, а для меня снял красную баночку.
– А жвачку можно? – я посмотрел на девочку, а она посмотрела на меня, пытаясь понять.
– Бубль-гумм, – подсказал Володя.
Девочка улыбнулась и пригласила меня к полке, с уложенными на ней разноцветными пакетиками. Что-то спросила.
Я вопросительно посмотрел на боцмана.
– Она спрашивает – какую тебе надо, – повернулся к девочке, – минт, плиз. Я попросил ментоловую, пойдёт? – он повернулся ко мне.
– Пойдёт! – уверенно сказал я, хотя мне было всё равно, жвачку я ещё не пробовал. А денег хватит? Очень не хотелось чувствовать себя неловким перед этой девочкой.
– Денег хватит? – шепнул я Володе, помня слова капитана, что моих денег как раз хватит только на колу и жвачку, а Вовик взял ещё и пиво.
– Хватит! – и повернулся к девочке, – хау мач?
Девочка ответила. Вова сделал глубокомысленное лицо, вынул мою бумажку, потом ещё, зелёные. Я знал – это доллары. Девочка взяла мою бумажку и ещё пять долларов. Дала сдачи. Володя галантно поблагодарил её, я кивнул головой, девочка присела – книксен.
Мы вышли из магазина на стерильную улицу.
– На корабль или прошвырнёмся? – предложил боцман.
Я оглядел улицу справа и слева. Красивые, чистенькие домики, никаких развалин, щербатых изгородей, – кто всё это делает? Вспомнил трущобы Мурманска, грязь и мазут в воде гавани, лениво колыхающиеся от небольших волн. Почему у них так чисто и уютно, а у нас нет?
Володя глядел на меня, усмехаясь.
– А, хочешь, я скажу тебе, о чём ты сейчас думаешь? О том, что у них чистота и порядок, а у нас всё по-другому? Так? Угадал?
Но я только молча посмотрел на него. А что говорить?
На промысле, да и на предыдущих практиках, я много раз встречал иностранные суда – покрашенные, чистенькие. И если встречается ржавое, с облезлой краской, то это либо польское, либо румынское, в общем – из стран народной демократии.
– Пошли на корабль! – почему то от этих мыслей мне стало паршиво на душе.
Нам предстояли ещё два месяца работы в Атлантике.
Подъём в шесть утра, отбой – пока не закончится выборка всего порядка. Однажды эта работа заняла трое суток, заканчивали мы её в условиях надвигавшегося шторма. Именно тогда я обнаружил, что можно спать стоя, обняв в трюме пиллерс, в ожидании подачи очередного груза.
Девять баллов для нас – рабочая погода, но именно в такую погоду легко оказаться за бортом во время работ на палубе. К счастью, нас миновала такая участь, если не считать случая со мной.
Я работал на палубе, смазывал сетевыборку. Рулевой пропустил бортовую волну, судно зачерпнуло правым бортом несколько тонн воды, которая подхватила меня и, с переменой крена, повлекла по палубе к левому борту, выкинула за планширь, за борт, вдобавок по голове ударила летевшая за мной пустая бочка. На палубу меня вернула очередная порция воды, зачерпнутая уже левым бортом. Мокрый до нитки, я был отправлен в кубрик, сушиться. В предвкушении отдыха я переоделся, переобулся, но согревшись, через десять минут вернулся на палубу.
