На семинар собрался весь цвет Физического института. Я показал свои данные, а также проанализировал публикации по переносу энергии. В ходе обсуждения было найдено полное взаимопонимание. Подытоживая дискуссию, Галашкин выразился так: «Мы видим, что результаты, полученные докладчиком, представляют большой интерес. Никишину удалось обнаружить ряд новых эффектов, которые необходимо учитывать всем исследователям в опытах по измерению переноса энергии. Кроме того, получены важные данные по использованию этого физического явления для изучения биологических макромолекул. Вместе с тем, хотелось бы заметить, слишком критическое отношение докладчика к модели Форстера не конструктивно».
Положительное мнение специалистов, присутствовавших на семинаре, не могло, однако, сыграть никакой роли для ВАКа. Более того. Незадолго до семинара мне позвонили из экспертного отдела ВАКа и попросили приехать. Оказалось, что экспертный совет поручил одному из сотрудников провести со мной переговоры. Его устами мне было предложено самому снять диссертацию с рассмотрения: «Видите ли, уважаемый Викентий Леонидович, при всем к Вам расположении экспертного совета, мы не можем пойти против Президиума ВАК в лице академика Галашкина. Мы очень просим Вас не обострять ситуацию, выводя ее на уровень Президиума, и рекомендуем временно забрать диссертацию. Вы сможете тогда внести в нее коррективы, убрать те фразы, которые бросают тень на академика, а потом, пожалуйста, можете подать вновь». Сначала я ответил отказом. Но обаятельный сотрудник ВАКа в шикарном импортном костюме тут же по-товарищески предложил чаю с печеньем, усадил меня в свое кресло, а сам присел на край полированного стола. Он поведал о своей прошлой научной работе в области биохимии, живописал трудности работы в ВАКе и доверительно сообщил, сколько бездарных диссертантов приходится пропускать, так как у них бывают высокие покровители. Потом стал расспрашивать о моей работе. Я отвечал поначалу кратко, но, видя в глазах собеседника живой интерес и полное внимание, увлекся и трепался битый час. Собеседник переспрашивал, поддакивал, одобрял и советовал, советовал, советовал… Фальшивосоветчик. В конце беседы он ловко вернулся к исходному вопросу. Тут уж упираться было неловко; скрипя сердце и чувствуя неладное, я «временно» забрал диссертацию.
Божественный наркотик. Защита на бис
Это самое «временно» обернулось в 4 года. Когда я, исправив мелкие огрехи и убрав сильные выпады в адрес теории Форстера-Галашкина, попытался подать диссертацию в ВАК, меня уведомили, что принять ее никак нельзя: «Забрал – значит забрал. Нужно диссертацию перезащитить». Я ткнулся в ученый совет МГУ, но председатель совета побоялся повторно наступить на те же грабли и отклонил просьбу. Предлог был логичный: «Биофак МГУ уже высказался положительно и не собирается дублировать решение. Нужно перезащитить работу в другом совете». Я обратился в другие советы, но везде получил отказ под благовидными предлогами.
Тогда я решил вообще плюнуть на защиту. И начал новую серию работ по изучению трансформации ЭВС в биоструктурах. Я вывел несколько формул, описывающих ряд спектральных явлений, и осуществил их проверку. В этом было много риска и траты времени, так как обычно из десяти смелых теорий девять ошибочны (трусливые теории ошибочны все). Причина успеха – размышление, причина ошибки – тоже размышление. Но желание избежать ошибки приводит к параличу желаний. Желания – обман; но есть кое-что похуже обмана: неясность желаний.
Я действовал по принципу: не отвергай ошибочного, но переработай в правильное и примени. Я был настолько поглощен работой, что молекулы и фотоны снились мне по ночам. Иногда посередине ночи просыпался в озарении или сомнении, хватал тетрадку, быстро рисовал схемы, строчил формулы, подставлял численные значения, а потом днем проверял в опытах. Так уж устроен научный поиск: размышляешь, считаешь, ставишь эксперименты, огорчаешься, радуешься, мучаешься в догадках, сомневаешься… Кольцо мудрости: от созерцания к размышлению, от размышления к знанию, от знания к действию, от действия к созерцанию. Если в итоге что-то получается, то возникает приятное чувство удовлетворенного всемогущества. О, творчество! Божественный наркотик, дающий власть над миром и пространством. Творчество – вдохновенное рабство. Оно зарождается в страданиях и умирает в заботах.
