– Рискнем? – полуспросил Сергей Павлович у меня. Я понял о чем думал наш штурман.
– К повороту фордевинд приготовиться! – приказал он. Момент был серьезный. С курса крутой бейдевинд нужно было резко увалиться под ветер и кормой перейти линию ветра. В этот момент паруса резко перекидываются на другой борт и, если зазеваться и не успеть уйти на другой галс, то можно легко опрокинуться. Когда шлюпка встала кормой к ветру, наступил самый ответственный момент. За секунду до этого Сергей Павлович крикнул: – Парус к мачте! Юрка Горин бросился к шкаторине и, преодолевая напор ветра, стремящегося вырвать парус из рук, потянул его к мачте. Когда шлюпка повернула на другой галс ветер с такой силой рванул из его рук парус, что едва не выкинул курсанта за борт.
– Травить шкоты! – крикнул Сергей Павлович. Парус заполоскал, но укрощенный шкотом, наполнился ветром и погнал ял к паруснику. Опасность миновала. Ребята сидели испуганные и мокрые – во время поворота волна хлестанула своим гребнем сидевших под банками курсантов. Досталось и нам с Сергеем Павловичем.
Через несколько минут мы пристали к борту. Мокрые, возбужденные от пережитой опасности, мы поднялись на борт, ловко и быстро подняли шлюпку. К нам подошел капитан, как видно наблюдавший за нашими маневрами, приказал построиться.
– Молодцы! – он был краток. – Вижу, практика вам удалась.
Он повернулся к Сергею Павловичу: – Всем пятерки за практику!
Позже, когда я ходил вторым штурманом на среднем рыболовном траулере – СРТ «Рига», – в Северной Атлантике, в районе Фарерских островов, в девятибалльный шторм, мне и еще пяти членам команды «Риги» пришлось на практике применить полученные навыки. Еще в Риге, на стоянке перед рейсом в Атлантику, я, по собственной инициативе, изготовил и установил на спасательном вельботе мачту и оснастил ее таким же парусом – разрезным фоком. Под парусом мы ходили по Даугаве – Западной Двине – за продуктами и рыбацкими снастями, и просто отдыхали в поисках красивых мест с красивыми девушками, при этом подобралась отличная компания – бывший боксер Сашка Ефимов, рижанин Арвидас, Юрчик, однокурсник с механического факультета, ходивший третьим механиком.
Вот в этот день, когда потребовалось передать на плавбазу тяжело заболевшего члена нашей команды, никакого другого способа, кроме как подойти к ней на шлюпке, не было. Но и грести, при высоте волны 2–3 метра невозможно. Оставался один способ – к плавбазе идти под парусом. Вельбот, пока спускали на воду, вел себя как необъезженный скакун, норовивший сбить с ног, а то и просто убить зазевавшегося. Шлюпку все-таки спустили, осторожно поместили в нее больного. Выйдя из-под подветренного борта сразу попали во власть волн и ветра. Шли под одним кливером, фок заранее я распорядился примотать к мачте. И ничего, дошли. С плавбазы опустили грузовой стрелой веревочную сеть, в которую мы поместили больного, и его легко перенесло на борт в объятия медиков. Моряк был спасен.
Третьего сентября, выскочив в темноте на палубу – время шесть утра – я покатился по ней. Палуба была покрыта льдом. Пришлось забыть о драйке палубы кирпичами, теперь ее посыпали песком. Лед на палубе появлялся сразу после небольших шквалов, когда солнце заслоняла туча, сыпавшая снег или снежную крупку, таявшую сразу под лучами выглянувшего из-за туч светила.
Выходы в Белое море стали недолгими, на два – три дня. Капитан боялся попасть в хороший шторм, грозивший оледенением снастей и гибелью. В конце сентября поступила команда перейти на стоянку в незамерзающий Мурманский порт. Запасшись хорошими прогнозами на переход, мы 25 сентября снялись с якоря и пошли под парусами на север, в горло Белого моря. Пока огибали Кольский полуостров погода, действительно, была нормальной – дул устойчивый зюйд-ост, небо было безоблачным, и свободные от вахты курсанты на палубе ловили последние теплые солнечные лучи уходящего лета. Я рано лег спать. Проснулся от толчка, меня будил Юрка Горин: – Капитан приказал брать рифы. Поднимаем по списку.
