Сумерки сгущались. Служители стали подниматься на алтарь, зажигая факелы от жертвенного огня. В свою очередь от этих факелов поджигали свои факелы и люди из толпы.
Началось торжественное факельное шествие к священным источникам.
Шествие продолжалось недолго. Вскоре толпа остановилась, полукольцом окружив два больших источника, огражденных плохо обработанными гранитными камнями. От источников исходил тяжелый и неприятный серный запах. Вода в них совершенно не годилась для питья. Никто не мог бы сказать, куда пропадала вода, с необыкновенной силой выталкиваемая из земных недр. Поверхность источников пузырилась и пенилась, но нигде не было видно ни одного ручейка, который вытекал бы из них.
За каменную ограду вместе со жрецом и его помощником прошли только Варий, Сальвий и Афинион. Им предстояло произнести клятвы, нарушение которых, по закону святилища, влекло за собой скорую и неизбежную смерть. Все трое были в головных повязках, в длинных туниках без пояса и с оливковыми ветвями в руках.
По преданию, в древнейшие времена в святилище Паликов применялся особенно жестокий обычай: тот, кто приносил клятву, записывал ее на вотивной табличке60, после чего опускал в воду, и если клятва была верна, то табличка всплывала; если же клятва оказывалась ложной, табличка разбухала и тонула, а клятвопреступника немедленно предавали огню. Считалось, что таким образом богам Паликам приносилось очистительное жертвоприношение за клятвопреступление в посвященном им месте. По прошествии многих сотен лет, когда дикие нравы смягчились и человеческие жертвоприношения были запрещены, в святилище клялись под страхом того, что дававший клятву обязательно умрет, если не исполнит ее.
Первым должен был принести клятву Варий. Он повернулся к толпе и заговорил в наступившей тишине:
– Мое имя Квинт Варий. Многие италики еще помнят обо мне. Я был избранным квестором своего родного города. Квестором Фрегелл был я, когда в Риме славный и мужественный консул Марк Фульвий Флакк хотел внести законопроект о даровании римского гражданства всем жителям Италии. Но надменный и деспотичный римский сенат отказался обсуждать это законное предложение консула в народном собрании и тем самым вызвал негодование в среде италиков, считавших действия сената вопиющей несправедливостью. В моем родном городе дело дошло до настоящего мятежа, который мне пришлось возглавить как человеку, получившему от своих сограждан высшую власть. Поначалу я надеялся, что святое и справедливое дело, начатое нами, найдет отклик в других местах. К сожалению, этого не произошло. Один лишь город Аускул некоторое время отказывался подчиняться римским магистратам, но среди жителей его не было единства. Страх перед Римом заставил их капитулировать. Остальные города Италии заняли выжидательную позицию. Оказавшись в полном одиночестве, Фрегеллы пали после кровавой борьбы. Часть жителей города, в основном стариков, женщин и детей, римляне переселили в область соседней Фабратерии, а других особым судом в Риме приговорили к изгнанию за пределы Италии. Славный же город Фрегеллы римляне сровняли с землей в назидание тем, кто вздумал бы когда-нибудь еще раз выступить против их власти. И вот мы, когда-то гордый и свободолюбивый народ, доживаем свои дни здесь, на сицилийской земле. Двадцать лет мы живем надеждой, что италики воспрянут духом и поднимутся на борьбу за свои права, а мы получим возможность вернуться на родину и возродить свой разрушенный город. Но Италия забыла о нас. Так называемые италийские союзники римлян, столько сделавшие для них, чтобы они властвовали над миром, окончательно смирились со своим унизительным положением. Не скрою, когда-то мною владела присущая всем свободным гордыня, не позволявшая мне протянуть руку рабам, чтобы плечом к плечу с ними сражаться, по сути, за общее для свободных и рабов дело справедливости. Но я подавил в себе эту спесь, присущую всем свободным, и под Капуей примкнул к храброму Минуцию, поднявшему кампанских рабов на борьбу за освобождение. Вы знаете уже, что это восстание потерпело поражение. Минуций пал жертвой низкого предательства. Одного негодяя-предателя оказалось достаточно, чтобы загубить дело, обещавшее стать великим. Впрочем, и сам Минуций совершил роковую ошибку. Он действовал в пределах одной только области, из-за чего лишен