Понять что-либо – значит, в конечном счете, перестать задумываться. Знание – камень преткновения на пути к новому знанию. Кто подвергает знание сомнению, тот обретает новое знание. Кто чужд сомнений, тот провалится в трясину заблуждений. Когда начинаешь заниматься темой достаточно плотно, читаешь, размышляешь, ставишь опыты, то со временем начинаешь понимать, что всё не совсем так, как это преподносится, а частенько – совсем не так. Научная истина торжествует одно мгновение, в момент открытия, а затем медленно и мучительно умирает в учебниках. Не зря мудрецы говорят: человек нашел истину, а Бог улыбнулся.
Волей-неволей начинаешь придумывать что-то свое. Не верьте ученым: они выдумщики; но верьте науке: она правдива. Новое создается равным образом как из утверждения, так и из отрицания. Ученый должен уметь найти необыкновенное в обыкновенном и обыкновенное в необыкновенном. Две важнейшие проблемы: увидеть проблему и решить проблему. Но одна решенная проблема рождает несколько новых. Проблемы размножаются в геометрической прогрессии. Главное – найти верный метод решения. Идея вдохновляет, опыт исполняет, метод царствует.
Наука создает порядок в мозгах и в окружающей действительности. Она подобна стройке: кирпичи фактов по планам фантазий цементируются гипотезами, образуя храм истины. Наука строится из воздушных замков аксиом, гипотез и допущений, оберегаемых бастионами опытов, законов и доктрин.
Аксиома – кирпич успокоения для слабых мозгов. К сожалению, нет никаких научных истин; есть только правдоподобные рассуждения. Увы! Бездоказательные утверждения встречаются в науке сплошь и рядом; более того, без них, то есть без гипотез, науки нет. Не зря один философ сказал: сначала что-либо докажи, потом это опровергни, затем отбрось доказательства и почувствуй гармонию противоположного.
Инга, долгое время морально поддерживавшая меня, начала сомневаться: «Кеша, а ты не ошибся ли, когда ставил свои опыты и критиковал Форстера?». – «Надеюсь, что нет. Ведь я не отвергаю его теорию совсем. Говорю лишь о том, что заметный резонанс может возникать только при близости молекул, на расстоянии до 10 ангстрем, а не 100 ангстрем, как думал Форстер». – «А что такое резонанс?». – «Резонанс это когда колебания в одном объекте вызывают такие же колебания в другом». – «А ты не мог бы пояснить это на примере?». – «Пожалуйста. Если энергетические уровни одной молекулы совпадают с таковыми у другой, то между ними возможен перескок энергии». – «А по наглядней можно?». – «Конечно. Вот, к примеру, если на одной стороне нашего городка кто-то пукнет, а на другой – обрушится мост, это и будет форстеровский резонанс». – «Фу, как грубо!». – «Зато наглядно. Теперь поняла?». – «Поняла. В отличие от Форстера, ты утверждаешь, что мост обрушится лишь тогда, когда он рядом. Слушай, а может лучше оставить всю эту физику, переключиться на проходную биологическую тему и сделать нормальную диссертацию, как все делают?». Я пытался отшутиться: «Есть три рода занятий: делать то, что все делают; это удобно, но это скучно; делать то, что никто не делает; это престижно, но опасно; лучше – совсем ничего не делать; это мудро».
Не смотря на понимание, в чем заключается мудрость, я 4 года пахал как трактор. Это было самое разумное, что можно было делать, ибо пахал-то я за идею. Глупый работает на умного, умный на себя, мудрый на всех, но ни на кого в отдельности.
Инга смирилась и даже не жаловалась на душившую нас нищету. Терпение – краеугольный камень жизни. Когда Инга защитила собственную кандидатскую, ее терпение лопнуло: «Кеша! Хватит ковыряться в проблемах! Ты наплодил кучу детей и должен их достойно содержать. Без защиты тебе повышения зарплаты не видать. Дай мне свой диссер. Моя шефиня в Москве – председатель ученого совета…». Я перебил: «По блатной дорожке не пойду. Кто пойдет прямо, дойдет до цели, а кто пойдет криво, дойдет до позора». Инга рассердилась: «Придурок! Причем здесь блат? Шефиня даст почитать диссер специалистам. Если одобрят, выйдешь на защиту, а не одобрят – пойдешь на стройку кирпичи таскать».
Я переписал диссертацию, включив туда новые данные. Инга отдала ее шефине, а та – трем специалистам, докторам наук. На мое счастье никто из них не был приверженцем Форстера. Один из них не только дал хороший отзыв на диссертацию, но и предложил мне написать на ее основе книгу, пообещав рекомендовать для издания.
Повторная защита прошла на ура. Отзывы оппонентов, ведущей организации, специалистов и членов защитного совета были исключительно хвалебные. Меня хвалили за то же самое, за что несколько лет назад ругали. Верность гипотез проверяется не столько опытом, сколько временем. Меня так хвалили, что я подумал, что я уже умер.