Парусник ощутимо покачивало. Одевшись, поднялся в рубку, подождал остальных. Капитан стоял, внимательно вглядываясь в темноту ночи сквозь стекла рубки. Вахтенный доложил: – Валентин Николаевич, все собрались. Капитан повернулся к нам: – Вот какое дело, моряки. Ветер свежает, нам нужно взять рифы на фоке и гроте. Дело опасное. Я выбрал вас и, надеюсь, вы справитесь. Будьте максимально осторожны!
Мы выбежали на палубу. Парусник, накренившись, шел галсом бакштаг, море шипело у борта. Волны периодически заливали палубу левого борта, именно туда мне первому нужно бежать, вылезти на планширь и по выбленкам вант подняться на салинг, откуда, по обледеневшим пертам, добраться до нока реи. На все это у меня ушло не дольше трех минут. Рядом встали товарищи. По команде вахтенного помощника мы одновременно начали тянуть за фалы рифов мокрое, грубое полотнище паруса. Ветер пытался вырывать из рук брезентовую ткань. Внизу горел красным цветом бортовой огонь, нижняя шкаторина паруса чертила по воде, мешая поднимать его. Сердечко екало, размахи нока были впечатляющими. Страшновато, однако!
Но все обошлось. Нас не отпускали, так как предвиделась смена галса. Капитан в радиорубке вел переговоры по радио, слышимость была неважной.
Капитан вышел и приказал помощнику лечь на новый курс, мы пошли в бухту за мысом Святой Нос – это была закрытая территория, в ней базировались военные суда. Слева мигал маяк мыса. За мысом – небольшая бухта, на входе нас остановил сторожевой катер. После долгих переговоров, так как мы не получили разрешения на заход, нам все-таки разрешили встать в бухте на якорь.
Утром с палубы я увидел недалеко от нас крутую серую скалу, в которой видны были небольшие черные отверстия. На мой вопрос Сергей Павлович ответил, что это гроты, в которых стоят пушки, обороняющие вход в бухту. Простояли двое суток, ждали хорошей погоды. Дни становились все меньше и меньше. Небо было постоянно хмурым, все вокруг было серым. Таким же серым, свинцовым было и море. В конце вторых суток на сопки лег снег, но море от этого не повеселело. На третьи сутки вышли в Баренцево море и, повернув на вест, пошли к Мурманску. На вторые сутки слева показались крутые безжизненные скалы Кильдина, нам нужно поворачивать на юг, входить в Кольский залив. Сопки уже вовсю были покрыты снегом. Мы встали у причала в маленьком рыбацком поселке недалеко от Мурманска. Малолюдное место с серыми деревянными домами, в котором, однако, был клуб, где показывали кино и были танцы. На другой день из Мурманска приехал третий помощник и привез, среди прочего, стипендии за два месяца, которой нам, бывалым мореманам, хватило, чтобы слегка выпить, слегка захмелеть и вечером подраться с местными парнями. Дрались нашими ремнями с бляхами из-за девушек, скорее женщин, из бывших зэчек и ссыльных, которые работали в местном рыборазделочном цехе. Мы победили, нас было больше.
Через пару дней за нами пришел морской буксир, мы с грустью простились с парусником, который сиротливо стоял на фоне грязных скал и серого моря, и не казался таким красавцем, стоял обиженный и покинутый.
В Мурманске нам выдали паек на двое суток, воинские требования на билеты и разрешили, кому по пути, заскочить на сутки домой. Вечером мы сидели в купе поезда Мурманск – Адлер, пили сухое вино, резались в бесконечного дурака. Через двое суток мы были уже в своих кубриках, к нам зашел корреспондент газеты «Молот», сфотографировал меня в искусственной позе рассказчика о былых приключениях лысым, поступившим на первый курс, курсантам. Газеты с напечатанной фотографией были раскуплены и разосланы родным, приятелям, и, конечно, девушкам. Моя семья очень гордилась этим фото и текстом, а девушки у меня не было! И я снова корил себя за то, что потерял прекрасную северянку!
Потом начались тяжелые двенадцатичасовые занятия в мореходке, самоподготовка, приборки, построения, утренние и вечерние переклички, маршировка. Начался второй курс мореходки. Счастливое время продолжалось!