был поддержки многих тысяч рабов, стонущих в цепях по всей Италии. Здесь же, в Сицилии, у нас появилась возможность применить тактику одновременных восстаний в разных местах острова. Такая тактика приведет римлян в расстерянность. В этой горной стране мы всегда сможем найти укрепленные самой природой места, чтобы успешно противостоять даже очень сильному врагу. Словно по воле богов собрались вы сегодня вместе со всех концов Сицилии, этой благодатной земли, которая по праву принадлежит вам, и вы сами должны установить здесь свой порядок. Нужно только использовать сложившиеся счастливые обстоятельства. Подумайте сами, в каком неблагоприятном положении находятся сейчас римляне, наши враги. Они терпят поражение за поражением в войне с кимврами. Недалек день, когда непобедимая лавина северных варваров хлынет в Италию и сметет с лица земли этот надменный народ, возомнивший себя повелителем всего мира. Если мы восстанем, сбросив с себя позорное рабское ярмо, тысячи угнетенных присоединятся к нам, и вся Сицилия окажется в наших руках. Поистине все готово для нашей победоносной войны во имя собственных интересов. Здесь, перед этими священными источниками, я торжественно клянусь, что первым подниму знамя восстания за святое дело свободы. Пройдет совсем немного дней, и все вы услышите обо мне, услышит вся Сицилия. Так поддержите и вы меня, поклянитесь, что при первых же слухах обо мне и моих товарищах вы тоже, где бы ни застала вас эта весть, возьметесь за оружие. Если сделаете это, победа наша будет обеспечена.
– Клянемся!.. Именем богов, клянемся!.. – раздались со всех сторон десятки голосов.
Верховный жрец Паликов еще до того, как Варий закончил свою подстрекательскую речь, с трудом скрывая охватившее его негодование, тихо сказал стоявшему рядом помощнику:
– Я чувствую себя соучастником подлого рабского заговора. Этой же ночью поедешь в Сиракузы и сообщишь римскому претору обо всем, что здесь произошло.
– Я все понял, господин. Сделаю, как ты сказал, – так же тихо отозвался помощник жреца.
По окончании своей речи Варий приблизился к верховному жрецу, который держал в руке табличку с начертанными на ней особыми словами клятвы.
– Наверное, ты не знаешь обычая, – произнес жрец, понизив голос и опустив глаза. – Если по какой-нибудь причине ты не сможешь выполнить данную тобой сегодня клятву, то святилище должно будет подвергнуться очищению. Тот, кто приносит клятву у священных источников, должен представить поручителя, который совершит очищение за свой счет, если с тобой случится несчастье.
– Я знаю обычай, святой отец, – отвечал Варий, устремив на жреца мрачный взгляд. – К сожалению, у меня нет состоятельного поручителя, который смог бы совершить дорогостоящий обряд очищения. Человек я бедный, и у меня нет богатых родственников и друзей. Но ты можешь не беспокоиться. Я выполню свою клятву.
Жрец открыл было рот, чтобы возразить, но фрегеллиец решительно остановил его:
– Ты сам видишь, что эти обездоленные люди замерли в благоговении и ждут, когда я произнесу слова клятвы, которую они с верой в душе будут считать нерушимой. Ты поступишь очень благоразумно, если не станешь мне мешать сделать это только из-за отсутствия у меня поручителя…
В словах Вария прозвучала скрытая угроза, и жрец почел за благо уступить человеку, речь которого уже произвела сильное впечатление на толпу, способную в своем возбуждении на что угодно.
– Хорошо, – сказал он. – А теперь подойди к источникам и, потрясая ветвью, повторяй за мной каждое сказанное мною слово.
Варий повиновался и, приблизившись к источникам, медленно и торжественно стал произносить слова клятвы, которые подсказывал ему жрец.
В это время Мемнон говорил Требацию, расточая похвалы фрегеллийцу:
– Можешь не сомневаться, скоро его имя будет у всех на устах. Он не только храбр. Он мыслитель, он стратег, продумавший наперед все свои действия…
Между тем Варий произнес слова клятвы (она была краткой) и вышел за пределы священного участка, смешавшись с толпой.
Незнакомые люди пожимали ему руки, высказывали пожелания удачи и сами клялись всеми силами способствовать общему делу.
Место Вария у двух источников занял Афинион, который начал свою речь словами:
– Мое имя Афинион и родом я из Киликии…
В это время Мемнон, а вслед за ним и Требаций пробрались сквозь толпу к Варию.
